Страница 161 из 179
– Как они теперь поступят? – спросила Мариса у Стоящей Антилопы.
Тот пожал широкими мускулистыми плечами. Теперь он был настороже, не зная, чего от нее ожидать.
– Будут совещаться. У них кони, которых они ловили и приручали на протяжении многих лун. Тебе отдали самых лучших коней. Я бы не отказался от того, что добыл с таким трудом, и не сбежал бы, как женщина.
– А если они останутся? – Она терзала своими вопросами не только индейца, но и самое себя.
Индеец взглянул на нее с презрительным удивлением.
– Где тебе понять мужчин! Если они останутся, то будут защищать свою добычу. У них есть оружие и патроны, а испанцев не так много…
Не так много! К тому же отряд готов к нападению. Тогда почему Доминик решил от нее избавиться? Почему они двинулись с теми лошадьми, которых уже отловили, обратно к границе? Почему она по-прежнему ощущает свинцовый груз опасности, постоянно пригибающий ее к земле?
«Ненавижу его за то, что он меня отослал, и за то, как он это сделал!»
Размышления не приносили ей утешения, путешествие утомляло все больше. Она даже утратила счет времени, который команчи вели по фазам луны. Ее сознание просто отмеривало его течение, как солнечные часы.
Сначала они достигли становища команчей, потом была охота на бизонов, потом обратный путь – движение в никуда. Ей уже ни до чего не было дела. Что бы ни случилось, только бы скорее!
Обычно команчи привозили свой товар в западные форты – Санта-Фе или Таос. При их приближении к Сан-Антонио, самой сильной укрепленной миссии на юго-западе, выросшей на Эль-Камино-Реаль – Королевской дороге, испанцы высыпали навстречу конным варварам, которых они научились уважать, хоть и побаивались.
Приближение зимы подстегивало их интерес к бизоньим шкурам. Но пленники, бедные крестьяне-индейцы из Мексики? Их жалели священники, однако…
Стоящая Антилопа был опытным торговцем. Сначала он ограничивался намеками, желая разбудить в испанцах любопытство. Он подумает над ценой, предложенной за бизоньи шкуры, а также за пленников. Если испанцам нет дела до судьбы их соотечественников, то их можно будет продать в рабство в другом месте. В том числе племянницу одного из могущественных чернорясников, женщину с золотыми волосами, которую испанцы обыскались…
Переводчиком выступал старый индеец из миссии. Когда Стоящая Антилопа вызывающе зашагал прочь, он окликнул его:
– Ты говорил о пленнице… Ее хотят видеть. Где ты ее взял?
– Ее мне продал один американо. Но она желает стать хорошей скво у команчей. Если вы ее не купите, мы продадим ее в другом месте. Женщин можно объезжать как лошадей…
– Погоди! Капитан желает видеть женщину, о которой ты говоришь.
Когда Марису вытолкнули вперед, Стоящая Антилопа запустил пятерню ей в волосы и запрокинул ей голову, чтобы испанцы могли посмотреть на ее лицо. Одного из испанцев Мариса сразу узнала; по ошеломленному виду капитана Игеры стало ясно, что и он ее помнит.
– Dios mio! – Спохватившись, он перешел на учтивый язык. – Как же так? Сеньора, вы… – Он запнулся, рассматривая ее индейский наряд и загар. Мариса, почти разучившаяся думать, все-таки догадывалась, что он вспоминает рассказы о команчах и об их обращении с пленницами.
Пока шла торговля, Мариса успела испытать жалость к растерявшемуся молодому офицеру.
Стоящая Антилопа получил хорошую цену за нее и всех остальных жалких пленников, которых он приволок с собой. Ко всеобщему удивлению, отпуская ее, он разрешил ей забрать золотистого жеребца Оро, прозванного так Домиником.
Глава 55
На сей раз тихое уединение в обители кармелиток не поселило мира в душе Марисы. Она так привыкла к независимости, что монахини оказались над ней не властны. К тому же по ней никак нельзя было сказать, что она, испытав потрясение, стала боязливой, запуганной; монахиням было нелегко скрывать свою неприязнь. Ничто не указывало на сильные переживания, каких они ожидали от молодой женщины в ее положении, прошедшей через ужасные испытания.
Она настояла, чтобы ей позволяли ездить верхом, причем в мужском седле. Капитан Игера был вынужден приставлять к ней своих людей, хотя, когда мог, предпочитал сопровождать ее сам. К вящему огорчению благочестивых сестер, на чьем попечении Мариса теперь вроде бы находилась, она постоянно беседовала с молодым капитаном с глазу на глаз, не желая присутствия соглядатаев.
Архиепископ, ее дядя, находился в Мехико. Депеша о возвращении Марисы была отправлена ему незамедлительно, однако оставалось гадать, как скоро она его настигнет и когда он явится за племянницей. Тем временем молодая женщина, сильно изменившаяся с тех пор, как побывала здесь в прошлый раз, вела самостоятельную жизнь.
На пределе терпения находилась не только мать-настоятельница, но и сама Мариса: ее затруднение заключалось во влюбленности капитана Игеры. Бедный молодой офицер взирал на нее как на трагический персонаж, мученицу и не замечал, кем она является в действительности. Зная теперь, что такое любовь и какую она способна причинять боль, Мариса старалась не внушать ему иллюзий, что способна ответить ему взаимностью. Впрочем, в его лице она видела приятного собеседника; к тому же благодаря своему положению он мог кое о чем поведать…
Порой она готова была откусить себе язык – так мучила ее тревога. «К нам приближается большой и хорошо вооруженный испанский отряд…» Было ли это правдой или всего лишь предлогом, чтобы избавиться от нее? Еще не до конца разуверившись в честности Доминика, она отказывалась его выдавать. Сколько ни расспрашивал ее капитан, сколько ни принуждали к исповеди сестры, она упрямо трясла головой, твердя, что ужасы, которые ей пришлось пережить, привели к потере памяти. Какие-то люди похитили ее и продали индейцам – этим ее версия исчерпывалась. Она запомнила одно-единственное имя – Джон Маррелл. Обо всем остальном она отказывалась даже вспоминать. В конце концов ее оставили в покое; монахини молились о том, чтобы дядя Марисы поскорее избавил их от неожиданной обузы.
Что же произошло в лагере на Рио-Бланко?
Не было минуты, даже во сне, чтобы ее не терзал этот вопрос. Однажды, проснувшись среди ночи в холодном поту от особенно тяжелого кошмара, она устремилась в маленькую часовню, где принялась молиться.