Первая степень

– Я знаю, ты не мог взяться за это дело, чтобы ранить меня, – сказала она.

– Не мог.

– Я знаю, что у тебя была серьезная причина заняться им, – сказала она.

– Была.

– Я знаю, что ты не можешь назвать мне эту причину.

– Не могу.

– Я знаю, что ты любишь меня.

– Люблю.

– Я знаю, что ты хотел бы, чтобы я осталась с тобой сегодня вечером, хотя сегодня не понедельник, не среда и не пятница.

– Хочу.

– И я знаю, что еще один односложный ответ, и я еду домой, а ты пропустишь самую жаркую, дикую, возбуждающую и страстную ночь любви в своей жизни.

– Я гарантирую, что больше никогда не буду отвечать односложно. Я обещаю тебе развернутые ответы. Я тебя обожаю и буду говорить до тех пор, пока ты не скажешь мне: «Заткнись».

– Заткнись, – сказала она.

Я прибыл в суд задолго до начала предварительного слушания, чувствуя одновременно легкий страх перед тем, во что ввязался, и возбуждение – у меня наконец-то есть дело. Возбуждение, видимо, преобладало, потому что я обычно редко добирался до суда вовремя, а сегодня приехал так рано, что даже удалось припарковаться без проблем.

Оскара еще не привезли. Я позвонил Кевину Рэндаллу, извинился, что не смогу быть у него, как договаривался, и в двух словах объяснил, по какому поводу хотел встретиться. Кевин тактично воздержался от комментариев по поводу моего решения и согласился по моей просьбе попытаться выяснить у следователя, который обследовал тело Дорси, подробности его гибели, например, точное время смерти.

Среди массы несомненных достоинств Рэндалла больше всего меня привлекала в нем абсолютная надежность. Если он за что-то берется для тебя сделать, можно смело вычеркивать это из списка своих забот – он сделает все возможное, и сделает хорошо.

Странно сложилась судьба Кевина – он попал в ловушку своей безупречности. Первоклассный юрист с огромным опытом как на стороне защиты, так и на стороне обвинения, он страдал от мук совести. Будучи прокурором, боялся, что благодаря его непревзойденному таланту невиновный человек может угодить за решетку. А в качестве адвоката боялся оправдать опасного преступника.

В конце концов он все бросил и открыл «Юридическую прачечную», где клиенты могли постирать одежду и получить бесплатную юридическую консультацию. Лори хорошо знала Кевина, по ее совету я воспользовался его помощью в деле Уилли Миллера. С тех пор он заходил ко мне не реже двух раз в неделю, давая понять, что готов оказать помощь в моих следующих делах, если, конечно, проблемы с отбеливателем или умягчителем ткани и тому подобным не требовали его личного присутствия.

Привезли Оскара, и я несколько минут беседовал с ним в приемной по поводу предстоящей процедуры. Он был не новичок в общении с законом и довольно быстро схватывал суть. Дилан уже собрал членов большого жюри,[2] которое должно было зачитать Оскару обвинения, а оно, в свою очередь, должно было пригласить прокурора. Все, что требовалось от Оскара в ходе этих слушаний, – сидеть прямо, прилично выглядеть и четко произнести «Невиновен», когда его попросят сделать заявление.

Когда явилась охрана, чтобы проводить Оскара в зал суда, я пошел рядом. Мы почти дошли до стола защиты, когда я услышал, как он произнес – должно быть, просто буркнул себе под нос:

– А эта сука какого черта здесь делает?

Я посмотрел туда, куда смотрел Оскар, и увидел Лори; она стояла в конце комнаты.

– Ты о ком это? – спросил я, продолжая идти рядом.

– Вон о той суке в синем платье.

Сомнений не было, он имел в виду Лори.

– Следи за своим языком, когда говоришь о ней, – сказал я.

Это был жалкий, ненужный, но непроизвольный акт словесного рыцарства.

Мы дошли до стола защиты и сели.

– Ты хочешь сказать, что знаешь ее? – спросил он.

– Знаю.

– Ну, раз так, то вот что я тебе скажу, мужик. Помнишь, ты просил меня составить список врагов? Людей, которые хотели меня подставить? Так вот, она пойдет номером первым, прямо во главе списка.

– Ты бредишь, Оскар.

