Страница 57 из 95
— Почему, любовь моя? — спросила она.
— Потому что придется казнить Шейри.
Она замерла и даже опустила руки, хотя тиара все еще была не закреплена.
— Ты же не собираешься…
— Помиловать ее? — Я яростно замотал головой, надевая перевязь. — Конечно нет.
Кейт с облегчением вздохнула.
— Это очень хорошо, потому что она представляет для тебя нешуточную угрозу. Если ты ничем не дорожишь, ты должен подумать о своей безопасности и избавиться от этой колдуньи.
— Да, я знаю, — ответил я, прилаживая меч. — Это все потому, что она злится, видя, какого успеха я добился. Она просто страдает от ревности. Когда она умрет, все ее страдания прекратятся.
— Нет, любовь моя, — заверила меня Кейт, подходя и обнимая меня за плечи. — Ее страдания как раз начнутся, когда после смерти она будет гореть — за то, что злоумышляла против тебя. У богов на ее счет недобрые планы, я это чувствую.
— У богов недобрые планы на счет каждого, дорогая, — рассмеялся я. — Не следует особенно на них полагаться. Кто знает, что ждет нас в будущем, и не случится ли так, что наши судьбы окажутся еще горше, чем судьба этой плетельщицы.
— Такого не может быть, — уверенно отвечала Кейт.
И она протянула мне руку, которую я как мог учтиво вложил в свою. И вот мы вместе направились во двор, чтобы посмотреть казнь крайне противной Шейри.
Двор был битком набит людьми — похоже, здесь были все, кто обитал в стенах крепости Бронебойсь. Бродячие продавцы продавали всякую всячину, а толпа охотно покупала все их товары. Самым ходовым оказалась блуза, на груди которой красовался силуэт повешенного. Мальчишки, все в колпаках палачей, гонялись за визжащими девчонками и пытались поймать их затягивающейся петлей. Покупателям предлагались кусочки жареного мяса на маленьких шпажках, они назывались «котлетки на колу». В одном углу давали свое представление кукольники. Я мог видеть, что героем спектакля являюсь я сам в виде куклы (которая весьма на меня походила), разделывавшийся с другой куклой при помощи миниатюрной лопатки.
Конечно, как только появились мы с Кейт, поднялся шум — все приветствовали нас. Должен вам сказать, что если бы мне довелось выбирать, каким станет последний день в моей жизни, я выбрал бы этот. Ни облачка не плавало в небе, которое, в свою очередь, было такого чистого голубого цвета, каким я не видел его никогда. Мы прошли через двор, и я увидел палача, который, заметив, что мы появились, поднялся к виселице. Я отсалютовал ему, а он мне ответил, что вызвало новый всплеск восторга. Как и я, он был одет в черное, но штанов не носил — его блуза закрывала ноги до середины бедер, ноги были обуты в тяжелые пиратские сапоги, лицо скрывала традиционная маска. Блуза не имела рукавов, и присутствующие могли оценить чудовищную мощь его рук. Палач, кажется, состоял из одних жил и мускулов; похоже, что кроме повешения он занимался и поднятием людей на дыбу. Ему хватило бы силы, чтобы, размахнувшись, загнать топор чуть ли не до самой сердцевины нашей планеты. Сейчас топора у него не было, был только кинжал, заткнутый за пояс, и острое как бритва лезвие ослепительно блестело. Для палачей, которые занимаются повешениями, это самый обычный инструмент. Иногда те, кого вешают, проявляют завидное упорство, не соглашаясь умирать. Если они недостаточно весят и петля не ломает им шею, тогда они просто висят, болтая ногами в воздухе. Минуту-другую это забавно, но рано или поздно людям начинает надоедать или даже становится неприятно смотреть на такие дерганья. И тогда палач должен достать свой кинжал и либо заколоть жертву в сердце, либо перерезать ей глотку. Все это — их работа.
— Ну, что скажете про своих клиентов, господин палач? — окликнул я его по традиции.
Он ответил тоже традиционно:
— Скажу, что они будут хорошо висеть, милорд!
Такая беседа, конечно же, не могла не вызвать очередную бурю восторга.
Кейт, со своей стороны, была очень занята — она махала рукой и посылала воздушные поцелуи толпе. Ее ноги поднимали небольшие фонтанчики пыли, потому что она чуть ли не подпрыгивала, шагая по двору, хотя по-прежнему продолжала держать меня под руку. Меня встречали, как короля, вот до чего дошло.
