Рота, подъем!

– Лады.

Зарубеев погулял еще пару часов по части, а я пошел побродить с

Олегом в город. Патрули нам не встречались, и я отправив друга на железнодорожную станцию вернулся в часть.

В тот же день после обеда два с половиной десятка человек стояли перед главным учебным корпусом курсов "Выстрел". Расхаживая перед строем, начальник штаба полка распинался двум полковниками-медиками о том, каких орлов он предоставляет им для проверок.

– Почти все "дембеля", отличники боевой и политической. Вот этот сержант, Ваш земляк, будет у них старшим, пока не подойдет лейтенант

Мальков. Вы им объясните, что к чему. А вам, товарищи солдаты, сержанты, я обещаю, что как только все закончится, все, кому положено по сроку службы, уйдут домой. Вот так, значит. Слово офицера даю.

Полковники, рассказав, что они проводят специальный правительственный эксперимент, изученный в военно-медицинской академии имени Кирова в Ленинграде, рассадили нас по разным тренажерам и запустили программу. В детстве я очень любил играть в автоматах в "Морской бой". Стоя на небольшой подставке, я прижимался всем лицом к резиновой оболочке "перископа", крепко держа в руках ручки с блестящими металлическими кнопками посредине. Нажал на кнопку, и зеленая ракета полетела в направлении корабля

"противника". Я так натренировался, что не пропускал ни одного корабля. За весь срок службы в армии я не мог и предположить, что перед увольнением в запас мне придется вернуться к тем детским годам. Тренажерный аппарат отличался от игрового только тем, что ручки были не в стороны, а являлись частью основного комплекса, как на БМП, да картинка на экране вместо цветной была черно-белой. Все остальное было как в детстве. Большой палец правой руки – выстрел, левой – пулемет. Нажал, и пунктирная линия, пересекая черное поле, стремится в сторону эмулятора мишени. Через день мы все знали, когда появится на экране танк, а когда мишени противника, и с готовностью поворачивали триплексы тренажеров в нужном направлении, ожидая мишень и выполняя "норматив" на твердые пять баллов. Третий день прошел в скучной обстановке. Все уже наигрались и, обсуждая и ругая

Президента США, уже покинувшего столицу СССР, ждали следующего дня.

И вот он наступил. Я привел солдат и сержантов к учебному комплексу, мы вошли, и улыбающийся полковник провел инструктаж.

– Сначала мы измерим всем вам температуру, давление и дадим по таблеточке. Не бойтесь, ничего страшного с вами не произойдет.

Подождать надо будет полчасика. За это время мы попросим вас по очереди пройти тест на компьютере, отвечая на простые вопросы. А затем будете стрелять.

Ничего сложного в сказанном полковником не было, и через полчаса мы дружно положили мишени на тренажерах, как делали это три дня до этого.

– А теперь, солдатики, мы дадим вам немного водички. Это витаминная водичка, не бойтесь. Мы все пьем, ждем еще полчасика и опять стреляем.

– Я не буду пить, – сказал мне тихо Абдусаматов. – Нам говорили только про порошок или таблетку. А тут еще что-то.

– Хаким, кончай дурить. Уже все закончилось. Еще немного и домой.

– Я выплюну в горшок с цветком, – ответил солдат и отошел.

Полковники оказались умнее, чем предполагал узбек. Давая каждому солдату глоток жидкости, они тут же протягивали стакан с водой, которым требовалось запить. Стакан тут же возвращался обратно внимательным офицерам.

Минут через десять началось головокружение. Солдаты сидели на деревянных стульях, облокотившись на прохладные стены.

– Живы, воины? Давайте постреляем.

Уперев голову, чтобы не упала, в резинку триплекса, я отстрелял всю серию, точно свалив мишени. Стрелять было уже тяжелее. По лбу начал стекать легкий пот, затекая в глаза. Но я знал – надо отстрелять. Надо!

– Молодец, сержант, – услышал я сзади голос Малькова. – Тебе за такую стрельбу дополнительный компот положен.

Шутить не хотелось.

– Скорей бы закончить и домой.

– Чуть погодя. Давай всех к медикам.

Собирать солдат было сложно. Кто-то начал кряхтеть, что-то пытался уснуть. Я поднимал дембелей и случайно примкнувших к ним патриотов и отправлял к полковникам.

