Страница 74 из 81
Затем, когда мне было около двенадцати, я провел короткое время в Новом Орлеане и нашел в библиотеке на Канал-стрит книгу, подробно описывающую театрализованное представление британской истории, начиная с доисторических времен и заканчивая – я полагаю – нормандским завоеванием. Это было написано для школьников и рассказано в интересном и романтическом стиле, возможно, со многими историческими неточностями. Но там я впервые узнал о маленьком темном народе, который первым заселил Британию, и их называли пиктами. Я всегда испытывал странный интерес к термину и людям, и теперь я почувствовал, как они меня увлекают. Автор изобразил аборигенов не в более привлекательном свете, чем другие историки, чьи работы я читал. Его пикты были созданы хитрыми, скрытными, невоинственными и в целом стояли ниже последующих рас – что, несомненно, было правдой. И все же я испытывал сильную симпатию к этому народу и сразу же принял их как средство связи с древними временами. Я сделал их сильной, воинственной расой варваров, дал им почетную историю былой славы и создал для них великого короля – некоего Брана Мак Морна. Должен признать, что мое воображение было довольно слабым, когда дело дошло до названия этого персонажа, который, казалось, полностью сформировался в моем сознании. Многие короли в пиктских хрониках носят гэльские имена, но для того, чтобы соответствовать моей вымышленной версии пиктской расы, у их великого короля должно быть имя, более соответствующее их неарийской древности. Но я назвал его Браном в честь другого моего любимого исторического персонажа – галла Бреннуса, который разграбил Рим. Мак Морн происходит от имени знаменитого ирландского героя Гола Мак Морна. Я изменил написание Mac, чтобы придать ему не гэльский вид, поскольку в гэльском алфавите нет буквы “k”, “c” всегда звучит как “k”. Итак, в то время как Бран Мак Морн по-гэльски означает “Ворон, Сын Морна”, Бран Мак Морн не имеет гэльского значения, но имеет собственное значение, чисто пиктское и древнее, уходящее корнями в темные лабиринты древности; сходство в звучании с гэльским термином - просто совпадение!
Но что я хотел сказать, так это то, что я пока не в состоянии понять свое собственное предпочтение этим так называемым пиктам. Бран Мак Морн не изменился за прошедшие годы; он точно такой, каким запечатлелся в моем сознании во взрослом виде – похожий на пантеру мужчина среднего роста с непроницаемыми черными глазами, черными волосами и темной кожей. Это был не мой типаж; я был блондином и скорее выше среднего роста, чем ниже. Большинство моих друзей были такого же склада. Ярко выраженные типы брюнета, подобные этому, были в основном представлены мексиканцами и индейцами, которых я недолюбливал. Тем не менее, при чтении пиктов, Я мысленно встал на их сторону против вторгшихся кельтов и германцев, которых я знал как людей моего типа и, более того, моих предков. Мой интерес, особенно в раннем детстве, к этим странным людям эпохи неолита был настолько острым, что я не был доволен своей нордической внешностью, и если бы я вырос таким мужчиной, каким в детстве хотел стать, я был бы невысоким, коренастым, с толстыми, узловатыми конечностями, черными глазами-бусинками, низким скошенным лбом, тяжелой челюстью и прямыми, жесткими черными волосами – мое представление о типичном пикте. Я не могу связать эту прихоть с восхищением каким-то человеком такого типа – это был рост моего интереса к средиземноморской расе, которая первой заселила Британию. Книги по истории Шотландии мне было легче достать, чем по истории Ирландии, поэтому в детстве я знал о шотландской истории и легендах бесконечно больше, чем ирландцы. У меня был ярко выраженный шотландский патриотизм, и нет ничего лучше, чем читать о войнах шотландии и Англии. Я разыгрывал эти войны в своих играх и во весь опор скакал по мескитовым зарослям на скаковой кобыле с голой спиной, рубя направо и налево мексиканским мачете и срезая кактусовые груши, которые я принимал за головы английских рыцарей. Но, читая о столкновениях между шотландцами и пиктами, я всегда чувствовал, что мои симпатии странно меняются. Но хватит об этом; у меня нет намерения утомлять вас.
