Страница 6 из 76
Глава 6
Не только мне сложно рассказывать о прошлом. Николай тоже говорит будто через силу. Хоть и не прошу, он не скрывает ничего о тех жутких днях. И я, словно собственными глазами, вижу все, что происходило с Климом.
— Клима Александровича освободили утром. Даже адвокат не знал, что с него сняли обвинения. Все случилось так внезапно, что домой пришлось ехать на такси.
Наверное, глупо надеяться, что Климу намекнули на мою помощь, но все же спрашиваю:
— Ему сказали, почему отпустили?
— Тогда, в отделении, нет. Просто вернули вещи и сказали: «Свободен». Уже потом он сам выяснял, как все вышло.
— И?
Николай отрицательно качает головой:
— К тому моменту я уже не работал на Клима Александровича. Просиживал штаны дома перед телевизором. Не знаю, чем там закончилось.
— Ясно. — Я прикусываю губу, пытаясь скрыть разочарование.
— Ну а буквально через час после того, как он приехал домой, явился курьер с посылкой, — продолжает свой рассказ Николай. — Коробка примерно двадцать на двадцать. В ней были какие-то фотографии и флешка. Сестра Клима Александровича сунула нос, попыталась узнать, что на них, но босс все собрал и, не сказав никому ни слова, ушел в свой кабинет.
— Это потом у него был спарринг с дядей? — Отвожу взгляд в сторону.
В отличие от Николая я точно знаю, что было на фотографиях и флешке. Эти кадры снились мне по ночам долгие месяцы, до появления Ники.
Красивая эротика. Без пошлости и грязи, чувственно и натурально. Объятия. Поцелуи. Загорелые тела. Шелковые простыни. Даже не секс — настоящие чувства.
Тот, кто не знал, какие отношения связывают меня с мужчиной на фото, сказал бы, что это любовь. А знающие... их никогда не было. Для всех посетителей небольшого частного клуба мы с Германом всегда были любовниками. Сторонниками свободной любви, как и остальные.
Исаев мечтал отомстить. Он хотел, чтобы Климу было так же больно, как и ему. Для этого он нашел у Хаванского единственное слабое место — меня. И втоптал в грязь. Сделал это изысканно, с особым цинизмом, и преподнес так, что я возненавидела собственное тело и усохла от слез.
— Да, спарринг был сразу после возвращения из кабинета. Клим Александрович, видимо, заранее позвонил Ярославу Борисовичу.
— Вольский сегодня рассказывал мне о бое.
— Он крепкий мужик. По молодости бывало всякое. Так просто его на лопатки не уложишь, но бывший босс... — Николай трет лоб. — Он тогда и меня бы, наверное, уложил.
— Злился?
— Нет. С виду спокойный был, будто вообще ничего не произошло. А бил настолько четко и мощно, словно внутри резерв какой-то открылся. — Николай замолкает и минуту смотрит вперед. Как раз в сторону моего подъезда.
— А потом Клим собрался и уехал из Питера на два года?
Сейчас уже поздно ворошить прошлое, легче мне не станет. Но вопрос сам сорвался с губ.
— Уехал... Не туда, куда вы подумали, — хмыкает мой бывший охранник.
— То есть?..
— Правда не знаете?
— Даже не догадываюсь.
— Хм... — Николай дергает шеей и возвращается к рассказу: — Алиса все же увидела фотографии. Она такой крик подняла... Требовала, чтобы мы ваши вещи из дома выкинули. Меня обвинила, что знал, куда вы ездили, и молчал. Жарко, в общем, было.
— И Клим повез чемоданы с вещами в мою квартиру? — теперь начинаю догадываться.
— Снова мимо. Он запретил всем даже прикасаться к ним, закрыл спальню на ключ и рванул к вам домой. Один, так и не позавтракав после освобождения.
— Боже... — В салоне тепло, но я все равно обхватываю себя руками. Знобит.
— До ночи просидел у вас под дверью. Я дважды катался сюда, еду по просьбе его сестры привозил. Только он ни еду не взял, ни к двери никого не подпустил. Ждал и ждал. А вечером Алису в торговом центре с лестницы столкнули. В итоге перелом ноги и ушиб плеча. Пришлось возвращаться.
— Столкнули?.. Не упала?
От шока, кажется, волосы на голове шевелятся.
— Климу Александровичу еще за решеткой мягко намекнули, что он теперь нежеланный гость в Питере. Якобы лучше согласиться на контракт, который предложили китайцы, и уехать.
— Так падение Алисы — это... — Не договорив, закрываю рот рукой.
Я два года верила, что Клим и не пытался разобраться. Плюнул на меня и уехал. Но все оказалось куда хуже.
— Это был намек, что нужно торопиться. Ждать, когда намекнут доходчивее, Клим Александрович не мог.