Страница 39 из 57
В той самой библиотеке, директором которой был доктор Гебэссер, Кандтлер отыскал в общем-то поверхностную книгу бельгийского историка-мракобеса по имени Клаудиус Лактанс, граф Хомпешский, датированную 1895 годом, которая в одном из своих разделов цитировала пассажи из комментариев Нани к рукописи Ах-Мери. Книга Хомпешского называлась «Истинная Библия». Написана она была поверхностно и небрежно, но ее оказалось достаточно, чтобы взволновать Солимана Людвига и его друзей, ибо в ней напрямую высказывались их тезисы о книге, в которой объясняется Тайна Мира. Как назло, во-первых, в хомпешской книге (Симон Лист в одном из своих писем назвал ее даже «халтура») цитата из комментария Нани была настолько неточной, что нельзя было различить, где комментарий Нани, а где цитата из Ах-Мери, во-вторых, не было указано, как и где Хомпешский обнаружил произведение Нани, то есть анонимное издание 1704 года.
И все-таки после этого усилиями доктора Гебэссера удалось выяснить, что существовало еще три экземпляра издания 1704 года: один в библиотеке Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, один в Ягеллонской библиотеке в Кракове и один в Британском музее. Британский музей высказал готовность сделать с него для доктора Гебэссера фотокопии.
Обо всем остальном Антон Л. Мог только догадываться: возможно, что 25 июня господин Кандтлер узнал, что фотокопии – это был наверняка довольно объемный пакет – уже прибыли. Чтобы их получить, ему нужен был его библиотечный билет-свидетельство (хотя директор доктор Гебэссер был его другом, или он тем временем ушел в отпуск?), который по какой-то причине находился у Солимана Людвига. Чтобы узнать, о какой библиотеке шла речь, Антон Л. должен был найти этот билет.
«Кандтлер, наверное, предполагал, что Людвиг носит его с собой, иначе было бы совершенно бессмысленным подсовывать это сообщение под дверь уже после закрытия магазина», – размышлял Антон Л. Кандтлер рассчитывал на то, что Людвигу «не позднее, чем в половине десятого» не придется снова возвращаться домой, чтобы взять там это свидетельство-билет. К тому же во время работы магазина это вообще навряд ли было возможно. Поэтому нужно всего лишь порыться в сумке у Солимана Людвига. И билет оказался там: выписанный на имя Хорста Кандтлера, действительный для отдела раритетов Государственной библиотеки, подписанный доктором Гебэссером.
Антон Л. снова засунул читательский билет в сумку исчезнувшего Солимана Людвига. Государственная библиотека находилась как раз на половине пути от квартиры Солимана Людвига к гостинице, неподалеку от того места, где не так давно Антона Л. напугали коровы. Уже много лет Антон Л. не бывал в Государственной библиотеке, но внутреннее ее расположение он себе приблизительно представлял, потому что во времена, когда он работал в издательстве, ему время от времени приходилось по работе туда заходить.
Привычным способом – с помощью ломика – он проник в большое, классическое здание. Табличка-указатель рядом со входом сообщала: отдел раритетов находится на третьем этаже. Там, Антону Л. пришлось затратить некоторое время на поиски, он уже почти смирился с мыслью, что пакет находился где-то в другом месте, возможно, в отделах «Выдача книг» или «Межбиблиотечный абонемент». Но затем оказалось, что пакет – целая картонная коробка – лежит на письменном столе в кабинете директора доктора Гебэссера. К коробке прилагалась записка: «Для господина Кандтлера. Будет забрано 22.06.» Рядом лежал счет. Господину Кандтлеру нужно было заплатить 120 марок.
Антон Л. уселся в кресло господина директора доктора Гебэссера и открыл коробку. В ней лежала толстая пачка фотокопий. Первая страница оказалась обильно исписанным титульным листом. На нем от руки были написаны данные об издателе: «Г.Б.Нани, Венеция», здесь же пометка библиотеки, длинный номер и штамп Британского музея. И тут наступил шок: книга – и это Антон Л. мог бы предположить заранее – была написана на латыни.
