Страница 8 из 88
— Сегодня вы сможете подойти? Мы будем обедать в «Кофейной роще», это ресторан на третьем этаже «Сентрисс».
Переговорный центр, излюбленное место как личных встреч, так и проведения всевозможных конференций, семинаров и прочих болтательных мероприятий. Люднее не придумаешь.
— В котором часу?
— В половине второго.
— Если вас не затруднит, закажите на 13.20 столик неподалёку от вашего... Неважно с какой стороны. На имя Джека Стоуна. Единственное пожелание, чтобы места были не на самом проходе. Это возможно?
— Конечно, я свяжусь с метрдотелем, как только вернусь в офис. Что-то ещё?
— Если понадобится нечто большее, мы поставим вас в известность, — успокоительно улыбнулась леди Оливия.
— Тогда, если позволите... — Кларисса встала.
— Всего доброго.
Я проводил клиентку в прихожую, подал пальто, с удовлетворением отметив, что в рукава она попала с первого раза, а значит, волнение оставило женщину, пусть и ненадолго.
— Джек Стоун — это вы? — Рассеянно спросила фроляйн Нейман, когда моя рука коснулась дверной ручки.
— Да.
— Приятно познакомиться.
Она вышла на улицу и торопливо направилась в сторону центра, занятая размышлениями уже не о личной жизни, а о бизнесе, но на самом краешке чужих мыслей я уловил обнадёженное: «Он, конечно, не слишком солиден, но выглядит и ведёт себя вполне доверительно. И похоже, дело своё знает...»
Своё? Я тихо фыркнул, закрывая дверь и возвращаясь в кабинет. Чужие дела, как правило, мне известны гораздо лучше.
Фырканье получилось насморочным, не прошло незамеченным и вызвало закономерный вопрос:
— Мистер Стоун, вы простыли?
— Немного, миледи.
Хозяйка покачала головой, и пепельно-седые пряди, спускающиеся с висков до подбородка, напомнили своим движением о маятниках часов, отсчитывающих мгновения вечности.
— Вам следует уделять себе больше внимания.
— Да, миледи.
— Учтите, ваше упрямство является достоинством только с одной стороны.
Она поднялась из кресла и прошлась по кабинету, задумчиво скрестив руки на груди, и переключила своё внимание с сотрудника на сотрудницу:
— Что скажете, моя дорогая?
Ева скучно зевнула:
— Ещё одна засидевшаяся в девках тётка.
— Это не повод для осуждения, — заметила хозяйка. — Что скажете по поводу её намерения?
— Глупость.
— Вы излишне категоричны в суждениях. Впрочем, для вашего возраста это нормально.
Девушка фыркнула, и с куда большим успехом, чем чуть ранее это сделал я. Но факт оставался фактом: фроляйн Цилинске совсем недавно исполнилось всего лишь двадцать два года, и понять нужды женщины «далеко за тридцать» ей пока трудновато. Как и мне понимать своего отца. Разница в возрасте всегда имеет влияние.
— Всё же, изложите ваше впечатление.
Ева пожевала губами, но признала:
— Ей нужна помощь.
— Отлично. Тогда отправитесь пообедать за счёт клиента.
Девушка заметно оживилась:
— И много можно будет заказать?
— В разумных пределах, следить за соблюдением которых будет ваш коллега.
Собственно, другого варианта не существовало по определению: в салоне кроме меня и фроляйн Цилинска работников больше не было. Но даже очевидное отсутствие альтернативы не могло повлиять на мнение Евы обо мне:
— Я не хочу с ним идти, он зануда!
— Вы тоже не рождественский подарок, моя дорогая. У вас, мистер Стоун, надеюсь, нет возражений?
— Ни в коем случае миледи. У меня есть всего лишь одно требование.
— Какое? — Слаженным дуэтом спросили дамы.
— Пусть Ева смоет свои ужасные «стрелки».
— Ужасные? — Светло-голубые глаза гневно сузились. — Да что ты понимаешь!
— Я не слежу за веяниями моды, но отчётливо понимаю одно: если явлюсь в ресторан под ручку с нелепо размалёванной девицей, то привлеку ненужное внимание. В том числе и со стороны объекта.
— Нелепо размалёванной?!
Леди Оливия решила проявить благосклонность и защитить меня от девичьего гнева:
— Моя дорогая, мистер Стоун отчасти прав. Ресторан, в котором назначен обед, очень редко посещается представителями так называемой богемы, среди которых ваш макияж пришёлся бы к месту и ко времени.
