Страница 62 из 81
Но некоторые из них перешли в ассирийский лагерь, и среди них я.
Я проник в лагерь украдкой, то бесшумно скользя от тени к тени, то крадучись вперед на четвереньках, то лежа плашмя, едва осмеливаясь дышать, когда ассириец проходил рядом.
Наконец я оказался рядом с большим шатром, который казался шатром какого-то вождя.
Я подобрался к нему вплотную, держась в его тени и сильно осмелев, прорезал кинжалом небольшой разрез в ткани.
С большой осторожностью заглянув внутрь, я увидел, что в палатке находились три или четыре женщины, одна из них - пленница, остальные - рабы, но ассирийки.
В земляной пол палатки был вбит кол, а рядом с ним на корточках сидела пленница, ее запястья были привязаны к колу. Она была немногим старше девочки, стройной, красивой девушкой, которая из-за своих аристократических черт и изящества могла бы быть дочерью великого вождя или короля.
Ее глаза были расширены от ужаса, а золотистые волосы в беспорядке рассыпались по обнаженным плечам. Ее единственная одежда, похожая на мантию, была местами порвана, а на мягкой округлой руке виднелся синяк, свидетельствующий о том, что с ней грубо обращались.
Пока я смотрел, полог палатки раздвинулся, и вошел ассирийский воин. Это был вождь, высокий, крупный мужчина с густой бородой, с суровым, жестоким лицом. Плененная девушка отпрянула от него с тихим криком испуга.
Он жестоко улыбнулся и выгнал рабынь из шатра.
Затем он подошел к девушке и, развязав ей руки, поднял ее на ноги.
Я не понимал их языка, но мог сказать, что она отчаянно, жалобно умоляла. Ассириец только посмеялся над ней.
Он привлек ее к себе и грубо поцеловал, снова и снова. Затем он оттолкнул ее от себя с такой силой, что она упала ниц на пол палатки. Она лежала там, ее стройное тело сотрясали рыдания. Ассириец усмехнулся и, снова подняв ее на руки, прижал к себе, похотливо глядя в ее глаза, игнорируя ее плач и мольбы.
Я удивлялся, как какой-то мужчина мог найти в себе силы так плохо обращаться с такой изящной и беспомощной девушкой, как она.
Но жестокость была преобладающей чертой ассирийцев. Ассириец всего лишь играл с ней, как кошка с мышью.
Рука девушки, отталкивающей своего похитителя, когда она боролась в его руках, пока ее несли к ложу в углу палатки, коснулась рукояти кинжала у него на поясе.
Она мгновенно выхватила кинжал и попыталась ударить им ассирийца. Но он был слишком быстр для нее. Он вырвал кинжал у нее из рук и швырнул его через палатку. Затем выражение его лица сменилось с презрительного смеха на жестокую ярость, он швырнул ее на пол палатки к своим ногам.
Он схватил кнут для колесницы и одним диким рывком сорвал с девушки одежду и опустил кнут на ее мягкие, белоснежные плечи. На ее нежной коже появился красный рубец, но она не вскрикнула. Она только закрыла лицо руками и, дрожа, ждала следующего удара.
Обращение ассирийца со своей прекрасной пленницей разозлило меня, но я вмешался, потому что чувствовал, что не могу допустить, чтобы лагерь обнаружил меня. Но теперь моя ярость была слишком велика.
Злорадствуя над девушкой и решая, куда ударит хлыст следующим, ассириец не услышал, как разошлась ткань палатки, когда я нанес семифутовый разрез. Он не тронул меня, когда я молча бросился через палатку. Я был почти рядом с ним, прежде чем он обернулся.
Его глаза расширились, а затем сузились до щелочек, когда он увидел меня.
“Хеттеянин!” - прошипел он, выхватывая из-за пояса короткий меч. Прежде чем он успел им воспользоваться, мой кинжал сверкнул в свете палатки, когда я нанес один удар.
Ассириец покачнулся и отшатнулся назад, меч выпал у него из руки.
Мгновение я стоял над ним, прислушиваясь к любому звуку. Но я не слышал ничего, кроме шума воинов, играющих в азартные игры и веселящихся в других палатках или у больших лагерных костров.
Я повернулся к девушке. Она все еще сидела на корточках, глядя сначала на меня, а затем на тело ассирийца. Ее глаза загорелись, когда она увидела, что он больше не сможет причинить ей вреда, а затем наполнились сомнением, когда она посмотрела на меня.
Я поднял ее на ноги и успокаивающе заговорил с ней, и хотя она не понимала моего языка, часть страха исчезла с ее прекрасного лица. Затем она взглянула на себя, и ее щеки покраснели, и она со стыдом отвела глаза.
Длинный плащ, такой, какие носили ассирийские вожди, лежал на кушетке, я поднял его и накинул на девушку.
Затем я подошел к передней части палатки и выглянул наружу. Рядом никого не было. Вернув кинжал на место и обнажив короткий меч, я взял девушку за руку и, жестом призвав к тишине, повел ее через прорезь, которую я проделал в палатке. Ее присутствие помешало бы моему побегу, но какой был бы смысл или право спасать ее от одного ассирийца и оставлять во власти нескольких тысяч из них?
Мы молча двинулись в том направлении, куда я вел. Я видел группы лошадей, привязанных тут и там в лагере, и к некоторым из них я и направлялся.
Нам пришлось немало потрудиться, чтобы избежать встречи с воинами и держаться подальше от света костров, но наконец мы добрались до места, где было привязано несколько лошадей. Рядом сидели двое ассирийцев и играли в кости.
Рискуя всем в одном броске, я подхватил девушку одной рукой и одним прыжком пантеры приземлился среди лошадей.
Они вставали на дыбы и ныряли, но путы выдержали, и в одно мгновение я оказался на спине одного из них, прижимая к себе девушку. Тремя взмахами меча я разорвал путы и в следующий момент изо всех сил старался удержаться в седле, в то время как мой конь бешено мчался через лагерь вместе с остальными.
Ассирийцы сидели, уставившись на меня, почти ошеломленные моим внезапным появлением и быстрыми действиями. Но теперь к ним вернулось присутствие духа, и они вскочили, дико крича.
Через мгновение весь лагерь был охвачен ревом. Люди мечутся вокруг, крича, (как я узнал позже) одни, что в лагере мятеж, другие, что на них напали хетты.
Люди замахнулись на меня мечами, и несколько стрел были направлены в меня. Но свет костра обманчив, и я прошел через весь ассирийский лагерь, не получив ни царапины. Ни у коня, ни у девушки не было.
Когда я пробегал мимо последней линии палаток, я осознал, что кто-то был рядом со мной, верхом на лошади и мчался со скоростью ветра.
Полуобернувшись, я поднял свой меч, но всадник пронесся рядом со мной, и я увидел, что он безоружен.
“Побереги свой меч для ассирийцев!” - крикнул он на языке хита. “Я твой друг, будь ты хеттеянином, васанитянином или дьяволом! Все, о чем я прошу, это сопровождать тебя ”.
Я мог бы сказать, что он не был ассирийцем.
“Приходи, если хочешь”. Я ответил.
Это была поездка! Я никогда этого не забуду.
Это была поездка, достойная воспоминаний, я мчался на лошади, едва ли менее быстрой, чем ночной ветер, который бил мне в лицо, развевая по моему лицу и плечам мягкие волосы девушки, которую я нес перед собой; и и странный всадник, ехавший рядом со мной.