В гимназии Антон Л. латынь изучал. Он вообще был не первым учеником, а в латыни и вовсе последним. За все годы он так ни разу и не применил свои познания в латинском языке. Он снова сложил все листы в коробку и ушел. Но на следующий день вернулся и приступил к работе. Он вспомнил, что в читальном зале на втором этаже стояли словари. Он принес – ему пришлось сходить дважды – семь томов фолиантов «Tesaurus Linguae Latinae», а когда он понял, что этот словарь для его цели слишком уж подробный, тем более, что доходил он всего до буквы «М», принес карманный латинско-немецкий словарь Лангеншайдта. Сначала нужно было переводить глагол, это Антон Л. еще помнил. Значительную помощь оказала и «Латинская грамматика» Войт-Цинсмайстера, в приложении которой были приведены все самые употребительные неправильные глаголы.
Ему казалось, что он расшифровывает какой-то код. Трудности убывали по мере достижения прогресса в работе. Каждый день один или два часа Антон Л. работал в удобном кабинете доктора Гебэссера. Поначалу он переводил письменно, это значит, что он печатал переведенный текст на пишущей машинке доктора Гебэссера, которая стояла на маленьком столике рядом с большим письменным столом. Примерно через тридцать страниц Антон Л. решил на этом сэкономить и стал писать лишь самые сложные предложения – перевод которых требовал больших усилий – между строчками прямо в оригинале. Во всяком случае, так все же было быстрее. В конце августа Антон Л. мог с чистой совестью сказать, что латинский текст Джованни Баттисты Нани он уже прочитал. При этом чтение было, скорее, скучным. Метр Нани ударился в бесконечные философские спекуляции, прерываемые моралистическими проповедями, в которых автор явно стремился не допустить никакого сомнения, что он твердо и непоколебимо стоит на платформе римско-католической веры. Правда, остальной текст свидетельствовал об этом недостаточно: он был, скорее, тайным янсенистом, поскольку вообще неохотно высовывался за границы христианских святынь.
Упоминания об Ax-Мери (Нани называл его Альмириус) были весьма туманными. Во второй книге – текст ее был несколько интереснее – Нани рассказывал историю Ax-Мери, но так, что здесь снова можно было определить: Нани пытался отмыть Ax-Мери от подозрений в измене христианской вере и в ереси. Нани утверждал, что Ах-Мери умер, будучи аббатом некоего монастыря. Совершенно ясно, что это было выдумкой, ибо Нани, с одной стороны, не конкретизировал, о каком монастыре шла речь, с другой же стороны, он сообщал, что просмотрел документы какого-то монастыря.
Последние четыре страницы оказались решающей находкой. «Если бы я это знал, – сказал себе Антон Л., – то не стал бы читать предыдущие 236».
Последние четыре страницы были написаны на старонемецком языке, напечатаны другим шрифтом и наверняка не относились к труду Нани. Можно было с уверенностью сказать, что автором этого приложения был не Нани.
Четыре страницы гласили:
«Во время карнавала a
В Венециюна время карнавала стекался всяческий народ, от благородного до низкородного, облаченный в маски. У гофмейстера принца не возникало никаких возражений против того, чтобы и принц надел такую же маску, ибо посчитал это безобидными проказами, склонность к которым молодые люди проявляли во все времена. Дабы не оставлять молодого господина одного, граф фон Цвайффель должен был всеми правдами и неправдами также облачиться в маску. Однако молодой господин принц небывало высоко оценилобычай сиих людей танцевать на площадях в сопровождении прекрасной музыки, какую, с другой стороны, не так уж часто можно услышать в замках благородных господ, хотя на площадях тех музицировали лишь только простыегондольеры и мелкий люд или даже нищие. К концу карнавала принц столь рьяно ударился в танцы, что у его господина гофмейстера, едва тот вышел из дома, говоря другими словами, перехватило дыхание. И принц сказал: «Пусть карнавал длится всего несколько дней, но даже сенаторы и патриции могут никем не узнанные смешаться с остальными танцующими, дабы окунуться в сие наслаждение. Посему принц отправился один.