Страница 48 из 118
В принципе, у нас были некоторые приметы местности, в которой мы должны очутиться. Самая заметная – большой мыс Фрадес, выдающийся в море и указывающий точно на север, потому что в том месте побережье поворачивает к востоку. Со стороны моря мыс пологий, с полоской песка, а в бухту под названием Байя дос Элефантос, то есть Слоновья, он обрывается крутой каменной стеной. От бухты точно на восток находилась речка Эквимина, впадавшая в океан севернее, и вот именно на этой речке, где-то на середине ее течения, пряталась база. Большой проблемой Гусарову представлялось наличие недалеко, близ устья Эквимины, одноименной деревни. Почему-то ему казалось, что в этой глухой деревушке непременно стоит фашистский гарнизон, а то и какие-нибудь катера. Я-то в этом сильно сомневался, да и Смышляков тоже, но разубедить командира нам не удалось.
В четыре часа дня лодка снова всплыла на поверхность и радист начал прослушивать заданную частоту; в пятнадцать минут пятого он несколько раз передал свои позывные. Ничего. Затем у нас разгорелся спор: Вершинин выступил с идеей о том, что мы неправильно определяем часовой пояс, и на самом деле здесь уже пять.
– Чего спорить! Здесь долгота, как в Берлине; значит, время тоже как у немцев, на час больше гринвичского! – отрезал Гусаров. Вершинин еще некоторое время побурчал, что, может, надо два часа прибавлять – но никто его не послушал.
Моисеев проверил координаты, и по его расчетам выходило, что мы немного севернее нужного места. Земля впереди виднелась уже отчетливо, причем казалось, что это какая-то гора, потому что видно ее было не во весь горизонт, а только в одном месте.
– Может быть, большой мыс…, – неуверенно сказал Моисеев.
– Наш? – спросил я.
Штурман отрицательно покачал головой.
– А что ж это тогда?
– Мое предположение – мыс Салинаш. Если это правильно, то я ошибся на каких-то пятьдесят километров. С темнотой там должен маяк зажечься.
– Не зажжется! – едва слышно пробормотал краснофлотец Биченев, стоявший сигнальщиком. – Война ведь, затемнение.
– Дубина! – Смышляков легонько ткнул его в спину кулаком. – Какая война? Португальцы ни с кем не воюют, так что должен загореться. В такой ситуации считаю, что командир совершенно правильно предлагает подождать до темноты под водой.
Гусаров под водой подвел лодку еще ближе к берегу – так, что теперь полоска земли виднелась уже почти по всей восточной стороне горизонта. День тут длился долго, и солнце садилось уже совсем поздно. К тому времени лодка всплывала целых два раза: в восемь и в девять часов. Какие-то сомнения Вершинин своим бормотанием все-таки зародил, так что связь пробовали установить по двум часовым поясам. Впрочем, обе попытки оказались безрезультатными.
Все время, пока мы торчали практически на одном месте, акустики внимательно слушали море, а Гусаров регулярно проверял горизонт. Нигде и никого! Только один раз командиру показалось, что он видел вдалеке, на севере, блеснувший в лучах садящегося солнца самолет, но полной уверенности не было. Такое безлюдье обнадеживало.
Солнце уже зашло за горизонт – только небо на западе еще освещалось его багровыми отблесками, да море в той стороне слегка светилось. С востока все было заполнено темнотой, однако маяк не загорался. Тяжело вздыхая, Моисеев полез за секстантом и справочником, чтобы определять точное место по звездам. Однако стоило только ему выбраться на мостик, сигнальщик завопил:
– Свет!
Я лез наверх следом за Смышляковым и выбрался к орудию, когда все сгрудились по левому борту, не оставив места мне. Правда, снизу, между ног стоящих я мог поглядеть в темноту и увидеть там слабое моргание пятнышка света.
– Все правильно! – приглушенно воскликнул Моисеев с явным нотками торжества в голосе. – Маяк Салинаш фактически на траверзе, товарищ командир! Расстояние примерно две мили.
– Объявляю вам благодарность за особо точную навигацию! – торжественно объявил Гусаров, и пожал Моисееву руку. – Значит, нам нужно двигаться на юг вдоль побережья до обнаружения нужного нам мыса…
Тут он замолк.
– Опасно ночью вдоль берега идти, – озвучил его мысль Смышляков. – Все-таки придется с утра действовать, а сейчас спать.
– Под водой, – категорическим тоном добавил капитан. – Не хватало еще в темноте с каким-нибудь судном столкнуться.
Перспектива никого не радовала – ночью на поверхности воцарялась благодатная прохлада, и люди старались спать на палубе. Внутри лодки уже давно царила вонь и страшная духота, днем и ночью. Однако с Гусаровым нельзя было спорить – он действительно был прав. Лучше помучаться, чем хорошо поспать два часа, и по закону подлости столкнуться с какой-нибудь рыболовной шаландой.
Конечно, я в ту ночь уснуть так и не смог, и Сашка тоже. Мы некоторое время лежали молча, надеясь, что уснуть все-таки удастся. Но я даже глаза толком закрыть не мог – болели и слезились. Наконец я не выдержал:
– Саш, спишь?
– Не-а, не спится.
– Мне тоже. Как думаешь, почему база не отвечает?
– Да черт ее знает, Володя. Страшное предполагать не хочется. Может, просто рация сломалась, а запчастей нету? Или их на самом деле предупредить про нас не смогли? Или они не ждут нас так рано? Гадать можно всю ночь…
– Это правильно. По всему выходит, придется нам своим ходом по Африке пилить… Знаешь, я ведь даже в поход никогда не ходил! Только за грибами за город выезжали.
– Это дело поправимое. Человек ты физически крепкий, нормы ГТО сдавал, значит, выдержишь. Трудно будет первое время, но не труднее, чем на лодке. Там ведь воздух чистый, свежий, воды сколько хочешь, если река рядом. Даже не верится, что можно будет наконец помыться и одежду отстирать по-человечески.
– Как думаешь, Гусаров нам даст людей?
– Должен. Наверное, это тебе придется с ним вопрос решать. Все равно ведь лодке придется оставаться на месте и нас ждать, правильно?
– Эх, – я тяжело вздохнул. – Трудно будет. Сильно изменился Гусаров за время похода. Злой стал, упрямый. Я вот грешным делом думал, он сегодня опять с комиссаром схватится – хорошо, удержался. Может упереться и никого не даст…