Вторая жизнь (сборник)

Моя сестра, которой я писал о нашей дружбе, шлет вам самые добрые пожелания. Молодой офицер, друг моего и ее детства, сделал ей предложение. Она счастлива. Жизнь идет своим чередом.

Начало декабря

Прибывший намедни с бумагами из Берлина специальный курьер надворный советник Истомин сообщает, что дорогой наблюдал он многочисленные войска маршала Даву, готовящиеся, по всей видимости, идти на Париж. Сам князь находится ныне в Ахене, где образовалось вокруг него некое подобие двора из высших офицеров, а также прибывших из Парижа видных его сторонников и германских государей.

Раскрытие в английских газетах важных секретов переговоров парижского двора с нами, кои вел в Берлине Коленкур, вызвало для правительства немалые затруднения. Влияние герцога де Бассано в регентском совете и в правительстве весьма приметно упало, чему искусно князь Беневентский способствовал. Всеобщее внимание здесь привлекает, однако, новая личность — майор Гамлен, на прошлой неделе сделанный сразу полковником и военным комендантом Парижа. Двор и сенат полагают в нем и его войске защиту как от Даву, так и от черни парижской.

Париж, середина декабря

Я набит впечатлениями, как мешок разъезжего торговца — всякой всячиной. Ехал я долго и тяжко. Дороги небезопасны от разбойников, дезертиров и бродяг всякого рода. Лошадей достать трудно. Разные власти много раз проверяли мой дипломатический паспорт и задерживали.

Париж гудит, подобно растревоженному улью. Время от времени слышна стрельба. Воздух пахнет дымом, все время где-то что-то горит. Людей в гражданском платье, захваченных с оружием, расстреливают на месте. Новый военный комендант пытается железной рукой навести порядок.

Случилось так, что, зайдя к г-ну Леблану, я застал там вашего брата. Оба они приняли меня с большой сердечностью и расспрашивали о вас. Брат ваш, как мне кажется, находится в центре событий, но со мной был сдержан и говорил мало. Однако я понял: его волнует вопрос, не вмешается ли Россия военной силой, если во Франции начнется революция. Мне пришлось много говорить о характере императора Александра, о том, как делается в России политика.

Брат ваш — замечательный человек, он внушает уважение и, пожалуй, страх. Он не потерял надежду видеть вас «среди наших» (так он выразился). Г-н Леблан с улыбкой сказал, что он в этом сомневается. Должен сказать, я тоже сомневаюсь.

То, что произошло со мной в Берлине, кажется мне сейчас странным сном. Но… я сам предложил вам молчать об этом. Молчу.

…Императрица с сыном выехали в Фонтенбло под охраной полка старой гвардии. Маре лишился власти, но упорно цепляется за остатки ее. Как говорят, Талейран хочет выступить посредником между полковником Гамленом и Даву. Нынче узнал я от верных людей, что он тайно выехал в Ахен. Г-н Леблан сказал: «Старая крыса бежит с корабля. Надо ждать бури». Последние дни подлинно похожи на затишье перед бурей.

…Г-н Леблан выяснил через своих друзей, что офицер генерального штаба повез в Берлин приказ Бертье об освобождении Шасса. Мы оба порадовались и выпили по стакану вина за его здоровье. Сын Шасса живет теперь у Леблана, ибо лицей их закрыли по причине беспорядков среди учащихся.

…Мысли о ней. Ночью лежу с открытыми глазами и перебираю все подробности, встаю, зажигаю свечу и письмо перечитываю. Потом начинаю обдумывать фантазию — я еду каким-то образом в Лондон, нахожу ее там… Этак можно с ума сойти. Я и сошел бы, кабы время было. Но утром меня так захватывают события, что волей-неволей позабываю ночные мысли.

…Новая встреча с Марком Шассом у Леблана. На этот раз у него больше доверия ко мне. Запишу суть разговора.

— Мне кажется, страсти несколько успокоились. Может быть, народ устал и смирился?