ПИСЬМО Х.П. ЛАВКРАФТУ, ПРИМЕРНО 2 марта 1932 г.
Что касается моих чувств к мифическим пиктам, без сомнения, вы правы, сравнивая это с индийским комплексом восточного мальчика и вашими собственными чувствами к арабским вещам. Мой интерес к пиктам всегда был смешан с долей фантазии – то есть я никогда не ощущал того реалистичного расположения к ним, которое я испытывал к ирландцам и шотландцам хайленд. Не то чтобы это было менее ярко; но когда я начал писать о них, это все еще было глазами инопланетян – таким образом, в моем первом рассказе о Бран Мак Морне, который был справедливо отвергнут, я рассказал историю от лица наемника–гота в римской армии; в длинном повествовательном стихотворении, которое я так и не закончил и в котором я впервые перенес Брана на бумагу, я рассказал его через римского центуриона на стене; в “Потерянной расе” центральной фигурой был британец, а в “Королях ночи” - гэльский принц. Только в моем последнем рассказе Брана “Земляные черви”, который принял мистер Райт, я смотрел глазами пиктов и говорил на пиктском языке!
В этой истории, кстати, я заново затронул вечную борьбу Брана с Римом. Я едва ли могу думать о нем в какой-либо другой связи. Иногда я думаю, что Бран - просто символ моего собственного антагонизма по отношению к империи, антагонизма, который не так легко понять, как мое пристрастие к пиктам. Возможно, это еще одно объяснение последнего: сначала я увидел название “пикты” на картах, и всегда это название находилось за пределами обширных границ Римской империи. Этот факт вызвал мой пристальный интерес – он был таким значительным сам по себе. Сам факт наводил на мысль о потрясающих войнах – savage атаки и яростное сопротивление – доблесть, героизм и свирепость. Я был инстинктивным врагом Рима; что может быть более естественным, чем то, что я инстинктивно вступил в союз с ее врагами, тем более что эти враги успешно сопротивлялись всем попыткам подчинения. Когда в моих снах – не наяву, а наяву - я сражался с бронированными легионами Рима и отступал, израненный и побежденный, в моем сознании возникала картина карты, охватывающей обширную римскую империю, и всегда за границами, за пределами линий подчинения, загадочная легенда “Пикты и скотты”, словно вторжение из другого, нерожденного мира будущего. И всегда в моей голове возникала мысль, придающая мне новых сил – среди пиктов я мог бы найти убежище, безопасное от моих врагов, где я мог бы зализать свои раны и восстановить силы для войн.
ПИСЬМО ФАРНСВОРТА РАЙТА РОБЕРТУ Э. ГОВАРДУ, 10 марта 1932
В этом письме Райт говорит: Я хочу в ближайшее время выпустить "ЧЕРВЕЙ ЗЕМЛИ", потому что, по-моему, это необычайно прекрасная история . Также в этом письме он отвергает "Дочь ледяного великана" и возвращает "Феникса на мече" для доработки; это первые две истории о Конане, представленные Говардом в "Weird Tales" . . . . . . . . . . . . . " Странные истории" .
АЛЬГАЛЛА, Против ЛУЧНИКОВ М ПРИМЕРНО В апреле 1932 ГОДА
Это первая история Говарда о Джеймсе Эллисоне, который помнит прошлые воплощения, в основном как воин-варвар в эпоху, предшествовавшую зарождению истории. В нем рассказывается о всемирной миграции группы доарийских нордиков, группы, в которую входит один человек не из племени.
Мы происходили из многих кланов, но все из златовласых А Есир, за исключением человека, который шагал рядом со мной. Он был Келкой, моим кровным братом, и пиктом. Он присоединился к нам среди покрытых джунглями холмов далекой страны, которая отмечала самый восточный путь его расы, где тамтамы его народа непрерывно пульсировали в жаркой звездной ночи. Он был невысоким, с толстыми конечностями, смертоносным, как лесной кот. Мы из А Эсир были варварами, но Келка был дикарем. Позади него лежал ужасный хаос воющих черных джунглей. В его крадущейся поступи чувствовалась хватка тигра, в его руках с черными ногтями - хватка гориллы; в его глазах горел огонь, который горит в глазах леопарда.