Искушение леди

Тони отшатнулся от нее. Ему было невыносимо больно.

– Я не могу отказаться от тебя.

Деб подошла к нему вплотную. Тони отпрянул, не зная, как вести себя. Она обняла его руками за шею и прижалась к нему.

– Я бы скорее согласилась лишиться правой руки, чем сделать тебе больно.

Он положил ей руки на талию и зарылся лицом в роскошное благоухание ее волос.

– Тогда не оставляй меня.

– У нас нет выбора. – Она спрятала лицо у него на груди. – Ты же не можешь отказаться от своей нареченой, от дочери Лонгеста?

– Не могу. Моя честь… – начал было он, но так и не смог закончить свою мысль. В горле у него застрял комок.

– Я понимаю, – с грустью согласилась она. – Ты никогда не будешь принадлежать только мне, мне одной.

– Если бы я был свободен, я бы принадлежал тебе безраздельно.

– Правда, Тони? – Она прижала ладошку к его щеке. – Или ты все-таки чего-то опасаешься?

Она поцеловала его. О, этот поцелуй ничуть не был похож на робкое прикосновение губами во время их первой встречи. Теперь оба знали, чего хочет каждый из них.

Тони приподнял ее, она обхватила его ногами, и он отнес Дебору на кровать. Там они быстро и уверенно раздели друг друга.

Он опустил ее на перину. В отблесках пламени кожа ее отливала золотом. Тони медленно целовал ее шею, подбородок, губы, мочки ушей. Он обожествлял ее своими поцелуями. И еще он хотел, чтобы она передумала.

«Господи, помоги мне, пожалуйста!» – про себя молился он.

Дебора раскрылась для него, и он вошел в нее одним сильным, плавным движением. Задохнувшись от наслаждения, она выгнулась дугой, потом удовлетворенно вздохнула. Ее рука скользнула по его спине, вдоль позвоночника к ягодицам, ласково щекоча кожу.

– Как хорошо, как же хорошо! – почти беззвучно прошептала она.

И тогда Тони начал двигаться в ней. Он знал, как доставить удовольствие, знал, что ей нравится и как он должен вести себя. Ее желания и потребности неразрывно вплелись в узор его жизни. Он не знал, как будет жить без нее.

А потом все мысли отлетели прочь. Он забылся и потерялся в их благословенной любви, отдавая всего себя целиком и получая всю ее взамен. Она всегда возбуждала его. Всегда. Ему было так легко раствориться в ней, заполнить ее собой – всю, до предела.

Но он заставил себя сдержаться, потому что не хотел походить на сэра Ричарда. Тони хотел присутствовать в жизни своего ребенка, стать ее частью. Он хотел направлять его и помогать ему, выслушивать его рассказы и просьбы… и всегда быть рядом, чтобы защитить.

Дебора крепче прижалась к нему. Она приподнялась на кровати, чтобы ощутить его как можно глубже в себе.

Тони доставил ей высочайшее наслаждение – тело ее содрогалось в сладких конвульсиях, а с губ слетали восторженные, бессвязные слова.

Сладкая, замечательная, необыкновенная Деб… Он рывком вышел из нее, чтобы уберечь от нежелательных последствий, и перекатился на бок. Святой Боже! Он решительно не мог представить, как будет жить без нее.

Они долго лежали молча, обессиленные и опустошенные. Потом она бережно обняла его.

– Спасибо тебе.

Тони не ответил.

Тогда Дебора прильнула к нему всем телом. Ее грудь скользнула у него по спине, мягкие завитки волос внизу живота нежно щекотали ягодицы. Дебора провела рукой по его бедру и потерлась носом о его плечо.

– Тони… – начала она.

– Не надо, не говори ничего. Давай попробуем вообразить, что у нас впереди тысячи и тысячи таких ночей. Ничего, только ночь и мы с тобой.

Она кивнула и еще крепче прижалась к нему. Тихонько вздохнув, она положила голову ему на плечо и погрузилась в сон.

Тони вслушивался в ее ровное дыхание. Дебора не ошиблась, когда говорила, что он никогда не будет принадлежать ей одной. У него были связаны руки. Женитьба на леди Амелии стала теперь делом чести. Сон долго бежал от него, а когда, наконец, Тони удалось задремать, ему снились кошмары, порожденные неудовлетворенностью и разочарованием.