— Ещё неплохо было бы поменять одежду, — осторожно заикнулся я, чтобы огрести на свою голову очередной ворох проклятий, но доводы разума из уст хозяйки и зарплатодательницы одержали верх над самоуверенностью юности, и Ева отправилась приводить свой вид к надлежащему для появления в приличном обществе, пообещав мне, правда, отсутствие лёгкой жизни на ближайшие лет сто пятьдесят.
Можно было бы добить девчонку, громко порадовавшись, что мне сулят столь долгую и интересную жизнь, но победа над слабым противником никогда не доставляет удовольствия, поэтому я предпочёл промолчать и всего лишь улыбнуться.
— А что скажете вы, мистер Стоун?
За всё время знакомства леди Оливия ни разу не обращалась ко мне по имени, и иногда казалось, что она поступает так из опасения сократить дистанцию, отказавшись от двух ни к чему не обязывающих слов.
— Она была на грани истерики.
— Ева? Больше играет, нежели страдает.
— Я говорю о фроляйн Нейман.
Хозяйка подумала и кивнула:
— Соглашусь. Но почему вы сказали: «была»?
— Выходя из салона, она чувствовала себя спокойнее. Намного.
— Это хорошо. — Леди Оливия взяла со стола наш экземпляр договора. — А ведь в самом начале волнения было столько, что она даже не решилась собственноручно заполнить бумаги... Будьте внимательны в работе, мистер Стоун. Хоть мы и не сапёры, нам тоже не следует ошибаться слишком часто.
Всю дорогу до «Сентрисс» Ева молчала, оскорблённо поджав губы, а я не горел желанием разговаривать, потому что на сыром воздухе в дополнение к насморку начало ощутимо покалывать горло. Неужели так сильно простудился? Быть не может. Вечером наглотаюсь аспирина или чего-нибудь новомодного растворимого, с непередаваемым вкусом искусственных фруктов. С другой стороны, нет худа без добра: ограниченное обоняние позволит меньше рассеивать внимание и упростит мою задачу. Не знаю, помогают ли подобные ограничения медиумам, но мне они, определённо, приносят пользу.
— Тебе очень идёт это платье.
Девушка, пристраивающая жакет на спинке стула, замерла, недоверчиво на меня поглядывая.
— Я похожа в нём на школьницу.
— На очень милую школьницу.
Сказать по правде, с такой худобой фроляйн Цилинска и не может производить впечатление взрослой женщины, разве что, больной и измождённой. А от юношеского стиля, кстати, невероятно ей подходящего, отказывается, что есть силы. Глупая. Потом ещё будет жалеть, что не наносилась вдоволь.
«Подлизывается? Точно, подлизывается! А всё почему? Потому что без меня ничего не может. Стоило бы его проучить, и жестоко... Или лучше пожалеть? М-м-м... Всё-таки, доброе у меня сердце. Пожалею. Но если снова будет нарываться, поставлю перед хозяйкой условие: или он, или я!..»
Можешь ставить любые условия, девочка. Я не против. Только леди Оливия не из тех людей, что охотно делают выбор. О нет, насколько мне известно, наша хозяйка всегда действует по принципу: если можно заполучить всё, грех довольствоваться половиной. Впрочем, могу уйти сам. Когда пойму, что нельзя оставаться дольше. Но моя голова всегда соображала с таким скрипом, что... На понимание могут понадобиться годы. Много-много долгих лет.
О, к нам направляется официант. Не хочу углубляться в лес строчек заковыристого меню. Нет настроения. Зато знаю, кто всегда готов отставить в сторону мизинец и притвориться утончённой и изысканной дамой. В меру своей осведомлённости, разумеется.
Вешаю куртку на стул.
— Займёшься заказом? Я сейчас вернусь.
— Ты куда? — с плохо скрытым испугом в голосе торопливо спросила Ева.
Несмотря на тщательно взращиваемую самоуверенность, девчонка прекрасно понимает: чем больше народа участвует в деле, тем меньше ответственности сваливается на плечи каждого участника. Правило обратной пропорции работает безотказно. Хотя народная мудрость утверждает немного иное, связывая некомплектность органов зрения наблюдаемого объекта с количеством наблюдателей, но нас только двое, стало быть, можно надеяться, что глаза фроляйн Нейман останутся при ней.