Атласные мечты

Жиль не стал его слушать. В противном случае он бы вспомнил сейчас, что Луи де Бриссак говорил ему в тот момент об экспериментальном ламинированном кружеве.

Кажется, что-то про жидкое чистящее вещество…

22

Джексон Сторм со смешанными чувствами воспринял последний звонок из Нью-Йорка – тот, что сообщал название враждебной партии, скупавшей ценные бумаги «Джексон Сторм интернэшнл». Почти как в старые времена, когда в одну минуту Джейк Сторм с Седьмой авеню мог либо заработать целое состояние, либо… оказаться банкротом.

Конечно, на этот раз речь шла не о грубом мошенничестве и коварных ударах в спину, но о хитроумных и искусных международных махинациях, действовавших тихо и аккуратно, как стальное лезвие гильотины.

Джек откинулся на спинку стула, сидя за столом среди важных персон и мировых знаменитостей, и нарочно улыбнулся так, будто бы на свете не существовало ничего, что могло причинить ему беспокойство. «Да, ты был гильотинирован, Джейк», – подумал он. Этот образ ему понравился. Он отложил его до той поры, когда, да простит его Бог, начнет писать мемуары об открытии Дома моды в Париже.

«Проклятый греческий ублюдок», – пронеслось у него в голове, когда он наклонился, внимательно вслушиваясь в то, что шептала ему на ухо Мина Уртеган. Стоило ему отвернуться, и Нико Паллиадис увел у него из-под носа европейское отделение фирмы.

Его реакция была все та же, как и в прежние времена. Он обращал свое лицо навстречу враждебному миру, сохраняя знаменитое вежливое хладнокровие. Даже более того, нью-йоркские гости, когда он забирал их из апартаментов «Криллона» на арендованных за несколько тысяч долларов лимузинах, увидели Джека таким же обаятельным, спокойным и уверенным в себе, каким он всегда являлся в обществе. Если и был момент, когда маска безразличия сползла с его лица, так это в ту минуту, когда он вошел в фойе «Гранд опера» и ему волей-неволей пришлось миновать столик, где расположились его бывшие инвесторы Паллиадисы, ныне завладевшие контрольным пакетом парижского предприятия Джексона Сторма.

«Подавись ими», – сказал себе Джексон Сторм, улыбаясь в камеры ослепительной доброжелательной улыбкой. Единственное, о чем он сожалел, – это о том, что позволил Николасу Паллиадису добиться успеха с очаровательной куколкой Элис.

«Ну же, Джейк, наслаждайся жизнью, – подбодрил он себя, обводя взглядом роскошную обстановку „Опера“ и парижскую элиту, танцующую в маскарадных костюмах белых птиц, – наслаждайся жизнью, пока это возможно. Оставь все проблемы на завтра».

В тот момент, когда Джек уже подумывал извиниться перед своими гостями и подойти к соседнему столику, чтобы пригласить Кэтрин, старшую дочь принца Медивани, на танец, он и увидел ее. Высокую, гибкую, как тростинка, в очаровательном облегающем белом платье, вручную вышитом жемчугом. Она стояла с элегантным немолодым мужчиной на другом конце танцевального зала с бокалом шампанского в руке.

Их глаза встретились.

На ней была простая белая маска, расширявшаяся по обе стороны от ее глаз, приобретая форму легких птичьих крыльев. Она вся сверкала от длинных волнистых волос, ниспадавших на обнаженные плечи, до кончиков блестящих, украшенных бисером белых туфелек. Это была, как не без удивления осознал Джексон Сторм, женщина из его сновидений. Невозможно. Он не верил в подобные чудеса. И тем не менее это было правдой.

Она улыбалась ему.

Впервые за много лет, вероятно, еще с того времени, когда он был неуклюжим юнцом, Джексон Сторм ощутил полную неуверенность в себе. Куда делись его смелость и решительность? Поддавшись порыву, он глупо ухмыльнулся и чуть ли не с мольбой указал на себя. Кто, я? Вы имеете в виду меня?

Боже, она утвердительно кивнула!