Я даже вздрогнул, когда понял это. В конце концов, разве я не видел, какую ужасающую пустоту несет это звание? Мелкие идейки подданных, секреты, интриги, даже безумие, которое с пугающей регулярностью обрушивается на тех, кто на троне. Неужели я хочу всего этого?
Но потом я прислушался к крикам приветствий и восторга, ликованию и обожанию, которое выражали люди вокруг меня, и подумал: о да! Если все те, кого я видел у власти, этой самой власти не заслуживали, это не значит, что и я ее не заслуживаю. Я-то заслуживал ее гораздо больше, чем они, потому что все эти военачальники, правители, монархи и прочие… они родились в благородных семьях, имели титулы или хотя бы две здоровые ноги. Я же был Невпопадом из Ниоткуда, а теперь, по крайней мере здесь, в замке Бронебойсь, стал мироначальником Невпопадом, правителем Победа, самым крупным властителем в окрестностях. Никто у меня этого не отнимет… никто.
И Шейри не исключение.
Нам предоставили отдельную ложу неподалеку от виселицы. Кабаний Клык и Охлад уже сидели там, дожидаясь нас, и, когда мы вошли, они низко поклонились.
— Прекраснейшее утро для такого дела, а, мироначальник? — весело спросил Кабаний Клык.
Я заметил, что его глаза немного покраснели — накануне он явно праздновал еще активнее, чем я от него ожидал.
— И впрямь, Кабаний Клык, — охотно согласился я.
И отстраненно подумал: как это я еще мог испытывать какое-то отвращение к тому, что он сделал с той женщиной… с плачущей женщиной, как я мог помнить. Но с чего она так расстроилась, я вспомнить не мог и перестал об этом думать, поняв, что Кабаний Клык поступил единственно верным образом и как раз вовремя. Больше я ничего на эту тему думать не стал.
Мы сели, и Охлад, как ведущий, сделал несколько шагов вперед, поднял руки, призывая толпу к тишине. Немного помолчав, он крикнул:
— Хотите посмотреть, как вешают?
— Да! — громогласно ответила толпа.
Нет, Охладу не надо было расшибаться в лепешку, чтобы держать внимание толпы. Все и так умирали от нетерпения увидеть смерть.
Как только мы уселись в своей ложе, леди Кейт возбужденно схватила меня за руку. Лицо ее сияло от предвкушения зрелища. Ее переполнял эротический восторг. Я решил, что, когда мы вернемся в спальню, надо будет этим воспользоваться. Да, я заподозрил, что заставлять или уговаривать Кейт мне не придется. Она бросала на меня косые взгляды, и один раз я даже заметил, как она облизнула губы. О да. Когда мы останемся наедине, она охотно согласится на все.
— Мироначальник! — окликнул меня Охлад; его белые зубы ярко блестели, выделяясь на фоне черной кожи. — Вести ли пленников?
Я повернулся к леди Кейт и улыбнулся ей.
— Что скажет моя госпожа?
— Ведите! — выкрикнула Кейт, и рев толпы ее поддержал.
У меня заболели уши — так громко раздавались крики «ура», волна за волной.
В дальнем конце двора распахнулась огромная дверь, и вооруженные стражники вывели на улицу пленников по одному. Приговоренные моргали в ярком свете утра. Они могли бы закрыть глаза руками, не будь их руки связаны за спиной толстой веревкой.
Шейри шла впереди.
Ну конечно.
Толпа с нетерпением ждала их появления и к встрече была готова. В воздух полетели перезрелые фрукты и овощи. Стражники благоразумно поотстали, чтобы не мешать публике. Большинство метательных снарядов пролетело мимо, но благодаря изрядному общему количеству все же немало продуктов попало в цель. Они разбивались о тела узников с тем противным звуком, который могут издавать только гнилые фрукты, и узники отшатывались или даже пытались попятиться. Но у охранников были пики, и им не пришлось подставляться под летящие снаряды, чтобы удержать пленников на месте.
Только Шейри не морщилась. Она не обращала никакого внимания на своих мучителей, что злило их еще больше. Вскоре она стала главной мишенью, и в нее стали кидаться всем, что подворачивалось под руку. Ее оборванное платье быстро превратилось в разноцветные лохмотья, но она так и не подала виду, что ее хоть сколько-то занимает происходящее. Она не смотрела ни на меня, ни на-толпу, казалось, что она полностью погружена в себя. Я решил, что она, возможно, вообще не замечает, где находится. Она могла просто «уйти» из такой ситуации. Наверное, такое решение было с ее стороны самым мудрым, потому что перед тем, как наступить улучшению, жизнь всегда становится значительно хуже. Ну, сейчас улучшения не будет. По крайней мере для Шейри.