Страница 18 из 54
Она покачала головой.
– Не знаю. Может, и то и другое. Их было много. – Она снова покачала головой, на сей раз куда более печально. – Наверное, это судьба. Я тренировала двух или трех из них.
Я помолчал с минуту, стараясь уложить это в голове. Ничего не складывалось.
– Энди, почему ты послал меня туда?
Это не было обвинением, просто она хотела знать.
– У меня была информация, что одежда убийцы может там находиться. Я решил, что если она там, то Оскар будет тут же освобожден. Ясно, что тебя тоже немедленно освободят.
Лори произнесла это тихо, и я впервые услышал, что страх взял верх над яростью:
– Энди, это была моя одежда.
Не может быть. Она не могла сказать то, что я услышал.
– Что?!
– Одежда со следами крови… это моя одежда. Я не знаю, где они ее взяли… Я даже не замечала, что она исчезла из моего гардероба.
Я почувствовал панику, когда понял. Это самое худшее, что только могло произойти. Мы оказались перед ситуацией, которая была совершенно необъяснима, но безусловно четко спланирована и безошибочно исполнена.
– Лори, мы вызволим тебя.
– А где я буду находиться, пока мы будем меня вызволять? – спросила она.
Она имела в виду возможность освобождения под залог, которую я начал обдумывать еще по дороге сюда. Это было весьма проблематично. Оскар обвинялся в предумышленном убийстве, и против Лори, несомненно, будут выдвинуты те же обвинения. Добиться освобождения под залог в таких обстоятельствах крайне трудно, и Дилан, несомненно, будет выступать против.
– С залогом будет нелегко, – сказал я ей.
Я не лгу своим клиентам, и совершенно не собирался лгать Лори. Она кивнула: ей было известно не хуже меня, как работает судебная система.
– Если нам не удастся добиться освобождения под залог и даже если удастся, надо, чтобы суд был как можно скорее.
– Говорить о суде слишком рано. Я намерен разобраться с этим до того, как дело дойдет до суда.
– Я не могу сидеть в камере, Энди.
Я был бы счастлив сказать, что ей и не придется, но это было не в моей власти. Что стало еще очевиднее, когда вошел охранник, чтобы увести Лори обратно в эту проклятую камеру.
Я обещал Лори, что приеду к ней завтра и к тому времени буду знать гораздо больше об этой ситуации, тогда мы сможем обсудить все в деталях. Я еще раз заверил ее, что все будет в порядке. Я сказал, что люблю ее и что она не должна терять присутствия духа.
Но было и то, о чем я умолчал. Я не сказал ей, что у них еще не было времени сделать анализ крови на одежде, значит, пока нет никакой уверенности, что это кровь Дорси. Я не сказал ей, что это означает еще одну улику против нее, – то обстоятельство, что полиции не понадобилось делать этот анализ для получения ордера на арест Лори. Я не сказал ей, что в глубине души знаю: самое страшное еще не случилось и положение дел обязательно ухудшится перед тем, как, надеюсь, ситуацию удастся переломить.
Я не сказал ей, что каждая клеточка моего тела дрожит от страха.
Когда Лори увели, я спустился вниз для встречи с сержантом Лютером Дэндриджем, возглавлявшим группу охраны заключенных. Мы были знакомы, но не очень хорошо, и у него не было никаких причин оказывать мне любезности. Тем не менее, я попросил его сделать все возможное, чтобы Лори было как можно удобнее.
Оказалось, он знаком с Лори и неплохо относится к ней. Дэндридж сказал, что уже организовал, дабы она не встречалась с остальными заключенными, и что охрана будет максимально доброжелательна к ней. Когда я это услышал, мне захотелось обнять и расцеловать его, захотелось отдать ему оставшиеся одиннадцать миллионов долларов, которые я не дал кузену Фреду. Но эмоции лучше держать под контролем.
Было почти восемь часов вечера, когда я покинул тюрьму и позвонил Дилану в офис. Никто не снял трубку, и это означало, что мне придется ждать до завтра, чтобы получить какую бы то ни было информацию. Я позвонил на автоответчик в свой офис и прослушал множество сообщений от друзей Лори, своих и наших общих друзей с выражениями поддержки. Еще звонил Кевин и выражал готовность поработать на меня сегодня вечером.
