Рота, подъем!

– Умный ты, как я погляжу.

– Был бы умный – промолчал.

– И то верно. Иди отсюда. Нет у меня для тебя аккордов. Гуляй.

– Есть.

И я действительно пошел гулять. По части, в офицерском городке, посидел в "чепке", в детском кафе офицерского городка. Каждый, кого я встречал, старался расспросить меня, как "это было". Всех очень радовало, что нашелся кто-то, кто смог высказать командиру части, старшему офицеру в лицо все то, что у многих было на душе и не имело права прорываться наружу. Каждый мне желал удачи, понимая, что в такой ситуации я могу просидеть в части до конца месяца и уйти последним из всех.

Солдаты роты разведки вернулись после моего разговора с кэпом в расположение в ужасном настроении и устроили настоящий дебош с избиением "духов". Устроили в то время, когда полковник Андронов решил проверить состояние дел в казармах и застал молодого солдата с фингалом. Вся рота единогласно утверждала, что они занимались рукопашным боем и солдат, защищаясь, упал на табурет, потому что им, разведроте, не предоставлено место для тренировок. Андронов договорился со спортзалом, расположенным рядом с тренажерным корпусом, и солдаты показали на следующий день полковнику и приглашенному им командиру части настоящее боевое шоу с прыжками, выбиванием ножа и прочей атрибутикой. За все время моей службы единственный раз, когда была попытка обучить личный состав искусству рукопашного боя, был день занятий, организованный прапорщиком

Змеевым по собственной инициативе. Через три минуты занятий в расположении рот офицеры батальона, включая самого комбата, начали показывать друг другу приемы, которым они обучились в школах, на секциях и в уличных драках. Солдаты, поглазев несколько минут, медленно разошлись, и единственный урок был окончен. Но подготовленное с вечера шоу разведроты произвело на Андронова особое впечатление.

– Подполковник, ты видел какие орлы? Все дембеля?

Оказалось, что треть участников шоу были молодыми солдатами, что еще больше обрадовало проверяющего.

– И опыт свой передать смогли. Молодцы. Уволить всех в запас.

Всех, кто отслужил. Молодцы. Образцовая рота. И с залом я договорюсь, чтобы два раза в неделю разведрота могла тренироваться и повышать свою боеготовность.

Время тянулось. Уже ушел Боров, ушел Абдусаматов, так и не доделав новый дембельский альбом, уже уехал Хабибулаев. Прощание с каждым из сослуживцев давалось мне и тяжело, и одновременно радостно. Я радовался за ребят, но считал уже не дни или часы, а минуты. Мне казалось, что прошли года, а заканчивался только третий день после моего последнего общения с командиром части. Уже солнце начало склоняться, когда я решил снова подойти к командиру роты.

– Товарищ старший лейтенант, может быть пора меня домой отпустить?

– Это ты меня спрашиваешь? Не я, а ты кэпу нахамил.

– И теперь он меня никогда не уволит?

– Пойдем, прогуляемся, сегодня днем на совещании у командира было чудесное настроение, вдруг получится.

– Что получится?

– А не знаю я, что получится? Увидим. Только я тебя прошу – помалкивай.

Кэпа мы нашли около столовой. Подполковник разговаривал с тремя офицерами, но, завидев нас, решил быстро уйти, как бы не замечая приближающихся.

– Товарищ подполковник, товарищ подполковник, – окликнул его ротный, – разрешите обратиться?

– Обращайтесь, товарищ старший лейтенант.

– Отпустить Ханина? Он осознал и признает свою неправоту и раскаивается в содеянном.

– Признает? Что он тут вообще делает? Я сказал тебе, что видеть тебя не хочу? Сказал?!

– Товарищ подполковник, он, правда, осознал. Я провел воспитательную работу.

– Что ты провел? Он меня во взяточничестве обвинил. Обвинил, Ханин?

– Молчи, молчи, – тихо требовал от меня подчинения ротный.

– Нет, пусть он скажет. Он обвинил меня, что я не дал солдатам каких-то там сорок рублей?

– На каждого, – не вытерпел я. – Сорок на три захода по двадцать шесть… Конечно, три тысячи деньги не большие…

– Заткнись!! Старлей, убери его от меня. Лучше убери, а то я его убью. Или отправлю, в конце концов, на "губу".

