Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 9



- Разве вы не понимаете, Зоя Платоновна, что делать это совершенно недопустимо. Мы ведем расследование.

- Простите, лейтенант, - спохватилась Зоя Платоновна. - Вы правы. А дождь не повредит?

- Дождь уже ничему не повредит, - сказал лейтенант и, взяв у Зои Платоновны зонтик, проводил ее до веранды. Все-таки оставлять ее одну у колодца он не хотел.

Землекопы не спеша пили чай и рассказывали о страшных преступлениях, которым были запоздалыми свидетелями. Миронов записывал что-то в книжечку, а Коля виновато суетился, будто кто-то подозревал его в том, что колодец засыпал он сам

Только через полчаса, когда Зоя Платоновна уже совершенно извелась от нетерпения, землекопы встали из-за стола и вернулись к работе. Но первым в колодец спрыгнул лейтенант Миронов. Осторожно достал черную тряпочку. Передал своему шоферу. Тот разложил лист белой бумаги на заднем сиденье «жигуленка», и тогда Зоя Платоновна поняла, что это не тряпка, а бывшая женская круглая шляпа, такие носили сразу после войны. А пока она разглядывала шляпу, лейтенант принес серебряную вилку и прогнившую шкатулку с бумагами, превратившимися от влажности в мягкий серый ком…

Затем находки стали следовать одна за другой. Нашлось два женских платья, туфли, один валенок, россыпью - хрустальные бусы, золотое колечко с аметистом, женская комбинация.

Теперь копали осторожно, ножами, лейтенант Миронов сидел в колодце и основную часть работы взял на себя - и это было понятно, Зое Платоновне лишь неясно было, как он умудрился даже в этой обстановке остаться хрустально чистым и выглаженным, как в кабинете.

Коля стоял на дожде, промок, он был печален и больше не суетился.

- Странно, - сказал он Зое Платоновне тихо, тут все говорили тихо, даже землекопы перестали шутить, - странно, что я все эти годы ходил по этой дорожке, прямо по колодцу, понимаете, я вам не поверил, думал - блажь. Простите, конечно. Но я даже не знаю, как мы теперь здесь жить будем. Даже шкаф в комнате - он, наверное, все видел.

- Ничего, я думаю, переживете, только не рассказывайте подробностей своей жене.

- Ни в коем случае. Она же в положении. Ей мертвецы будут сниться. Потом, вы же знаете, какие женщины в положении нервные. Она может решить, что и я способен… понимаете, какая глупость?

- Ну уж о вас она не подумает.

- Кто знает, - загадочно ответил Коля, и.Зоя Платоновна поглядела на него с опаской. Устоявшийся мир представлений Коли об отношениях людей - что бывает в жизни, а что только в кино и новостях, - рухнул. Теперь ему надо было строить вокруг себя новый мир. Или забыть обо всем… Пока же он был напуган. Даже самим собой.

- Все, - сказал землекоп, выскакивая из колодца, держась за руки товарища. - Материк.

Он наклонился, чтобы помочь Миронову выбраться из колодца.

Тот выбрался наружу, смахнул с брючины черное пятнышко и наклонил голову.

- Как так материк? - спросила Зоя Платоновна.

- Слежавшийся ил, - сказал сдержанно Миронов. - На глубину еще двух метров. Прослойки песка. Мы проведем дополнительную проверку. Однако полагаю, что трупа там нет.

- А где же он? - спросила Зоя Платоновна. - Где же его теперь искать?

Коля в ужасе посмотрел на свою дачу. Он представил, что ее будут сносить.

На заднем сиденье машины лежали сгнившие, с трудом узнаваемые вещи - все, что осталось от молодой и красивой женщины.

- Но где же она? - настаивала Зоя Платоновна, словно Миронов хотел скрыть от нее правду.



- Будем продолжать проверку, - сказал Миронов сдержанно.

- Тут магазин далеко? - спросил один из землекопов. - Согреться бы не мешало.

Лейтенант Миронов отвернулся, он не слушал. Он думал.

