Страница 150 из 156
– Невпопаду приснился страшный сон, отец, – с невинным видом сообщила Энтипи.
Его величество, представьте себе, мгновенно взял себя в руки и самым будничным, даже весьма любезным тоном осведомился:
– Тебе приснился кошмар, а, Невпопад?
Кое-как выбравшись из кровати, я подошёл к порогу и с поклоном ответил:
– Он... до сих пор ещё продолжается, ваше величество.
И это был один из редких случаев в моей жизни, когда я нисколько не покривил душой. Сэр Юстус ледяным тоном процедил:
– Быть может, её высочеству теперь всего лучше было бы проследовать в свои покои?..
– Да, безусловно, – с важностью кивнул король. Трудно было определить по тому тону, каким это было произнесено, успел ли он уже примириться с тем, чему стал невольным свидетелем, или просто сумел скрыть свою ярость.
Энтипи наклонила голову в знак согласия и, оглянувшись, нежно прощебетала:
– Увидимся позже, любовь моя. – И послала мне воздушный поцелуй.
У меня всё в душе перевернулось, но я себя заставил помахать ей в ответ.
Она выскользнула в коридор и, обогнув своего отца и остальных, быстрыми шагами удалилась.
Рунсибел обвёл мою спальню мрачным взором, от которого не укрылся ворох одежды на ковре у кровати. Потом его величество соизволил взглянуть на меня. О, если бы... если бы он вознамерился сейчас меня умертвить, я с величайшей готовностью подставил бы грудь и шею под удары его меча. Но на уме у его величества, к сожалению, не было ничего подобного. Да и меча он с собой не прихватил. Я потупился в ожидании сурового выговора. Долго ждать мне не пришлось.
– Невпопад, – медленно и веско произнёс Рунсибел. – Некоторые склонны смотреть сквозь пальцы едва ли не на любые шалости молодёжи. И относиться с большой снисходительностью даже к любовной несдержанности юнцов и юниц. Не сомневаюсь, многие стали бы утверждать, что поскольку вы с Энтипи обручены, то вам дозволительно в преддверии венчания вести себя как заблагорассудится. Если бы я мог отнести себя к числу упомянутых лиц, готовых потворствовать распутству и блуду, уверен, это значительно упростило бы твою жизнь... равно как и мою. Однако я придерживаюсь совершенно иных взглядов. Итак, соизволь явиться в зал Справедливости в девять поутру. Потрудись не опаздывать. И оденься соответственно. Если это тебя не слишком затруднит.
– Слушаюсь, ваше величество, – промямлил я, ещё ниже склонив голову.
Дверь за королём закрылась. Последним, что я увидел, была злорадная усмешка, мелькнувшая на лице Юстуса.
Я бросился на кровать и невидящим взором уставился в потолок. И сказал с протяжным вздохом:
– До чего же неохота присутствовать на их семейном сборище.
Я не завтракал. Аппетит совсем пропал. Вам бы, поди, тоже кусок в рот не полез, очутись вы на моём месте.
Одеваясь, я вдруг вспомнил слова её величества, что Энтипи характером уродилась в отца. Я ещё тогда невольно отметил про себя, каким странным тоном она их произнесла, но особого значения этому не придал. А теперь выходило, что не зря я уловил в том кратком разговоре нечто необычное. Понятно, в чём было дело.
Рунсибел вовсе не отец Энтипи.
От мысли, что король мог оказаться одним из тех, кто учинил насилие над моей матерью, я давным-давно отказался. Маделайн его-то уж наверняка узнала бы, а кроме того, все, кто меня окружал, в подобном случае не преминули бы мне сообщить, что я хоть и ублюдок, но, вполне вероятно, – королевских кровей. Та же самая Астел наверняка не раз об этом упомянула бы. А кроме того, я за время службы при дворе пришёл к выводу, что Рунсибел, при всех его недостатках, просто не мог опуститься до такой низости. Это было ну совершенно не в его духе.
Что, в свою очередь, означало только одно – кто б ни был мой родитель, он не только изнасиловал в числе прочих мою мать, но и с королевой путался...
