Страница 61 из 96
— Не понял?
— Стражникам привезли, чего, мол, на жестком спать, мол, десятник приказал...
— Твою... так просто, а если бы они сказали, что десятник приказал поджечь? Как можно слушать кого-либо, а не командира своего?
— Так на солому никто ничего такого не подумал...
— А на мосту?
— А на мосту вечером телега с сеном перевернулась, ваша светлость.
— Надо мне все-таки вешать раз в месяц кого-нибудь... а лучше почаще... или жечь...
— На мосту стражники сами обгорели сильно пока тушили, не то бы весь мост сгорел. Да и у ворот...
— Теперь будем пожарную тревогу осваивать... ладно, пусть посидят пока, нет настроения их расспрашивать.
— А отец Фор?
— Все пусть сидят, потом разберемся.
Прошел к Грею в лазарет. Я уже давно научил его, что раны надо обрабатывать, а потом заматывать чистыми прокипяченными тряпками. Швеи переходили во время боевых действий в распоряжение лекаря... а что... шить умеют... шутка, конечно. Что мог, сделал. Было чисто, по крайней мере, и работали быстро. Надо все-таки подумать о самогонном аппарате для приготовления спирта, но ... хотя, если загнать это в подвал или же отдать Грею, как медицинское снадобье... надо подумать.
Тут меня и поймала Орха, бросилась на шею, потом стала крутить в руках, осматривая порезы.
— Жив, жив, — просипел я.
— Жив. Да мне уже все рассказали, как ты с главарем лагов дрался... Зачем полез? Оди есть... Жу...
— Сам не знаю. Ты как? — я уже еле шипел.
— Мост чуть не сожгли, хорошо с той стороны народ прибежал. А из города не выйти было, так полыхало. Ворота жалко... я всех приказала запереть. Один там сильно брыкался, я ему... по голове.
— Молодец, надо было еще по... заднице.
— Смешно ему... пойдем мыться.
— Ты меня помоешь?
— Иди давай... я еще узнаю, какой Тете ты там песни пел.
— И это рассказали?
— Конечно. Все поют твои песни, и весь город рассказывает твои сказки. Сказки герцога Поду.
— Вот возьми и запиши их. Напечатаем. Тысяча и одна ночь.
— Я? Не смогу.
— Тогда Лою попрошу.
— Вот еще... сама напишу. Почему тысяча? И почему ночь?
— Там будет начало... герцог и его любимая вечером смотрели на звезды, и девушка решила рассказать сказку...
— Почему девушка, а не герцог сам?
— Он же герцог... он должен лежать в неге, пить щербет, любоваться девичьей красотой и услаждать слух пением и сказками...
— Ах, вот как ты хочешь?
— Ага!
— И что дальше?
— Девушка боялась, что герцог выгонит ее после ночи, и поэтому рассказывала только половину сказки, а вторую оставляла на следующую ночь, и снова рассказывала половину...
— Но... я ночью... что подумают...
— Ты стесняешься? Того, что мы делаем? Тебе важно, что про нас подумают? Мы не делаем ничего плохого и плевать на всех остальных. Будь собой. Со мной. Сказки виконтессы Орхи...
— Но это же ты придумываешь...
— Не зли меня...
На следующий день после того, как погребли всех погибших... я приказал на погосте, на той стороне, которая выходила на главную дорогу, сделать большую братскую могилу... с красивым каменным надгробьем с выбитой надписью «Слава погибшим героям»... это было ново и необычно, дружинники перешептывались и смотрели на меня... восторженно, устроили большой пир прямо на центральном площади города, там же, где отмечали Новый год. Расставили столы, наготовили еды, открыли бочки с элем. Банн от моего имени, так как я мог только сипеть, толкнул «речугу», что мы все молодцы, что герцогство у нас самое сильное и самое лучшее, а герцог так вообще... «виват» мне, короче. Выпили за победу, наградили отличившихся, помянули павших, я написал нашим, читай городским, у отца в замке никого не было почему-то, менестрелем текст песни и «намычал» мелодию. И вот теперь они с помощью непонятных мне музыкальных инструментов, гусли в виде груши, скрипка или что-то такое, но держат ее перед собой на ногах, и толи волынка, толи еще что-то, но тихонько и очень лирично спели перед вояками:
— Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей
Не в землю нашу полегли когда-то
А превратились в белых журавлей...
