Страница 38 из 53
Но Пархем надеялся, что все обойдется. Через несколько дней герцог возвращается в Лондон. Надо стиснуть зубы и перетерпеть. В конце концов, могло быть и хуже.
Герцог умен — гораздо умнее многих столичных щеголей, с которыми приходилось иметь дело Пархему. Это, безусловно, минус. Зато не интересуется деньгами, а хозяйственные вопросы нагоняют на него скуку — это несомненный плюс.
Конечно, Стоксберри-Хаттон — не курорт. Но герцог, как умный человек, понимает, что шахта и фабрика не могут быть похожи на Лазурный берег. Тем более что стараниями Пархема с Хетфилдом и та и другая приведены в относительно приличный вид. А деревенский судья, хорошо знающий, с какой стороны у бутерброда масло, пообещал, что никаких делегаций недовольных герцог не увидит.
«Так что все выйдет по-моему, — довольно думал Робинсон Пархем. — И даже эти три мерзавки дела не испортят!»
Да, девчонки больше не опасны. Самую задиристую и наглую — дочь Фенвика — герцог забирает с собой в Лондон, а остальные без нее присмиреют.
«Повезло герцогу, — думал Пархем, — лакомый кусочек отхватил! Хороша девка! Но все же не лучше моей цыганочки».
Черт побери, вспомнить только, как девица шипела на него, словно кошка, и черные глаза ее пылали огнем ненависти! Пархем ехал дальше, в голове его рождались самые дикие похотливые фантазии.
Он мог заполучить любую женщину с фабрики или с шахты, но с недавних пор власть над этими несчастными, запуганными созданиями его больше не привлекала. Ему надоели тощие тела, бледные лица, слезы и жалобные мольбы. Что толку истязать тех, кто привык к покорности? Сломать сильный характер, превратить смелую и гордую женщину в бессловесную рабыню — вот истинное наслаждение!
Пархем представлял себе Софронию, распростертую перед ним во прахе: волосы ее, черные как ночь, разметались по земле; униженно целуя ему ноги, она молит — нет, не о пощаде, а о том, чтобы господин поскорее сделал с нею все, что хочет…
Мысли Пархема прервал какой-то шорох в кустах. Конь шарахнулся в сторону, и на дорогу вышел человек. Свет луны едва проникал сквозь густые ветви деревьев, но Пархем разглядел на незнакомце странный мешковатый плаще каким-то узором. Лицо ночного путника надежно скрывалось под капюшоном.
Пархем уже полез в карман за пистолетом, но в этот миг прохожий откинул капюшон, и взгляду приказчика открылось знакомое лицо.
— А, это ты! — протянул он с явным облегчением. — Какого черта ты шляешься по лесу среди ночи?
Это были последние слова Робинсона Пархема.
19.
— Мисс, вам помочь раздеться? — спросила миссис Кодиган.
Напоследок окинув спальню удовлетворенным взглядом, домоправительница заглянула в смежную гардеробную — проверить, все ли в порядке и там. Спальня была оклеена новыми обоями и обставлена изящной мебелью в розовых и кремовых тонах. Миссис Кодиган не сомневалась, что герцог одобрит ее старания.
Мэри в гардеробной полулежала в кресле, читая книгу. При виде домоправительницы она поспешно спрятала «Невинные шалости» под полу халата.
— Нет, миссис Кодиган, спасибо, я разденусь сама. А, кстати, где герцог?
Этот вопрос она задала старательно-небрежным тоном, как будто ей до герцога нет ровно никакого дела.
— Его светлость в библиотеке с поверенным, — ответила домоправительница.
Во время разговора миссис Кодиган не спускала любопытных глаз с халата Мэри — должно быть, умирала от желания знать, что надето под ним. Ведь все ночные рубашки юной леди висели на своих местах в гардеробе!
Увы, Мэри не собиралась удовлетворять ее любопытство.
— Они уже заканчивают, — продолжала миссис Кодиган. — Его светлость послал Помфрета за ночным колпаком — значит, скоро ляжет.
Мэри невольно вздохнула — она устала ждать. Неожиданный визит лондонского поверенного запер герцога в библиотеке на весь день… и девушка воспользовалась свободным временем, чтобы прочесть таинственные книги учителя Макдугала, а заодно пересмотреть костюмы, привезенные для нее из Лондона.
