Гордые и свободные

Часть вторая

Мы припадаем к земле, произведшей нас на свет, ибо она – наша первая любовь; мы припадаем к этой земле еще и потому, что это наша последняя любовь…

18

Гордон-Глен

4 декабря 1835 г.

Элайза читала вслух газету под мерное постукивание вязальных спиц. Темпл почти не слушала, озабоченно поглядывая на мать. Последний раз она видела Викторию больше месяца назад. За это время мать совсем сдала – щеки впали, под глазами легли синие тени, в волосах проглядывали седые пряди. Виктория выглядела гораздо старше своего возраста. Да и вязала она не так, как прежде – куда медленней, неуверенней. То и дело останавливалась, отдыхала. При этом Виктория делала вид, что следит за тем, как вяжет двенадцатилетняя Ксандра, но старшей дочери было ясно, что это лишь предлог.

– «Друзья мои, – читала вслух Элайза. – Приближается осень нашей судьбы. Если вы отвернетесь от нас, пожар охватит палую листву, спалит деревья, и наступит зима, после которой весна не придет».

Весна не придет. Темпл мысленно повторила эту зловещую фразу, и по коже у нее пробежали мурашки.

– Красиво написано, – прочувствованно сказала Виктория, и на глазах у нее выступили слезы. – Я чувствую то же самое. Ведь здесь, в этой земле, похоронены мои малютки. Я не хочу уезжать отсюда. Лучше уж увянуть и умереть, как листья, о которых здесь написано.

Ее слова встревожили Темпл еще больше.

– Зачем ты говоришь об этом, мама? Мы не уйдем со своей земли.

– Я знаю.

Виктория вновь взялась за спицы, но, пройдя всего один ряд, снова остановилась.

– И все же у меня такое ужасное предчувствие… Помните ночь, когда небо все пылало огнем? А в прошлом году солнце исчезло среди бела дня, и на землю опустилась кромешная тьма…

– Зря вы слушаете шаманов, Виктория. Я же все вам объяснила, – укоризненно сказала Элайза. – Сначала был метеоритный дождь. Весьма необычный, но ничего особенного – просто падающие звезды, только больше обычного и сразу в одном месте. А в прошлом году было полное затмение солнца. Это тоже случается. Не нужно придавать значения старым суевериям.

Темпл знала, что многие из менее образованных индейцев восприняли эти природные явления как зловещие предзнаменования.

– Элайза, может быть, поиграете нам? – спросила Ксандра.

– Да, с удовольствием.

Элайза тоже чувствовала, что атмосфера становится чересчур уж печальной.

Отложив газету, она подсела к пианино и начала наигрывать старинную балладу. В этот момент Темпл услышала, как хлопнула входная дверь, а затем послышались быстрые, громкие шаги. В гостиную с шумом ворвался Кипп.

Ему еще не было и шестнадцати, а ростом он вымахал уже под шесть футов. Черные глаза горели яростью – Кипп легко поддавался гневу.

– Где он? – громко спросил подросток, остановившись перед креслом Темпл.

Темпл поморщилась, сразу поняв, что этот исполненный ненависти вопрос обращен к ней. Кипп спрашивал о ее муже.

– Его здесь нет.

Она не стала спрашивать, зачем Клинок понадобился Киппу. Не хватало еще устраивать сцену при больной матери.

– Ты это видела? – Кипп выдернул из кармана какой-то смятый листок.

Стараясь не терять хладнокровия, Темпл отложила вязание и взяла листок. Бумага зашелестела, в гостиной воцарилось гробовое молчание. Темпл и не заметила, как закончилась баллада. А может быть, Элайза просто ее не доиграла.

– Что там такое? – встревоженно спросила Виктория.

Темпл пробежала глазами печатные строки, и сердце у нее упало. Это был плакат, извещавший о том, что в третий понедельник декабря в Нью-Эчоте состоится заседание Совета, на котором будет обсуждаться договор о переселении. Все, кто приедет на заседание, получат по бесплатному одеялу плюс денежное довольствие.

– Что там такое? – привстала Элайза.

– Ничего особенного. – Темпл быстро сложила плакат пополам. – Раб сбежал. Нас это не касается.

Она с угрозой взглянула на Киппа, чтобы тот держал язык за зубами.

– Но почему же тогда Кипп?..