Рыдали все... от барона Жу до молодого дружинника Нарта, пришлось исправляться, встал, все затихли:
— Помянем тех, — Банн повторял за мной громко, — кого нет с нами! И будем помнить о живых! Запевай!
— Зелёною весной
Под старою сосной...
Орха стала пихать меня локтем:
— Это про тебя? Ой! А это про меня?
— Про нас, мое солнышко, — нет, ну таким сипом такие слова нельзя говорить... но прокатило...
Раздал трофеи баронам, выразил свое «мерси» и отправил по домам, то есть замкам, весна ведь, нечего прохлаждаться. Приехал к бывшим пленным:
— Как они воевали?
Луц покивал головой:
— Хорошо, ваша светлость, строй удержали, двое погибших, двое раненных, а так хорошо...
— Погибшие — это плохо... живые — это хорошо... выдай всем оплату также как нашим дружинникам, пусть знают, что если воевать, то под знаменем герцога Поду. Десятнику отдай доли погибших, пусть родным отдаст в Лароде. Слышишь, десятник?
— Да, ваша светлость, не сомневайтесь, отдам.
— Еды дай на дорогу. Что? Кто здесь хочет остаться? Вон Луц, если кто в дружину хочет, вон Рак, если кто навоевался и хочет мирной жизни, без проблем, живите...
Посмотрел, как чинят мост, охранные башни и ворота в город. Нет, надо все из камня делать и кирпича.
Поговорил с бургомистром:
— Вот смотри, Решш. Мост будет внутри городской стены, да, а ты думал... а с той стороны, пристань. Рисуйте красивую линию с башнями, с воротами... покажешь мне... и начинаем копать под фундаменты не торопясь. А ворота новые чиним, конечно... пока мы новую стенку построим, что нам с открытой калиткой жить что ли... и пока не забыл... пожарную охрану надо делать, как-как... придете потом, расскажу.
Вечером, после поцелуев, попросили рассказать очередную сказку, но я, показывая на осипшее горло, покачал головой:
— Потом, моя Шахерезада, потом...
— А это кто?
— ...
— Хорошо, не ругайся, а песнью? Ой, все... мне мама пела в детстве... а ты колыбельные тоже знаешь? Какие?
— Спят усталые игрушки, книжки спят.
Одеяла и подушки ждут ребят.
Даже сказка спать ложится,
Чтобы ночью нам присниться.
Ты ей пожелай:
Баю-бай...
Вот и приснилось. Всю ночь я скакал на коне между большими многоэтажными домами, с большими светлыми окнами, с высокими шпилями. Улицы были широкими, с деревьями посредине, с непонятными столбами, с фонарями на этих и других столбах. Проходы вниз под землю открывались тут и там, вывески вспыхивали на домах, знакомые, а чаще незнакомые слова были написаны на них, но меня это не удивляло. Дома, лампы и прочее были необычными, но не удивительными, даже мелькающие в высоте, пролетающие ... повозки... машины, не удивляли. Я видел все это уже когда-то и спокойно воспринимал все это... Вот я уже в каком-то здании в большом зале с множеством людей, кто-то что рассказывает, мы все это обсуждаем, и это так... здорово, интересно, но о чем мы говорим, я не понимаю и это так обидно, как будто от меня отрезали большую часть меня, хорошую часть, и эта доля уйдет безвозвратно, если я не предприму каких-либо действий, а каких... я не знал. И это было та печально, что я плакал в голос от обиды и от тоски, я рыдал и не мог остановиться...