– Да ни фига, она все время за мной шпионила, с хвоста не слезала. Никак от нее избавиться не мог. А один мой приятель сказал, что она ошивалась около моей квартиры, когда меня не было дома.

Доверять Оскару я считал не меньшим безумием, чем пытаться разрушить монумент «Маунт Рашмор»[3] в одиночку голыми руками, но здесь у него не было никаких причин лгать. К тому же сказанное им проливало свет на загадочную фразу Лори, будто бы у нее есть информация о том, что Оскар сильно продвинулся по криминальной лестнице с тех пор, как она ушла из полиции.

У меня не было времени подумать над возможными последствиями комментариев Оскара, потому что обнаружил свою руку в потной лапе Дилана Кэмпбелла, который, красуясь перед собравшимися журналистами, подошел пожелать мне удачи.

Нельзя сказать, что дело было сенсационным: хотя журналистов было куда больше, чем обычно, никто не лез друг на друга, пихаясь локтями. Вся сколько-нибудь ценная новость заключалась в том, что жертвой был полицейский, хоть и продажный, а также в жестокости, с которой было совершено преступление.

Вошла судья, Сюзанна Тиммерман, и судебный пристав провозгласил: «Встать, суд идет!» Ей предстояло вести только эти слушания; на само дело судья еще не был назначен. Прискорбно, потому что она – прекрасный судья, никогда не потакает обвинителю, и мы с ней прекрасно находили общий язык прежде.

Обвинения, содержавшиеся в деле «Нью-Джерси против Оскара Гарсии», были зачтены; обвинитель и защитник согласованы. Оскару задали вопрос, признает ли он себя виновным, и он неплохо отыграл свою роль, сказав «Невиновен, ваша честь» уверенно и даже с легким возмущением. Учитывая биографию Оскара, легкое возмущение – это все, что можно было себе позволить.

Заявление о невиновности определило необходимость судебного разбирательства, и теперь суду надлежало рассмотреть это. У судьи Тиммерман не было повестки дня, она даже не знала, кто будет судьей по делу, но, по крайней мере, она могла на основе своего опыта назначить дату. Мы сошлись на 14 июля, то есть примерно через четыре месяца, и судья Тиммерман спросила, есть ли еще что-либо, что она должна рассмотреть.

Я вскочил.

– Я обнаружил информацию, ваша честь.

– Какую именно? – спросила она.

– Я пришел к выводу, что мой оппонент не доверяет защите. Я запросил рапорты, которые не были мне предоставлены.

Дилан выглядел так, будто я нанес ему смертельную рану.

– Ваша честь, – пожаловался он, – запрос был сделан только вчера.

Но меня это не волновало.

– Прошу прощения, ваша честь, но речь идет о копировании рапортов. Это занимает минуты, а не дни. Я был бы рад отправиться с мистером Кэмпбеллом в его офис и скопировать все сам. Кроме того, время запроса не имеет значения, запрос вообще не обязателен. Обвинение должно быть осведомлено о своей обязанности предоставлять обнаруженную информацию как по специальному запросу, так и без него. Эти документы должны быть скопированы и предоставлены защите в том виде, в котором они получены обвинением, без редактуры.

Судья кивнула и издала приказ:

– Штат предоставит копии всех рапортов, имеющихся в распоряжении и относящихся к делу, сегодня в течение дня.

Она стукнула своим деревянным молотком, эффектно закрыв заседание. Зал суда быстро опустел, и когда журналисты разошлись, Дилан забыл подойти для обмена любезностями.

Я договорился позже встретиться с Оскаром, дабы обсудить дело подробнее. Мне было крайне интересно, где он был в ночь убийства. Надеюсь, он обедал с госсекретарем или давал интервью Теду Коппелу в «Ночной линии».

Лори ждала меня в задней части зала суда, и Оскар не сводил с нее глаз все время, пока его выводили из зала. И во взгляде его было не внимание к красивой женщине, а ненависть и страх.

2

Большое жюри – присяжные, решающие вопрос о предании суду.

3

Национальный мемориал «Маунт Рашмор» – гранитная скала в горах Блэк-Хиллс штата Южная Дакота, на которой скульптор Г. Борглум высек профили четырех президентов – Дж. Вашингтона, Т. Джсфферсона, А. Линкольна и Т. Рузвельта. Высота каждого портрета – около 20 м.