Здесь нашлось кое-что новенькое — например, крепкие кожаные ботинки для прогулок по окрестностям Стоксберри-Хаттона и легкий непромокаемый плащ, а также несколько новых платьев. На платья Мэри покосилась с раздражением, вспомнив, как презрительно отозвался герцог о ее лучшем выходном наряде. Она словно воочию увидела, как он нависает, словно башня, над бедной мадам Розенцвейг и не дает ей покоя, объясняя, что и как надо кроить, словно разбирается в этом лучше самой портнихи!
Ближе к ужину Мэри переоделась в одно из новых платьев — красное шелковое с пышными кружевами на воротнике. Поужинала она вместе с герцогом и поверенным, но после ужина, извинившись, поднялась к себе — ей не терпелось дочитать «Историю девственницы» и приняться за «Невинные шалости». Запретные книги, как и обещала Пенни, оказались невероятно увлекательными!
Герцог же вместе с поверенным и клерком скрылся в библиотеке.
Скоро полночь, заметила Мэри, взглянув на каминные часы в стиле рококо. Пора бы уже ему появиться!
— Миссис Кодиган, если мне что-нибудь понадобится, я вас позову, — вежливо сказала она.
Однако пожилая женщина не торопилась уходить. Мэри догадывалась, что миссис Кодиган умирает от любопытства, но демонстрировать ей свой ночной наряд не собиралась. Ведь стоит ей распахнуть халат — и можно прозакладывать душу, что почтенная домоправительница с грохотом рухнет в обморок!
Миссис Кодиган сняла нагар со свеч, взбила подушки и наконец-то направилась к дверям. Мэри вздохнула с облегчением.
Но, к огромному удивлению Мэри, домоправительница вдруг повернула назад и, подойдя к креслу, положила руку девушке на плечо.
— Пожалуйста, — взмолилась она, взволнованно колыхнув необъятной грудью, — пожалуйста, постарайтесь сделать бедного мальчика счастливым!
Мэри открыла рот от удивления.
— Он ведь так одинок! — продолжала миссис Кодиган. — Никого-то и ничего у него нет, кроме книг и этих коллекций! Мать его, бедняжка, умерла, когда он был совсем малышом; отец служил в армии и месяцами не видел сына; а дедушка, старый герцог, был человек суровый, старой закалки, и всякое проявление чувств считал слабостью. Хоть он и души не чаял во внуке, но никогда этого не показывал. А бедному мальчику так не хватало ласки и любви!
— Вы о герцоге Уэстермире говорите, миссис Кодиган? — недоверчиво уточнила Мэри.
Домоправительница кивнула, и ленты у нее на чепчике запрыгали вверх-вниз.
— Да, дорогая моя, о его светлости, благослови его господь. У всех у нас здесь, в доме, за него душа болит. Я каждое воскресенье в церкви молюсь о том, чтобы он нашел себе хорошую девушку и зажил с ней в любви и согласии.
Мэри не знала, что ответить.
— Никогда до сих пор его светлость не приводил в дом женщин — не такой он человек, — задумчиво продолжала миссис Кодиган. — Но вы его невеста, а это совсем другое дело! Дай вам бог счастья, мисс, и ему тоже!
Она вдруг залилась краской и, утирая глаза белоснежным передником, поспешила к дверям.
— А теперь, мисс, раз вам ничего больше не надо, позвольте пожелать вам спокойной ночи!
«Что-что, а спокойной эта ночь не будет! — подумала Мэри, когда за домоправительницей закрылась дверь. — Ни для меня, ни для него».
Итак, Уэстермир ни разу не приводил к себе в дом женщину? В самом деле, несмотря на всю свою красоту и мужественность, он совсем не похож на покорителя сердец. Еще на балах и раутах в Лондоне Мэри заметила, что дамы вьются вокруг него, словно мотыльки вокруг горящей лампы, но назойливое женское внимание только смущает и раздражает герцога.
«У него тоже нет большого опыта, — дрожа от волнения, думала Мэри, — а значит, моя задача упрощается».
Кабинетный ученый, закоренелый холостяк и женоненавистник куда уязвимей для чар страсти, чем волокита, искушенный в любовных делах.
В тот первый и последний раз, когда они предавались любовным утехам, герцог и вправду показался ей чрезвычайно… уязвимым. Тогда она по неопытности решила, что он страдает от боли. Теперь, по прочтении макдугаловских книг, Мэри поняла, что допустила забавный промах. Проявление бурной страсти действительно схоже с болезненными конвульсиями — но это чисто внешнее сходство.