9

- Как вы понимаете, - сказал лейтенант Миронов, осторожно подвигая к Зое Платоновне серую папку, с таким расчетом, чтобы направление ее движения находилось под прямым углом к остальным предметам на столе, - я не имею никаких оснований знакомить вас с материалами предварительного следствия. Однако, посоветовавшись с Сергеем Максимовичем, я решил, что так как следствие проводилось по вашему сигналу, и, можно сказать, вы в нем принимали активное участие как лицо, заинтересованное в торжестве правосудия… - тут Зое

Платоновне показалось, что в глазах Миронова появилась ехидная усмешка, хотя при том они продолжал взирать на нее невинно и крайне серьезно, - мы не поступимся духом закона, предоставив вам возможность прочесть находящиеся здесь дополнительные материалы. Я сделал закладки, для того чтобы вам удобнее было читать, и подчеркнул красным карандашом те строки из документов, которые могут вас заинтересовать. Пожалуйста. А теперь, если вы меня извините, я вас покину на двадцать минут и выпью чаю в буфете. Вы не возражаете?

- Спасибо, - сказала Зоя Платоновна и искренне посочувствовала жене молодого лейтенанта, если таковая еще от него не сбежала. Она подозревала, что в самом деле лейтенант уходит из комнаты, чтобы не видеть, как посетительница держит папку под совершенно недопустимым углом.

Закладки были прямыми, маленькими, очень белыми и совершенно одинаковыми - чудо закладочного искусства. Строки были подчеркнуты по полям так прямо и аккуратно, словно Миронов собирался сдавать черчение в архитектурный институт.

Закладок было всего три.

За первой оказалась фотокопия письма, строчки которого были настолько бледными и неразборчивыми, что Зое Платоновне пришлось надеть очки, чего она делать не любила. Можно было подумать, что письмо это долго пролежало в воде. Вскоре Зоя Платоновна поняла, что не ошиблась. Письмо было извлечено из колодца.

Письмо было коротким.

3 ноября 1948 года. Иван!

Я уезжаю от тебя. Не пытайся меня искать. Я знаю, что причиняю тебе боль, но я больше не могу с тобой жить. Еще раз повторяю, чтобы ты меня не искал и забыл. Я поняла, что без любви жить нельзя. Прощай и прости.

Вера

Вторая закладка тоже Хранила под собой письмо. Письмо было отправлено из Томска всего десять дней назад.

Уважаемый товарищ следователь Миронов!

Вам пишет дочь Веры Семеновны Куракиной, которая раньше была замужем за Спесивцевым. Меня вызвали в милицию и попросили рассказать о моей матери. И они согласились, чтобы я вам прямо написала, потому что это давнее дело, и мне не хотелось бы тревожить мамину память. Моя мама умерла два года назад. Мой отец погиб давно, в автомобильной катастрофе. Моя мама и папа жили очень счастливо, и я до сих пор не могу пережить их смерть. Я не знаю, как вы нашли наш адрес, но вы затронули ту часть маминой биографии, о которой она никогда никому, кроме меня, не рассказывала. Моя мама познакомилась со Спесивцевым во время войны и тогда же вышла за него замуж. Она была значительно моложе его и совсем его не любила. Спесивцев был неуравновешенным человеком, он ревновал маму ко всем на свете, грозился ее убить, и мама его очень боялась. Жизнь у нее была невыносимая. Он держал ее на даче и не разрешал работать. Он был психически неуравновешенным. В конце концов мама поняла, что больше она такую жизнь не выдержит, и в один прекрасный день сбежала от него, не взяв с собой ничего - даже своих вещей. Она не хотела ничего, что бы связывало ее с этим человеком. Вы не поверите, но он маму бил и спрятал ее паспорт, чтобы она от него не убежала. Мама просто села в поезд и поехала куда глаза глядят.

Она устроилась на работу в Казахстане и сказала, что потеряла все документы. Потом она встретила моего отца и полюбила его. Спесивцева она совсем не вспоминала, он был для нее как кошмар. Вот и все, что я могу ответить вам на ваш запрос.

С уважением,

Надежда Константиновна Куракина.

И еще там была третья закладка. Она была на последней страничке перед постановлением о закрытии дела. Это был официальный доклад из Ялты, писал его тамошний следователь. Он писал, как по просьбе Московского уголовного розыска он пришел в дом престарелых, как встретился со Спесивцевым, состояние здоровья которого было угрожающим, и пришлось ждать три дня, прежде чем врач разрешил говорить со стариком. Далее следовали строки, отчеркнутые Мироновым.