– Сейчас мы сделаем вам по маленькому укольчику, и все, закончили, – радостно сообщил полковник.

Азиаты загудели как пчелиный улей.

– В чем проблемы? – насупил брови полковник. – Сержант, пошли, поговорим на улицу. Всем три минуты отдыхать. Из комнаты не выходить.

Около двери полковник закурил и вплотную приблизился ко мне.

– Сержант, ты же понимаешь, что это государственный проект особой важности, ты же наш человек, питерский, не мне тебе объяснять всю важность научных экспериментов. Армия, да что армия – страна ждет результатов. Давай, убеди солдат. Тебе проще, ты к ним ближе, и я вижу – они тебе верят. Выручай, за мной не заржавеет.

Что могло не заржаветь за полковником, мне было неинтересно, патриотические фразы офицера на меня действовали куда сильнее. А к этим фразам меня ожидал следующий день. День получения документов.

День окончания срока службы. Я строил в планах, как я получу бумаги и первой электричкой уеду в Москву, а оттуда домой.

– Ребята, – начал я, когда вернулся. – Обломав эксперимент, мы обломаем себя. Мы взялись, а, значит, должны держать свое мужское слово. Нам начштаба дал слово. Слово офицера. И мы ему поверили. Так неужели мы нарушим свое? Несколько дней тому назад мы видели на плацу афганцев – эти парни прошли больше, чем мы, и не испугались.

Или тут есть чмо, которое обкакается от детского укольчика в плечо?

– Это не в зад? – уточнил один из солдат.

– Нет, нет, – подхватил инициативу врач. – В плечо вот такую маленькую штучку и все.

И он продемонстрировал маленький, миллилитров на пять прозрачный одноразовый пакетик и тоненькой иглой на конце.

– А пистолета, как для прививок, у вас нету?

– К сожалению. Но это идея. В другой раз такой и возьмем.

Молодец. Вставай первым.

После уколов надо было переждать еще полчаса, но реакция началась намного раньше. К общей слабости и тошноте подошла настоящая рвота.

Подготовленные медики раздали полиэтиленовые пакеты. Пот лил градом, хотя в помещении не было жарко. Солдаты с трудом сидели на стульях, безостановочно прижимая пакеты к лицам для выплескивания туда очередной порции рвоты. Я подошел к Малькову.

– Товарищ лейтенант, когда стреляем? Я свалюсь.

Мальков бодро подскочил к медикам.

– Товарищ полковник, пора, пора. Полчаса уже прошло.

– Уже? Ну, давайте, давайте.

Мне сменили пакет и, с трудом встав со стула, я поплелся на качающихся, ватных ногах к тренажеру. Буквально рухнув на кресло, я уперся лбом о резинку и прошептал:

– К бою готов.

Довести серию до конца я не смог. Живот, который до начало сессии только болел, начало крутить с такой силой, что мочи держать в себе остатки завтрака, еще не выброшенного рвотой, я не мог.

– Мне на очко надо…

Ноги слушались совсем плохо. С трудом встав с кресла и оттолкнувшись от него рукой, качаясь, я добрел до туалета и услышал рвотные позывы, которые неслись со всех сторон. Практически в каждой кабинке сидел солдат. В советской армии, даже в учебном корпусе для офицеров, кабинки туалета не оборудованы унитазами. Металлическое отверстие, именуемое "очком", это финальное завершение мысли (или, вернее, ее отсутствия) армейского дизайнера, не предоставляет возможности для длительного сидения, но встать с корточек самостоятельно я уже не мог. Пот со лба лил так, что казалось, будто я нахожусь под душем. Совершенно пустой желудок изрыгал желтую с добавками зеленого желчь, анус не закрывался, изрыгая все нечистоты.

Полная очистка организма, которую обещали медики, шла по утвержденному плану. Эксперимент над кроликами в виде военнослужащих удался. В таком состоянии воевать было невозможно. Но я не думал о том, что будет с тем, кто примет подобный препарат во время боя. Я пытался сообразить, как мне встать. Ноги не слушались, руки с трудом держали полный рвоты пакет, но голова соображала с абсолютной ясностью. Я никогда не думал, что человек может лицезреть свое полное ничтожество. Видеть, осознавать и понимать, что он не в силах что-то изменить.