– Товарищ подполковник, так я и на "губе" спать буду. Какая разница, где ничего не делать?

– Уйди от меня, уйди с глаз долой.

– Молчи, молчи, я тебе сказал, – причитал ротный. – Это у него нервное, товарищ подполковник, после эксперимента. Давайте ему еще один маленький аккорд дадим.

– Не буду я никаких аккордов делать. Один, потом второй. Не верю я.

– Это ты с ним работу провел? Он со всеми вплоть до командира части препирается.

– Товарищ подполковник, мне Кучкарову надо аккорд дать…

– Дай. Пусть бордюры от столовой до казармы покрасит.

– Он один не справится. Я ему в помощь Ханина дам.

– Старлей, делай, что хочешь, только, чтобы я этого, – кэп показал на меня пальцем, – больше не видел.

– Пойдем, пойдем, – подталкивал меня ротный, пока я снова ничего не ляпнул командиру полка. – В роте поговорим.

Командир роты убедил меня, что аккорд всего на час времени, что белила и кисточки Кучкаров уже получил и надо по-быстрому после отбоя все сделать. Сменив кисточки на швабры, мы с Кучкаровым минут за сорок покрасили бордюр, который из серого сразу превратился в белоснежный.

– Все равно я им не верю, – сказал узбек.

– Веришь, не веришь. Не дергайся. Уйдешь. Максимум я скажу, что ты все один делал. Мне уже терять нечего.

Утром новоиспеченный комбат Дашков пришел на службу с пятилетней дочкой. Девочка прыгала на одной ножке, кружилась, рассматривая, как приподнимаются полы ее платьица, и радовалась жизни, как могут радоваться только дети. От вида прекрасного ребенка мое настроение сразу улучшилось.

– Тебя как зовут, красавица? – спросил я.

– Машенька.

– Машенька. Это хорошо. А во что ты играешь?

– В слоники, – сказал Прохоров и захохотал старому солдатскому анекдоту, по которому требующий слоников ребенок перестал рыдать только после того, как его папа – командир мотострелковой роты – дал солдатам команду "Газы!"

– А ты папу и маму любишь, Машенька? – не обращая внимания на

Прохорова, снова спросил я.

– Люблю.

– И я своих папу и маму люблю. Давай мы с тобой вместе попросим товарища капитана отпустить меня к моим папе и маме?

– Давай, – радостно ответила девочка и посмотрела на своего отца, который вышел к концу нашего диалога на чисто убранное крыльцо.

– Подпишу, подпишу, – капитан явно был чем-то доволен. – Скажи командиру роты, пусть мне рапорт на тебя подаст. Я с кэпом поговорю, скажу, что ты все выполнил.

Дембельский караул

Командир роты пришел в казарму во второй половине дня.

– Товарищ старший лейтенант, капитан Дашков сказал, что подпишет рапорт.

– Подпишет, значит, подпишет, – ротный был чем-то озабочен. -

Сейчас напишу на тебя и Кучкарова. Давай военный билет. Завтра в штабе заберешь.

Утром следующего дня я пришел в строевую часть полка. Мне было уже все равно, дадут мне документы или нет. Ротный сказал зайти – я зашел, не сильно надеясь на положительный исход. Что-то подсказывало мне, что просто так я не покину часть. За столом сидел ухоженный писарь полка и производил впечатление очень занятого человека.

– Крылов, где мои документы?

– Туточки.

– Туточки-тамочки. Все оформил?

– Нет. Не оформил. Приказ кэпу печатаю. Сейчас закончу, подпишет и тогда уж… Посиди. Тебе спешить некуда.

– Домой, домой спешу, родной. Давай, не задерживай дембель.

Крылов закончил стучать пальцем на печатной машинке, вытянул из каретки листы, вынул копирку и, выгнав меня из строевой части, поднялся в кабинет кэпа. Спустился писарь от командира части с лицом, напоминающим дыню.

– Ты чего такой? – спросил я его. Шестое чувство, именуемое по-другому – интуицией, сжало область солнечного сплетения, как перед сдачей экзамена с невыученным материалом.