— О нет, напротив! Нынешнее успокоение — действие нашей организации. Мы теперь знаем, что народ в Париже поднимется, когда придет время. Агенты наши готовят его к решительному часу. Ныне же мы избегаем столкновений с властями, чтобы сберечь силы. Мы связываемся также с другими городами. В нужный момент…

— Этот момент еще не настал?

(Тут я впервые увидел, как он улыбается. Только глаза улыбнулись. Лицо же, заросшее густой бородой, точно и не шелохнулось. Губ под бородой не видно.)

— Вы не пропустите его, этот момент, даже если бы захотели.

— Вы надеетесь свергнуть династию Бонапарта?

— Мы свергнем монархию и военный деспотизм и восстановим республику 93-го года.

— И террор тоже?

— Если понадобится, и террор.

— Но ведь террор и привел к гибели революции?

— Нет. Не террор, а злоупотребление им. Мы извлечем уроки.

— Ваши планы заканчиваются восстановлением республики?

— Нет, начинаются. Республика должна открыть народу путь к подлинному обществу равных. Равенство на деле, а не на бумаге! Это должно быть общество, какого еще не было. Возможно, многие не смогут сразу принять этот путь. Даже из тех, кто будет сражаться против деспотизма. Чтобы республика не выродилась в господство богатых, надо продолжать революцию.

Когда Шасс ушел (потихоньку, через заднюю дверь), Леблан мне объяснил, что он и его друзья следуют учению некоего Бабефа, который в годы революции принял имя Гракха и погиб под ножом гильотины незадолго до консульства. По Бабефу, полноправными гражданами в его государстве будут те, кои п о л е з н ы м трудом занимаются. Таковым признается труд рукодельный. Что до занятий науками и обучения молодого поколения, то люди этих профессий должны будут доказать полезность своего труда. Но вот вопрос: кто будет судить?

…Кажется мне, что момент, о коем говорил Шасс, настал. Нынче по всему городу ходят прокламации, к восстанию призывающие. Из окна вижу я людей с оружием. О роковые минуты мира! Надеваю шинель (на дворе холодно, дождь со снегом) и иду…

…Власть в Париже находится ныне в руках людей, именующих себя Временным революционным правительством. Оное правительство имеет в составе своем нескольких сенаторов, известных либеральными взглядами и не ладивших с Наполеоном и Регентским советом. Но, по всеобщему мнению, люди эти взяты в правительство лишь для прикрытия, иные, возможно, и не по своей воле. Подлинную власть имеют новые якобинцы крайнего толка во главе с неким Марком Шассом. Имя сие до последних дней никому не было известно. Как говорят, он человек простого происхождения, без всякого состояния, но с образованием и способностями.

Младенец император Наполеон II, его мать-регентша и Регентский совет объявлены низверженными, и провозглашена республика. Посольствам иностранных держав указано с места отнюдь не трогаться и со двором, в Фонтенбло пребывание имеющим, ни в какие сношения не вступать. По договоренности с послом Австрии заявил я новым властям, что мы вынуждены силе подчиняться, но правительство парижское de jure отнюдь не признаем. Около посольского дома со вчерашнего дня выставлена вооруженная стража.

Чины посольства, из своих домов выходившие, сообщают мне, что город от сражений, два дня и две ночи продолжавшихся, весьма пострадал. Трупы убитых свозят на пустыри и там сжигают, отчего распространяется ужасный смрад.

Не думаю я, что какому-либо российскому посольству в иностранной державе такое пережить приходилось. Помимо страха насилия, пожара или чего подобного, терпим мы тяжкие лишения от недостатка съестных припасов. Поелику лошадей кормить нечем, их забили. Мясо лошадиное все в Париже охотно в пищу употребляют. Думаю, что и нам придется так поступать.

Положение мятежников и их правительства весьма затруднительно, о чем они сами в воззваниях своих пишут. Справедливо, что часть войск к ним присоединилась, но у регентского правительства войск существенно больше. Притом, по слухам, к Парижу движутся армии Даву и Сульта.