Некоторые из кошмаров были вполне реальными: в нем проснулись давно забытые воспоминания. Он снова был маленьким. И снова боялся отца. Поблизости всегда бесшумно сновали слуги, а Марми вообще не отходила от него ни на шаг. Теперь он понимал, что слуги не доверяли его отцу.

Доверие.

Это слово снова и снова звучало в его снах, и оно всегда означало Деб. Доверие.

Она ждала его в библиотеке, на том самом месте, где, как виделось ему в кошмарах, он обнаружил тело отца. Теперь там стояла она, и когда он поднял руку, то заметил, что держит не пистолет, а шпагу.

Дебора раскрыла объятия, намереваясь прижать его к груди – и он проснулся от собственного крика.

Деб, живая, настоящая, из плоти и крови, склонилась над ним, бережно гладя его по плечу.

– Тони, Тони, очнись! Тебе приснился прежний кошмар?

Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и стряхнуть наваждение. Он ошарашено потряс головой.

– Нет, на этот раз все было по-другому.

Затуманенным взором Тони обвел комнату. Серые предрассветные сумерки создавали впечатление ирреального мира.

– Что значит «по-другому»? – спросила Дебора.

Тони вспомнил о шпаге… и понял значение этого символа. Он не ощутил ни страха, ни боли, только невероятную грусть и смирение.

Перевернувшись на живот и вытянувшись рядом с ней, он сказал:

– Я отпущу тебя… если ты действительно этого хочешь.

Ее темные глаза погрустнели. Она лишь молча кивнула.

– Когда ты хочешь уехать? – спросил Тони. Сердце его разрывалось от горя.

– Наверное, будет лучше, если я уеду сегодня же. Чем дольше мы вместе, тем тяжелее будет расстаться.

Тони застонал от бессильного отчаяния, признавая ее правоту.

– Хорошо. Я пойду к себе, чтобы переодеться. Буду ждать тебя внизу.

Он приподнялся, намереваясь встать с кровати, но Дебора остановила его, положив руку ему на плечо.

– Я люблю тебя.

Склонив голову, он принялся целовать кончики ее пальцев.

– Я знаю. И я тоже люблю тебя. Но в этом и кроется настоящий кошмар, верно? Мы слишком сильно любим друг друга, чтобы не пожертвовать всем, что имеем.

Прежде чем она успела ответить, Тони спрыгнул с постели, натянул бриджи и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Его туалет не занял много времени. Камердинер уже ждал его. Быстро побрившись, Тони решил пренебречь прочими ухищрениями. Он переоделся в коричневые кожаные бриджи и шерстяной сюртук – в этой одежде будет достаточно удобно в дороге.

Деб еще приводила себя в порядок. Кроме того, ей предстояло собрать вещи, но на это не понадобится много времени. Тони сошел вниз. На буфете в столовой ждал завтрак, но аппетита у молодого графа не было. Вместо этого он почел своим долгом распорядиться, чтобы Альфред сам приготовил дорожную карету.

Дорожка, ведущая в конюшню, была обсажена аккуратно подстриженными кустами, в зелени которых сверкали серебристые листочки и фиолетовые головки колокольчиков. Тони миновал поворот и оказался лицом к лицу с матерью. Она низко склонилась над клумбой, внимательно рассматривая ее, и, похоже, ничуть не меньше его удивилась неожиданной встрече.

Несколько мгновений они стояли и смотрели друг на друга, как чужие и незнакомые люди.

На губах у Софии появилась робкая улыбка, странным образом контрастировавшая с глазами, в которых плескались боль и тоска. Она поспешно сказала:

– Я сама разбила эти клумбы много лет назад. И сейчас мне захотелось взглянуть на них.

Тони кивнул.

– Я помню. Я помогал тебе.

Криво улыбнувшись, он посторонился, уступая матери дорогу. Однако она удержала его и сказала:

– Я бы никогда не допустила, чтобы по моей вине с тобой случилось что-нибудь плохое.

Тони переступил с ноги на ногу, прежде чем ответить. Рано или поздно им придется прийти к какому-то соглашению. Но милосердие, дарованное Деб от природы и составлявшее основу ее характера, было ему несвойственно. И он честно, хотя и впервые в жизни, попытался взглянуть на мать другими глазами – без горечи и предубеждения.