Гордые и свободные

– Здравствуйте, – сказал он. – Вы говорите по-английски?

Элайза, нахмурившись, кивнула. Голос вроде бы знакомый. Или это ей мерещится?

Солнце находилась у всадника за спиной, поэтому лица не было видно. Он спешился и представился:

– Я преподобный Коул из миссии Дуайт.

– Нэйтан! – потрясенно воскликнула она и шагнула вперед. – Нэйтан, это вы?

В просторном пальто миссионер преобразился до неузнаваемости. А где его соломенные волосы? Должно быть, под шляпой.

– Нэйтан Коул, это вы? – повторила она.

– Да. – Он недоуменно прищурился. – Извините, разве мы знакомы? Элайза! – ахнул он.

– Да, это я. Она с трудом подавила приступ нервного смеха. Можно себе представить, как она выглядит: грязные растрепанные волосы, драное платье, плечи прикрыты одеялом, кожа красная, обветренная, круги под глазами, а как тоща – кожа да кости!

– Должно быть, я мало похожа на ту Элайзу, которую вы знавали, и тем не менее это я.

– Но как, почему? – Нэйтан смотрел во все глаза, все никак не мог опомниться. – Что вы здесь делаете? Я был уверен, что вы вернулись в Новую Англию. Какими судьбами?

– Я приехала с Гордонами, – ответила Элайза, чувствуя, что сейчас разревется.

– Через прерию? – недоверчиво спросил Нэйтан.

– Да.

– Но почему? Как?

– Я сказала, что я их кузина. Хотя никто особенно не интересовался, кто я такая. – Элайза заметила, как странно он на нее смотрит, и сочла нужным пояснить: – Я не могла бросить их в беде. Без меня они бы сюда не дошли. Они нуждались во мне. Понимаете?

Голос ее опустился до шепота, по щекам потекли слезы.

Нэйтан ласково обнял ее, она прижалась щекой к его плащу и, глотая слезы, продолжила:

– Маленький Джонни умер еще в лагере. Потом, в дороге, умерли Ксандра и Виктория. Айк, отец Шадрача, тоже…

Она горько плакала по всем тем, кто не добрался сюда. Плакала о страданиях, о загубленном поместье Гордон-Глен, о своей бревенчатой школе, о своих вещах и книгах, которые пришлось бросить. Все осталось в прошлом. В безвозвратном прошлом.

– Какое несчастье, – прошептал Нэйтан.

– Мы всего лишились.

Элайза вытерла слезы.

– Знаете, Нэйтан, я и забыла, как легко и приятно с вами разговаривать. Мне не хватало вас.

– А я… я часто о вас думал.

– Ой, я даже не спросила, как у вас дела, – виновато произнесла Элайза.

– Все в порядке, – махнул рукой Нэйтан.

– Хотите кофе? Я скажу Кэсси, чтобы приготовила. Правда, должна предупредить, что там в основном цикорий.

– Нет, спасибо, – нетерпеливо ответил он. – Элайза, я не могу допустить, чтобы ваш маскарад продолжался. Так жить невозможно. – Он обвел рукой ободранную палатку, костер, всю жалкую обстановку лагеря.

– Едемте со мной в миссию. Наши женщины вам помогут.

– Нет.

– Но это неправильно! Вы совершаете ошибку. Через пару недель я еду в Теннесси. Вы можете поехать со мной.

– Спасибо, Нэйтан, но я никуда отсюда не уеду. Я столько всего вынесла, чтобы сюда добраться.

– Что же вы намерены делать?

В это время Элайза увидела Уилла и Киппа, приближавшихся к палатке.

– Уилл, у нас гость! – крикнула она.

Гордон неуверенно остановился, потом двинулся дальше. Элайза впервые заметила, как ссутулились его плечи, как много седины в его волосах.

– Ты ведь помнишь Нэйтана Коула?

– Да, конечно. Здравствуйте, преподобный.

Уилл протянул священнику руку в драной перчатке.

– Мистер Гордон, – кивнул Нэйтан. – Давненько не виделись.

– Давненько, – согласился Уилл и с нежностью посмотрел на Элайзу. – Мистер Коул, несколько лет назад вы свершили брачный обряд для моей дочери. Могу ли я попросить вас сделать то же самое для нас с Элайзой? – Не обращая внимания на исказившееся лицо Нэйтана, Уилл взглянул на Элайзу. – Ты ведь не возражаешь, дорогая?