Он почувствовал себя полнейшим идиотом. Мальчишкой. Но он знал, чего хочет. Всего несколько секунд потребовалось ему, чтобы выбраться из-за поставленных вплотную друг к другу столиков для почетных гостей и броситься к ней. Сердце его стучало, как механический молот. Он многие годы не делал ничего столь романтически легкомысленного. Гнался за женщиной по танцевальному залу, как двадцатилетний пылкий повеса! Он поражался самому себе, находясь в состоянии полной эйфории.

Его продвижению помешал внезапно погасший свет, что было сигналом к началу шоу костюмов Жиля Васса. А впереди чудесная сверкающая фигурка проплыла мимо охранников и направилась к главным дверям «Опера», выходящим на улицу.

Она собиралась покинуть бал! В темноте замаячила фигура Питера Фрэнка, пытавшегося перехватить его.

– Джек, куда ты? – прошептал вице-президент. – Вот-вот начнется основное представление!

Джек вырвался, оставив Питера ошеломленно смотреть ему вслед.

Кто-то еще, на этот раз энергичный помощник директора «Гранд опера», выступил навстречу Джеку.

– Господин Сторм, – вежливо обратилась на английском языке призрачная в сумраках фигура, – поздравляю, это чуде…

Джек отмахнулся и от него. Сквозь стеклянные двери «Опера» он заметил, что мерцающая фантастическая красавица с темными волосами остановилась на ступенях, поджидая его.

Денек был не из легких. Подобно грому грянуло известие о том, что Паллиадисы завладели его европейским отделением. Плюс обсуждение плана развертывания сети бутиков с итальянским инвестором, который так и не попался на удочку. Теперь это проклятое шоу. Вплоть до самого последнего момента Джек и не подозревал, как ему хотелось сбежать, бросив все к черту. Бежать навстречу своей судьбе, и будь что будет.

Он даже не остановился, чтобы накинуть на себя пальто.

На вершине парадной лестницы «Опера» стояла Элис, балансируя в насыщенной приглушенными звуками темноте.

За мгновение до того, как огни погасли, она мельком разглядела большое фойе внизу, наводненное зрителями. Николаса Паллиадиса усадили за столик принца Алессио Медивани, и он оживленно беседовал с царственного вида блондинкой, которая, как догадалась Элис, была старшей дочерью принца.

Это зрелище неожиданно произвело на нее впечатление. Элис попыталась спокойно во всем разобраться. Николас Паллиадис – высокомерный, крайне жестокий человек, одержимый погоней за властью. Он вовлечен в такие игры, как захват корпорации Джексона Сторма, и не задумывается о причиненных им страданиях. Элис, Наннет, Сильвия, даже Жиль не имели ни малейшего представления, на кого они теперь работают, если они вообще будут иметь работу после нынешнего вечера. Однако разве это заботило Николаса Паллиадиса?

Тем не менее Элис не могла хладнокровно смотреть, как блондинка что-то шепчет и улыбается в смуглое безмятежное лицо мужчины, который, нравится это или нет, все же был ее любовником. Прежде был ее любовником, сердито поправилась она. Элис была уверена, что теперь многое изменилось, учитывая то, что она наговорила ему несколько минут назад.

– Элис, стой спокойно, – прошептала Наннет в темноте, – а не то свалишься.

Сигналом для них станут стрелы лучей юпитеров, имитирующих молнии, которые засверкают под сводами потолка «Опера» тремя этажами выше. Затем прожекторы выхватят из темноты Элис в костюме фламинго. Под музыку «Жар-птицы» Стравинского она медленно спустится по мраморной парадной лестнице, повернется на нижней площадке и вновь станет подниматься.

Потом со световыми вспышками и синхронизированными электронными шумами, накладывающимися на партитуру Стравинского, белые совы, цапли и журавли Жиля Васса начнут свое шествие, пока ожившие фантастические образы не заполнят гигантскую лестницу. Элис снова появится в финале, предварительно переодевшись в главное творение Жиля: великолепный причудливый костюм птицы, прилетевшей с далекой звезды, чтобы возложить на себя верховную власть над всеми земными птицами. Примерно так было написано в программке.

Элис обнаружила, что с костюмом фламинго принцессы Джеки довольно трудно управляться: она едва могла передвигаться в слишком обуженной юбке. В последнюю минуту Жиль, тайком от принцессы, устранил основные помехи. Но добиться полной свободы движения не удалось.