Страница 130 из 132
Минут через пятнадцать подъехали все сразу: две санитарные машины, одна пожарная, два милицейских "уазика", и отдельно – на черной "волге" с мигалкой – сам начальник милиции полковник Козлов.
Он был в жутком настроении. Получалось, что только за последние сутки, с учетом этого инцидента, в городе было убито не менее пятнадцати человек, еще двое с тяжелыми черепно-мозговыми травмами отправлены в областную больницу, пожарные выезжали на четыре пожара, два – явные поджоги. Он сам уже, оценив ситуацию на месте, позвонил в ФСБ. За рабочую версию была принята простая, а значит наиболее реальная: приезжие бандиты устроили разборки в Любимове, убили бизнесмена, стали уезжать из города, были остановлены на посту, оказали вооруженное сопротивление, застрелив одного сотрудника милиции и ранив другого, и в завязавшейся перестрелке предположительно все были уничтожены. Тут все было абсолютно ясно, даже искать оружие, из которого убили Мамаева, было необязательно – наверняка его сразу же и сбросили. Это была та редкая ситуация, когда план "Перехват" действительно сработал как надо.
Кстати, и Сливочников теперь стал думать так же, как и начальство. Сначала капитана отвезли на "скорой" в больницу, где сделали рентген грудной клетки. Переломов ребер у него не обнаружили, но по сильному ушибу дали больничный на неделю – отек был здоровенный. Врач напугал, что запросто может быть контузия легкого и даже последующее воспаление, рассказал кучу страшных историй, но, сделав обездоливающее, отпустил капитана домой. В больнице Сливочников уже окончательно пришел в себя. Заехав в отделение, чтобы завтра уже туда не ходить, он стал писать рапорт и освободился еще не поздно. Дома уже что-то прослышали, ждали его и встретили с распростертыми объятиями будто вернувшегося с того света. Воскресный вечер он провел окруженный всеобщей любовью и заботой и наслаждался этим. Когда ложились спать, Сливочников, задев место ушиба, застонал. Жена тут же сама его раздела, стала осматривать, заохала, начала лечить народными средствами и поцелуями во все места. Кончилось приятным. Ночью, однако, ушиб сильно болел, капитан никак не мог улечься, метался во сне, просыпался, пил обезболивающее, но утром встал в хорошем самочувствии и настроении, хотя с кровати поднялся все-таки с трудом. После завтрака
Сливочников в гражданской одежде пошел в храм. Один нищий уже стоял у входа. Сливочников дал ему десять рублей (кто знал капитана – оценил бы!), остановился перед дверями, перекрестился на икону.
Вошел в храм с ожиданием и бьющимся сердцем. Как на беседу к начальнику, когда внезапно вызвали, идешь туда, и точно не знаешь – зачем. Он очень надеялся это понять.
Сливочников сразу подошел к своей любимой иконе, поставил свечку, закрыл глаза, и вдруг он услышал сзади себя разговор, чрезвычайно удививший и напугавший его. Голос мужской говорил кому-то довольно-таки раздраженно: "Ты работу сделал? Сделал. Денежки получил? Получил. Чего тебе еще надо от меня?!" Капитана бросило в холодный пот, он хотел, было, обернуться, но не решился этого сделать.
Сливочников еще больше удивился бы, если бы знал, что за любые сведения, способствующие поимке международного террориста, называемого Полковником, ФСБ обещало заплатить информатору 3 000 000 рублей. Это были, по сути, все те же так искомые им сто тысяч долларов. Кстати, Сливочникову, естественно, так ничего за этот бой и не заплатят – это была его работа, и он получал за это зарплату.
Он также еще не знал, что спрятанных им денег окажется чуть больше восьмидесяти тысяч долларов. И также он еще не мог знать, что тремя месяцами позже дальний родственник жены, ювелир, пряча глаза, за найденный Сливочниковым у поста камень предложит ему сразу наличными двадцать тысяч долларов.
Тем же воскресным утром историк, коллекционер и основатель краеведческого музея Иван Сергеевич Махнов вознамерился все-таки сходить к сыну, побранить его за то, что не появляется, и еще он думал, что вроде как пора Сашку женить. Дом, где жил сын, находился не на улице, а во дворике между двумя более высокими строениями.
Когда Иван Сергеевич вошел во двор, он увидел там санитарную машину и милицейский фургон, Это на Ивана Сергеевича сразу подействовало неприятно, а тут еще прямо перед ним в подъезд вошел лейтенант милиции с кожаной папкой под мышкой – местный участковый. И тут Иван
Сергеевич забеспокоился всерьез. Он поднялся по ступенькам крыльца, вошел в подъезд и попал в коридор первого этажа. Там он увидел обычный для такого дома кошачий бардак, целую череду дверей, шкафчиков, стоптанной обуви и проржавевших корыт. Иван Сергеевич прошел в сам конец коридора и постучал в обитую войлоком дверь с нарисованным мелом N8. Стук получился глухой. Тут он заметил, что дверь в квартиру была лишь прикрыта, и в цель видно, что там горит свет. Иван Сергеевич вошел, но уже начало странно неровно биться у него сердце. Комната сына была сразу от входа направо. Дверь в нее тоже была открыта, и в ее проеме толпились, заглядывая в комнату, какие-то люди. Среди них Иван Сергеевич увидел соседей сына – мужа с женой: жена эта была в каком-то розовом паршивом халатике, да и муж ее тоже оставлял желать лучшего – он был в одной майке из-под которой вылезало пузо, и имел довольно растерянный вид. Тут же стояли еще трое неизвестных, среди которых выделялась еще не старая женщина лет сорока, но беззубая, со спитым лицом и безумными глазами. Когда они увидели Ивана Сергеевича, то тут же расступились перед ним, – все, кроме женщины с безумными глазами, и Ивану
Сергеевичу пришлось протискиваться мимо нее боком.
В комнате за столом сидел врач и что-то писал. Участковый и еще один лейтенант милиции стояли и разговаривали у стола, и еще сержант с рацией сидел на подоконнике раскрытого настежь окна. Около сержанта на стуле сидел взъерошенный недовольный санитар. У противоположной стены на стуле устроилась грязненькая молодая женщина с туповатым лицом, в странном платье и в платке. На кровати же, которая была вся смята так, что виднелся и замызганный полосатый матрац, неподвижно лежал, как чужой предмет, его, Ивана Сергеевича, сын, Сашка, совершенно голый, раскинув руки, одна из которых свисала до пола, и кисть ее была совершенно лиловая; рот у Сашки был открыт, на теле через живот лежал какой-то провод.