Последний звонок был от Дилана. Он предупреждал меня, что завтра в одиннадцать утра я должен быть на первичном слушании в суде. Они решили действовать быстро и тайно. Значит, нам придется делать то же самое, но довольно трудно действовать быстро и тайно, когда не знаешь, что тут можно поделать.
Я позвонил Кевину домой, и он снял трубку немедленно, до окончания первого гудка. Разговор был именно таким, как я ожидал. Хотя я знал, что он возмущен и расстроен, его голос не выдавал никаких эмоций. Это были бы пустые, бесполезные слова; что нам сейчас было нужно, так это направить каждую секунду своего времени и все свои мысли на помощь Лори, а не оплакивать ее беду. Я попросил его приехать немедленно, чтобы мы могли начать работу.
Приехав домой, я быстро выгулял Тару, и когда мы вернулись, Кевин уже прибыл. Я сварил кофе, и мы стали думать, что можно предпринять.
В первую очередь надо было найти дополнительную информацию, и поскольку мне нужно было готовиться к завтрашнему слушанию, эту задачу я возложил на Кевина. Завтра утром он поедет к Дилану в офис еще до открытия, и если ему попытаются отказать в немедленном предоставлении всех материалов расследования по этому делу, он должен известить меня об этом до начала слушания. Тогда я снова поставлю Дилана в неловкое положение перед судьей. Сомневаюсь, что Дилан жаждал повторения этого унижения, так что, подозреваю, он будет, хоть и без желания, оказывать содействие Кевину в достаточной степени.
Мы обсудили формулировку требования об освобождении под залог и подготовили прошение, используя соответствующую область прецедентного права. Кевин считал, что наши шансы выше, чем я полагал, и это обнадеживало, потому что он был отличным юристом, который успел поработать по обе стороны.
Я рассказал Кевину о Стайнзе; мои угрызения совести из-за нарушения соглашения «адвокат-клиент» давно испарились. Раз Стайнз знал, что в кустах за стадионом была не его одежда, значит, он посетил мой офис именно с целью подставить Лори. Он разыграл меня, как шахматную фигуру, и отплатить ему той же монетой – мой долг и ключевой компонент в защите Лори.
Кевин уехал, а я просидел еще пару часов, размышляя над делом. Инстинкт подсказывал мне, что ключ к разгадке кроется в личности жертвы и что единственный способ узнать правду о смерти Алекса Дорси – это проследить как можно подробнее последние два года его жизни.
Пока единственный достоверный факт один: Лори не убивала его. Это доказывала ловушка Стайнза, но и без того я не сомневался, что Лори невиновна. Она ненавидела Дорси и вполне могла желать ему смерти. Но убить его она могла бы разве что в чрезвычайных обстоятельствах, сопряженных с самозащитой или защитой других людей. Иного быть не могло. Да и жестокость этого убийства, полное пренебрежение к человеческой жизни снимали с Лори все подозрения.
Я лег в постель, но заснуть так и не смог. Не мог перестать думать о том, что Лори сейчас в тюрьме. И еще – заснуть в тепле и уюте постели, которую мы с ней делили, будет чем-то вроде предательства по отношению к моей любимой.
Я смотрел новости до пяти тридцати утра, а еще через час раскрыл «аферу с рассветом». Парень, который читает новости о погоде, объявил, что солнце сегодня встанет в 6.31 утра, я же мог свидетельствовать, что в это время было уже светло в течение пятнадцати минут. Неужели никто не проверяет эти вещи? Они что, думают, что эти пятнадцать минут светил другой источник – например, для того, чтобы подготовить наши глаза к внезапному восходу солнца? Или нас кто-то обманывает – может, производители лосьона для загара? А вообще, зачем знать, в какое точно время встает солнце? Разве не удобнее было бы знать, когда становится светло? И есть ли еще идиоты вроде меня, которые в этот час не спят и обращают внимание на эту чушь, только чтобы не думать о чем-то по-настоящему важном, что гложет их изнутри и о чем нет больше сил думать?