Страница 96 из 101
Дерек нахмурился:
– Он ускакал на самом сильном и быстром гунтере – так сказал конюх. Только бы он его не загнал.
Люси прижала к себе голову мальчика.
– Он умеет обращаться с лошадьми, – прошептала она, пытаясь проглотить ком в горле. – Так что не беспокойся.
Когда они дошли до комнаты леди Уэсткотт, Люси попросила Дерека подождать в коридоре. Она постучала и, не дождавшись ответа, вошла. В комнате стоял полумрак – свечи не горели, а шторы были задернуты. Графиня едва угадывалась под одеялом. Она походила на саму смерть, и Люси в страхе поднесла руку к горлу.
– Леди Антония?
Графиня повернула к ней голову и, узнав Люси, попыталась сесть.
– Что ты здесь делаешь? Доктор сказал, ты должна лежать.
– Я беспокоилась о вас. И об Айвэне, – сказала Люси и, подойдя к кровати, осторожно опустилась на стул.
Антония откинулась на подушки.
– Обо мне не беспокойся, – пробормотала она. – Я уже стара, мне пора умирать. А что касается Айвэна… – Она помолчала, пытаясь побороть дрожь в голосе. – Ему, как всегда, поможет ненависть.
Люси долго молчала. Затем со вздохом сказала:
– Его можно понять. Это единственное, что поддерживало его всю жизнь.
Вдовствующая графиня отвернулась, и Люси думала, что она ей не ответит. Но она ошиблась.
– Я ни в чем его не виню, – чуть слышно произнесла старуха. – Но я не знаю, как исправить то, что я наделала. Как исправить причиненное мной зло? Слишком поздно, – закончила она почти шепотом.
– А вы попросите у него прощения, – предложила Люси и, наклонившись, положила ладонь на руку графине. – Просто попросите прощения.
Ответа не последовало. Люси еще некоторое время посидела в тишине, а когда решила, что Антония уснула, осторожно вышла, чувствуя себя отвратительно. Сколько же горя в этом доме, в этой семье! А она добавила к нему еще и свое…
Дерек помог ей вернуться в спальню, и Люси попросила его почитать ей вслух – и ему полезно, и ее отвлечет. Она не хотела оставаться одна. Когда с улицы донесся стук копыт, возвещая о возвращении Айвэна, Люси кивнула Дереку:
– Беги. И знаешь что… – Она заколебалась, но потом решилась, все равно когда-то надо: – Попроси дядю Айвэна ко мне подняться. Нам нужно… Нам нужно поговорить.
Айвэн поднялся минут через двадцать, которые показались ей двадцатью часами. Она и сама еще не знала, что ему скажет. Вернее, нет. Она знала, что скажет, но пока не знала – как.
Он вошел без стука, и, увидев его, Люси даже вздрогнула. Она сидела на кровати, обложенная подушками, и, видимо, являла собой жалкую картину, а он еще не успел привести себя в порядок после верховой езды и был похож на конюха-цыгана со своей неизменной серьгой в ухе.
Но, по сути, Айвэн не был ни цыганом, ни лордом. Он был помесью того и другого. Люси долго смотрела на него и думала, что, видимо, ему никогда не быть счастливым. Во всяком случае, она его счастливым не сделает…
– Спасибо, что пришел, – сказала она. – Мне кажется, нам надо поговорить.
Айвэн сжал и снова разжал кулаки.
– Дерек сказал, ты была у нее. Если ты хочешь говорить о ней, то не стоит.
Люси покачала головой. Сколько же в нем ненависти! Она с трудом проглотила ком в горле.
– Я хотела поговорить о нас. О нашем браке.
Айвэну это явно не понравилось.
– А в чем дело? – нахмурился он.
Люси никак не могла унять дрожь в руках. Она понимала, что так будет лучше для всех, но ей было трудно это произнести.
– Нам не следовало вступать в брак, – наконец выдавила она из себя. – Ты и сам это знаешь. И теперь… когда я больше не беременна, я тебя освобождаю. Ты не обязан больше быть моим мужем.
Айвэн горько усмехнулся:
– Ты не можешь так просто со мной развестись.
– Я знаю, Айвэн, – прошептала она. – Но я также знаю, что ты меня не любишь.
– А с каких это пор любовь стала обязательным условием брака?
– Разве ты не нуждаешься в том, чтобы тебя любили? – спросила она, пропуская мимо ушей его вопрос.
– Я тебя еще раз спрашиваю: какое любовь имеет отношение к браку?
– Господи! Как можно быть таким циником?! Или ты хочешь убедить меня в том, что ты – единственный человек на земле, которому никто не нужен? Который может запросто прожить один-одинешенек? Ну, хорошо. Ты меня убедил. Я знаю, что тебе действительно никто не нужен, и меньше всего – я. Ну а мне нужны люди! Мне нужна семья. А поскольку ты мне этого дать не можешь и не хочешь, то я… я возвращаюсь в Сомерсет. Я возвращаюсь к своей семье. И не беспокойся больше обо мне. Я освобождаю тебя от этой тяжкой обязанности, – заключила она шепотом.
Айвэн смотрел на нее с каменным лицом, руки его были сжаты в кулаки.
– Я же тебе говорил, что не оставлю тебя. И я тебя не оставлю. Я не вижу причины, почему мы не можем жить как прежде. Вернее – гораздо лучше, чем прежде, – поправился он и шагнул к ней; голос его потеплел. – Я понимаю, эта… эта потеря принесла тебе много горя. Но ты поправишься, Люси. Мы оба поправимся!
Сердце у Люси сжалось, и она беспомощно замотала головой. Им не поправиться, если он будет сдерживать свои чувства и требовать того же от нее.
– Я не могу, – прошептала она. – Я просто не могу…
Она действительно не могла жить с человеком, который ее не любит, с человеком, который не приласкает ее, когда ей станет грустно. Который не может поплакать вместе с ней.
«Я не могу…» Когда смысл этих произнесенных шепотом слов дошел до Айвэна, ему захотелось бежать. Так больно ему не было никогда. Он вспомнил, как мать сказала ему: «Поезжай с доброй леди, Айвэн, с ней тебе будет лучше». И он тогда отвернулся и уехал. Он вспомнил слова бабки: «Цыганское отродье! Отправьте его в Берфорд-Холл». А жена директора школы назвала его «цыганским выродком».
Но ни одно из этих страшных слов не причинило ему столько боли, сколько эти шепотом произнесенные слова. «Я просто не могу…»
Ему было трудно дышать, в груди болело; он боялся, что ноги у него подкосятся и он просто упадет.
Но он не упал. Он стоял неподвижно и смотрел на женщину, в которой, казалось, заключалась вся его жизнь. А ведь он давно уже не маленький мальчик. Он взрослый мужчина, и у него больше денег и власти, чем нужно человеку. Но этими несколькими словами Люси поставила его на колени. Она убила его, а сама плакала, словно боль причинили ей…