Прелестная сумасбродка

Странно, очень странно, думала Мэри. В книге написано, что сначала возникают дружба и уважение и только потом… Но, может быть, у разных людей по-разному?

Во всяком случае, она явно неравнодушна к Уэстермиру, а значит, надежда еще есть.

Может быть, пора переходить к следующему шагу?

— Нет здесь никаких… — начал герцог, поворачиваясь к девушке с открытой книгой в руке, и застыл, пораженный ее открытым и смелым взглядом.

— Ваша светлость, — заговорила она, — мне кажется, для нас настало время перейти к… э-э… физической близости. Сегодняшняя ночь вам подойдет?

Старый дворецкий Помфрет застыл у дверей библиотеки с подносом в руках и весь обратился в слух.

За пятьдесят лет службы у Уэстермиров Помфрет стал непревзойденным мастером подслушивания. Он научился бесшумно, словно кошка, скользить по мягким коврам, в позе бегуна на старте замирать у замочной скважины и ловить слова, произнесенные за закрытой дверью, даже если они говорятся шепотом. А герцог и юная мисс Фенвик отнюдь не шептались — они говорили громко, порой даже на повышенных тонах, и разговор их представлялся дворецкому чрезвычайно интересным.

В холле показалась высокая фигура в темном плаще, Помфрет поспешно отскочил от двери и поспешил навстречу пришельцу.

В высоком широкоплечем мужчине он узнал Джека Айронфута.

— Его светлость здесь, — вполголоса спросил кучер, — или уехал куда-нибудь?

Дворецкий молча двинулся через холл на лестницу черного хода. Из кухни до него донесся дразнящий запах жаркого под острым соусом. Только когда за ними закрылась дверь, дворецкий заговорил.

— Его светлость здесь, — ответил он обычным похоронным тоном, — и, по всей видимости, останется дома на всю ночь.

— Что, заработался допоздна с юной леди? — Джек неуклюже подмигнул, но физиономия Помфрета осталась непроницаемой. — Ладно, раз я ему сегодня не понадоблюсь, пойду по своим делам. Правда, после бристольского дельца мне небезопасно появляться на улице — ну ничего, где наша не пропадала!

Он повернулся и поспешил вниз по лестнице.

11.

— Ваша ночная рубашка, милорд, — торжественно объявил Краддлс, предъявляя герцогу ночное одеяние из ирландского льна с кружевным воротничком.

Доминик обернулся, чтобы взглянуть на свой предполагаемый наряд. Сейчас на нем не было ровно ничего — если не считать мыльной пены на подбородке.

Рубашка ему не понравилась. Слишком уж у нее супружеский вид, подумал Доминик. В такой рубашке хорошо ложиться в постель полгода спустя после свадьбы, когда медовый месяц остался далеко позади и жена уже сообщила тебе застенчивым шепотом, что, кажется, ждет первенца.

А нынче ночью герцог не хотел вспоминать о помолвке, браке и тому подобных неприятных материях.

— Рубашки не надо, — приказал он, вновь поворачиваясь к зеркальцу, — только халат.

Халат, накинутый на голое тело, — идеальная одежда для соблазнения, это знает любой лондонский денди. Доминик, однако, не стремился соблазнять свою невинную невесту: он предпочел бы, как делали его предки на протяжении многих веков, подождать до брачной ночи.

Угораздило же его связаться со сторонницей свободной любви!

Черт бы побрал эту Уоллстонкрафт, раздраженно думал герцог. Развратительница молодежи, вот она кто! Все эти теории о «дружбе, уважении и доверии» замечательно звучат в устах наивной юной девушки, но попробуем-ка представить, как это будет выглядеть на практике. Пары сходятся и расходятся по собственному желанию, приюты и работные дома наводняются незаконными детьми, лет через двадцать на улицы Лондона выплескивается армия бродяг, готовых на убийство, грабеж и мятеж…

«По счастью, — думал герцог, облачаясь с помощью Краддлса в шелковый халат цвета красного вина, — в моих силах остановить этот процесс. По крайней мере, в том, что касается моей невесты».

Но, черт побери, почему она не хочет, как все нормальные люди, подождать до свадьбы?