– Он вечно устраивает шум из-за ерунды, – быстро сказала Темпл. – Должно быть, решил, что этот беглец украл две наших коровы. Так ведь, Кипп?

Подросток стиснул зубы и процедил:

– Очень возможно.

– Ерунда, – небрежно ответила Темпл и вздохнула с облегчением, увидев, что в дверях появился отец.

Уилл взглянул на сложенный плакат, и Темпл кивком дала понять отцу, что мать ни о чем не знает.

– Я вижу, вы целый день тут сидите, – весело произнес Гордон. – Мы с Киппом успели уехать и вернуться, а вы и с места не тронулись.

– Мы ведь так давно не виделись, – объяснила Виктория, с улыбкой глядя на Темпл. – Нам есть о чем поговорить.

– Ты ведь обещала мне, что после обеда будешь отдыхать, – напомнил Гордон.

– Да-да, я помню.

– Это я виновата, – вмешалась Темпл. – Хотела уехать раньше, да вот задержалась. Иди, мама, наверх, отдыхай.

– Я провожу вас, – сказала Элайза.

Через несколько минут, когда Элайза и Виктория ушли, а Ксандру отправили проведать младшего братишку, в комнате остались трое: Темпл, Уилл и Кипп.

Брат сразу же спросил:

– Ты об этом знала?

– Конечно, нет. – Она посмотрела на плакат. – Клинок мне ни о чем не рассказывает, а я ему не задаю вопросов.

– Шермерхорн ошибается, если думает, что кто-то клюнет на его удочку, – сказал Уилл, имея в виду комиссара, присланного президентом Джексоном для ведения переговоров. – Во всяком случае, сейчас, когда Джон Росс в Вашингтоне.

– Во всем виноваты предатели – Ридж и прочие, – выкрикнул Кипп. – Они твердят, что Джон Росс уже не вождь, потому что никто его не переизбирал. Но народ думает иначе. Предатели посылают в Вашингтон своих делегатов, заключают всякие временные соглашения. Они нас погубят! – Он выхватил у Темпл плакат. – Вы только посмотрите! Хотят подкупить людей взяткой, обещают свои деньги, свои одеяла. Продались гадюке Джексону, так думают, что все остальные тоже продажные. Вы еще посмотрите, что внизу написано! Если кто-то не примет участия в голосовании, Совет вынесет решение, что эти люди поддерживают мнение большинства.

– Да, я прочла, – кивнула Темпл, все еще не веря, что Клинок имеет отношение к этой, по ее мнению, гнусной затее.

– Все равно у них ничего не выйдет, – сказал Кипп. – Никто их не послушается.

– Чего ты от меня хочешь?! – возмутилась Темпл, которой надоело все время препираться с братом из-за одного и того же.

– Скажи этим предателям, что за измену они заплатят жизнью.

Темпл отвернулась, чтобы он не заметил, как у нее побледнело лицо. Последние два года она все время жила в страхе, боясь, что Клинка убьют. Пятерых, нет, уже шестерых его сторонников приверженцы кровного закона успели отправить на тот свет, хотя сам Джон Росс всячески призывал народ к миру и спокойствию.

Сзади подошел Уилл Гордон, мягко обнял дочь за плечи.

– Не стоит так уж волноваться из-за этого заседания. Ведь лидеры партии переселения, Джон Ридж и Стэнд Уэти, отправились с Джоном Россом в Вашингтон. Вряд ли сторонники переселения решатся на что-то в отсутствие своих вождей. Думаю, это просто еще одна попытка увеличить число своих приверженцев.

– Конечно, так оно и есть.

Темпл взглянула на отца с любовью. Он один умел избавлять ее от страха. Благодаря его чуткости и терпимости молодая семья до сих пор не распалась. Уилл всегда обращался с Клинком уважительно, несмотря на политические разногласия. Если бы не это, Темпл не знала бы, как себя вести, раздираемая между любовью к мужу и любовью к отцу.

Иногда ей казалось, что Уилл знает: он до сих пор сохранил плантацию, лишь благодаря заступничеству зятя, который специально попросил об этом губернатора Джорджии. А между тем все крупные поместья, включая владения самого Джона Росса, понемногу переходили в собственность обладателей счастливых лотерейных билетов. В покое до поры до времени оставляли лишь тех чероки, кто выступал за переселение. Пожалуй, Уилл Гордон не мог не догадываться, кому он обязан своим везением.