Спрашивать было ни к чему.

– Конечно, – ответила она.

Они ни разу не говорили о браке, хотя Элайза понимала, что теперь, после смерти жены, Уилл свободен. Вопрос женитьбы казался незначительным по сравнению с главной задачей – выжить. Элайза верила, что они поговорят о своем будущем потом, когда холод и голод останутся позади. И вот этот день настал.

Бедняжка Нэйтан, для него эта новость грянула как гром среди ясного неба. Но Элайза не думала о чувствах миссионера, хотя его голос, произносивший слова брачного ритуала, время от времени подрагивал.

Так Элайза стала миссис Гордон.

32

Индейская территория

Июнь 1839 г.

За столом царило напряженное молчание. Щебет птиц казался поистине оглушительным. Элайза увидела краешком глаза, как Черная Кэсси накладывает Нэйтану зеленого горошка из глиняной миски. Эту миску Элайза вылепила и обожгла сама. А ложка, которой пользовалась Кэсси, была произведением Киппа – он лично вырезал ее из дерева.

Никогда еще Элайза не чувствовала себя до такой степени неловко. Она не отрываясь смотрела на неструганые доски стола. Скатерти не было, да и какой смысл накрывать скатертью эту неровную поверхность – только материю о щепки испортишь. И зачем только ей пришло в голову устраивать обед снаружи, где при ярком свете дня убожество трапезы и сервировки особенно бросается в глаза? Впрочем, принимать Нэйтана в палатке было бы еще хуже – ведь там и мебели-то нет.

Элайза смущенно дотронулась до узла на затылке, по-детски стянутого ярко-синей лентой. И причесаться-то времени как следует не было. Нэйтан приехал так неожиданно – она едва успела сдернуть с головы платок и кое-как расчесать густые кудри гребнем.

Переодеваться Элайзе все равно было не во что. Она носила рубаху Уилла, перешитую на себя, а юбку скроила из каких-то старых тряпок. Спасибо хоть Кэсси помогла – удалось покрасить этот «наряд» в синий цвет. Фартук был еще ничего – его подарила Темпл. Ноги Элайза прятала под стул, чтобы не привлекать внимания к грубым кожаным мокасинам, которые теперь были единственной доступной для нее обувью.

Когда Кэсси подала последнее блюдо, Элайза отпустила ее. Взялась было за еду, но тут же отложила вилку и спрятала руки под стол, чтобы Нэйтан не видел, какими они стали красными и мозолистыми. Она сделала вид, что с интересом прислушивается к разговору, а сама все думала, что участвует в каком-то нелепом фарсе: сидит за скудно накрытым столом, изображает из себя хозяйку дома, а на самом деле…

Зачем ей понадобилось убеждать Нэйтана, будто у нее все в порядке? Ведь дела обстоят хуже некуда.

Как и положено владельцу поместья, Уилл сидел во главе стола, методично ел, медленно жевал, но рта почти не раскрывал. Он сам выбрал этот участок земли, расположенный в нескольких милях от усадьбы Стюартов. Элайза надеялась, что теперь они начнут новую жизнь, последуют примеру Стюартов.

За три месяца было сделано не так уж мало, но Элайза знала, что главная работа еще впереди. Теперь у них есть крыша над головой, есть стулья, есть огород, но поля не засеяны, скотина не закуплена. Хуже всего то, что Уиллу ни до чего нет дела.

Он изменился, и это больно ее ранило. Он и раньше улыбался не часто, но теперь улыбка вообще перестала появляться на его лице. В прежние времена приезд гостя непременно сопровождался живой, заинтересованной беседой. Уилл любил задавать гостю вопросы, спрашивал о новостях, о политической и экономической ситуации. Сегодня же, сидя напротив Нэйтана, он не произнес и десяти слов.

Поначалу Элайза считала, что это просто усталость, физическая и эмоциональная – со временем пройдет. Конечно, ужасные воспоминания о пережитых страданиях останутся, но раны со временем заживут.

Элайза старалась быть терпеливой и понимающей. Кэсси и Шадрач помогли ей вспахать и засеять огород, выполоть сорняки. Уилл и пальцем о палец не ударил. Лес заготовили Шадрач и Кипп, они же вытесали бревна, соорудили нехитрую мебель. Элайза ничего не требовала от мужа, ни разу не пожаловалась на то, что он часами просто сидит и смотрит в пространство, а все домашние в это время трудятся не покладая рук.