Выбор одежды, уборка в спальне и прочие приготовления к ночи любви вызывали у герцога смущение и неловкость. К счастью, слуги в особняке были выдрессированы на славу: они понимали хозяина с полуслова и не задавали лишних вопросов.

Горничные под руководством миссис Кодиган застелили герцогскую кровать роскошным бельем и накрыли сверху темно-синим бархатным покрывалом, на котором был вышит золотой герб Уэстермиров. В мраморном камине весело пылал огонь. Помфрет принес из погреба лучшее белое вино. Бутылка в серебряном ведерке со льдом стояла на столике у кровати, а рядом располагались закуски — хлеб, сыр и копчености. Порывшись на верхних полках своей библиотеки, Доминик достал оттуда несколько книг и велел Краддлсу отнести их в спальню.

Книгам герцог отводил самую важную роль в предстоящем событии.

С этими девственницами, размышлял он, одна морока; невозможно сказать заранее, что они знают, а что нет.

Сам он имел дело с девственницей только раз в жизни и до сих пор вспоминал об этом опыте с неприятным чувством. Ему тогда только исполнилось пятнадцать; девушка — дочь камердинера покойного деда — была несколькими месяцами старше. Кто кого соблазнил, Ник за давностью лет уже не помнил. Сама близость не доставила Доминику ни малейшего удовольствия: ему было стыдно и неловко, он боялся опозориться и себя не помнил от радости, когда неприятная сцена наконец подошла к концу.

Но на этом дело не кончилось. Несколько дней спустя камердинер явился к дедушке-герцогу и потребовал возмещения ущерба, заявив, что развратный внучек его светлости погубил честь его дочери и опозорил всю семью. Самое удивительное, что дедушка с ним согласился.

Девушку поспешно выдали замуж — потом Ник слышал, что она счастлива в браке, — а юный преступник предстал пред грозными очами деда. Старик, известный крутым нравом, обошелся с внуком на удивление мягко.

«Ты взрослеешь, мой мальчик, — сказал он в заключение, — и тебе нужна опытная женщина, которая поможет тебе стать взрослым».

И в тот же день отправил его с визитом к одной известной куртизанке.

После этого случая Доминик старался не связываться с неопытными девушками.

Герцог остановился перед большим зеркалом и окинул себя критическим взором. Ночные туфли он решил не надевать — босиком он будет выглядеть более интимно, по-домашнему. И причесываться не надо — в постели волосы все равно растреплются.

— Духи, милорд? — предложил камердинер, беря с туалетного столика флакон итальянских духов.

Доминик хмуро покосился на Краддлса. Ему не нравились собственные ноги. В босых ступнях, думал он, нет ни красоты, ни величия: вид у них нелепый и даже смешной. Может быть, лучше надеть домашние туфли?

С другой стороны, сегодня прекрасной мисс Фенвик предстоит увидеть его полностью обнаженным. Возможно, для невинной девушки это будет некоторым потрясением. Пусть привыкает к нагому мужскому телу постепенно, начиная с ног.

— Духов не надо, — ответил он, отстраняя камердинера. — Это лишнее.

Доминик последний раз взглянул на себя в зеркало и сел на край кровати, где Краддлс уже разложил книги. Он взял одну — редкое иллюстрированное издание персидского трактата «Радости любви». Многочисленные гравюры изображали персидских шахов с их возлюбленными на мягких диванах, на качелях, под сенью пальм и на берегу ручья в самых разнообразных и живописных позах. Именно многочисленные красочные иллюстрации и привлекли герцога; кроме того, ему понравилось, что даже в самых головоломных позах красавицы-персиянки радостно улыбались. Взглянув на эти картинки, подумал он, даже самая робкая девственница уверится, что ничего страшного в этом нет.

Остальные две книги герцог отложил в сторону. Учебник анатомии был всем хорош, но уж больно сух в изложении и неэстетичен в иллюстрациях. В третьей книге — японском трактате о семейной жизни — тоже подкачали иллюстрации: японский художник придал своим героям столь огромные половые органы, что изображенные им соития больше походили на жестокое насилие. Неудивительно, что японки на картинках и не думали улыбаться.