Учитывая, сколь нелестным было моё мнение о морали и повадках сильных мира сего, как велика была моя ненависть к рыцарям и придворным, когда судьба привела меня в крепость, я до сего момента пребывал в уверенности, что подобное отношение к знати, к власть предержащим никогда не изменится к худшему. Потому как хуже уже некуда. Но оказалось, я заблуждался, ибо выходило, что королева Беатрис, которую я всегда считал женщиной достойнейшей во всех отношениях, образцом добродетели, которую я всегда мысленно ставил неизмеримо выше всех, кто её окружал, на деле являлась... Не скажу кем. Сами догадаетесь. Боже, как горько было это осознавать! Я попытался построить логическую цепь своих рассуждений таким образом, чтобы виноватым оказался его величество, а королева была бы оправдана. Но ничего из этого не вышло. Беатрис рухнула с пьедестала, который я воздвиг для неё в своей душе.
Однако куда больше меня заботил вопрос: что же мне теперь делать?
Жениться на принцессе? Об этом даже и помыслить было невозможно. Снова улечься в постель с собственной сестрой?
Тут мой ехидный, мой эгоистичный внутренний голос забормотал скороговоркой: «Она же ведь тебе не родная, а всего лишь единокровная сестра. И знакомы вы с ней совсем недавно. Вы не росли вместе, под одним кровом. Ты зря придаёшь всему этому такое уж большое значение. Вспомни-ка, в некоторых государствах инцест не только не запрещён, но даже поощряется ради чистоты монаршей крови».
Тогда я послушно припомнил, в каких именно королевствах приняты брачные союзы между ближайшими родственниками. Одним из таковых правил король Рудольф Припадочный, другим – его величество Клайд Слабоумный.
Нет, я ни за что на свете не согласился бы стать основателем династии уродов. К тому же мне ещё пришла на ум легенда о древнем короле британцев Артуре, который также не удержался от того, чтобы переспать с единокровной сестрицей, Морганой, и обрюхатил её Мордредом, который с ним за это впоследствии посчитался... Соображение о том, что, возможно, мой собственный губитель внедрился сейчас в чрево Энтипи, радости мне, как вы догадываетесь, не добавило.
Но даже если отбросить все вышеперечисленные соображения, одного того, что при мысли о совокуплении с Энтипи – теперь, когда я знал, кто она мне, – у меня аж в глазах темнело от ужаса, было достаточно, чтобы наотрез отказаться от возможности союза с ней.
Подойдя к окну, я посмотрел вниз, во двор, на булыжники, которыми он был вымощен. Удрать мне не удастся, это факт, так, может, выброситься наружу и разом покончить со всем этим? Я даже ногу поставил на подоконник, но тут мой внутренний голос истошно выкрикнул: «Стой! А что, если ты ошибся?»
– Ошибся? – Я произнёс это вслух и, отпрянув от окна, уселся в просторное кресло.
«Ну да, да, ошибся! Возможно, ты поспешил с выводами, только и всего. Пусть у неё такое же родимое пятно, как и у тебя, пусть она даже и лицом на тебя похожа. Но одно лишь это ещё не означает, что вы брат и сестра. А вдруг она всего только твоя кузина? Разве можно это исключать? Что, если её отец, кем бы он ни был, приходится братом твоему папаше? Ты ничего не можешь утверждать наверняка. Во всяком случае, пока не убедишься, что её отец был в ту ночь в числе негодяев, надругавшихся над Маделайн. Неразумно вот так, без веских оснований, отказываться от возможности, какая не всякому выпадает. Уж тебе-то подобная больше никогда не представится. Ты только вникни в смысл этих слов: ведь она станет королевой! И ты, сделавшись консортом, будешь вместе с ней править страной!»
– Если не принимать в расчёт того, что она монарху никто. Беатрис, не королевских кровей, так что у Энтипи в жилах нет ни капли августейшей крови. Она не имеет никакого права именоваться принцессой, ведь девчонка – всего лишь ублюдок, незаконнорождённое дитя, прижитое Беатрис невесть от кого. И править государством совместно с ней и от её имени означает лгать, беспрестанно лгать себе и окружающим.
«И что ты предлагаешь?..»
В дверь постучали. Не иначе как кто-то из слуг явился за мной, чтобы проводить к королю. Я сквозь зубы выругал себя за трусость и нерешительность и громко произнёс: