Наследники Борджиа

— Нет, — решительно тряхнул головой Никита. — Верю я, невольница она, похуже раба последнего.

— А как думаешь ты, — продолжал спрашивать его Геласий, — захочет ли она грех свой нынешний замолить, совершив дело благое для церкви нашей?

— Какое дело? Не понимаю я, батюшка, — пожал плечами Ухтомский князь.

— А я объясню тебе, — отвечал иеромонах. — Если помнишь, говорил я тебе, что совершил я в юности своей паломничество в святой град Иерусалим ко Гробу Господню. И по долгому пути своему проходил я в другой святой и стольный град Константинополь, что Стамбулом ныне кличется. Жалким зрелищем разрушенных православных храмов своих поразил меня священный город византийский. Подумал я сперва, что османы сотворили с ним беду. Но от потомка одного из греческих вождей узнал я, что постигло Константинополь разрушение гораздо раньше того. Из-за распрей за наследный престол между потомками византийских императоров, призвал на защиту власти своей один из них, престарелый Исаак Ангел, латинских рыцарей-крестоносцев в 1204-м году, чтобы помогли ему избавиться от брата-узурпатора, захватившего трон. Крестоносцы откликнулись на его призыв. Их корабли подступили к Константинополю, и узурпатор, устрашенный, бежал. Греческий патриарх объявил всем, что признает власть римского папы Иннокентия Третьего. Однако народ греческий не смирился с его решением и восстал. От беспорядков, творимых повсюду, разразился страшный пожар, поразивший город от Золотых ворот до самого побережья залива. И бессильной оказалась власть престарелого Исаака, Молодой вельможа из династии Дуков по прозвищу Мурзуфл, все время повторяя слова «отчество» и «религия», возглавил народное движение. Имея огромное влияние среди простого люда, готового крушить все на своем пути, он убедил сына Исаака, принца Алексея Ангела, прервать отношения с крестоносцами и выступить против них. Запустили греки в гавань, где стоял флот крестоносцев множество маленьких судов с легко воспламеняющимися веществами, дабы спалить его. Но путь им преградили венецианцы, осведомленные об интриге византийского двора. Открылась задумка Мурзуфла. И началась война, погубившая великую империю. Крестоносцы осадили Константинополь. Принц Алексей погиб, удушенный предателем-Мурзуфлом в темнице. Его отец, Исаак Ангел, — безумен. Среди смуты самозванец-Дука провозглашает себя императором. Он пытается укрепить город, но все усилия уже тщетны. Везде царит хаос. Корабли крестоносцев, выстроившись в одну линию, покрыли море на расстоянии трех полетов стрел. Вскоре они приблизились к Константинополю вплотную. Связав суда между собой и выстроив из них плавучую крепость, рыцари опускали на берег мостки, и неукротимые воины под предводительством своих вождей, которые шли на приступ рядом с солдатами, спускались с кораблей и наступали на город. В авангарде крестоносцев вились белые хоругви тамплиеров с красными крестами на них. Давненько подкрадывались они к богатой византийской столице. И вот пришло их время. Страшным был судный день Константинополя. Множество православных реликвий погибло в пламени огромного пожара, который почти уничтожил столицу василевсов. Многие ценности храмов были уничтожены или бесследно исчезли. Так пропала одна из главных святынь нашей церкви — большой хрустальный крест Софийского собора со вставленными в него частицами Истинного Креста, на котором был распят Спаситель наш Иисус Христос. Многие православные паломники истоптали в кровь ноги свои в поисках того Креста в Греции и в Святой Земле Иерусалимской. Я тоже приложил немало стараний, чтобы отыскать какие-либо упоминания о нем во время путешествия своего. Но все было напрасно. Единственное, что наверняка поведал мне тот грек в Стамбуле, отец которого, к несчастью своему, был свидетелем похищения креста из храма, так это то, что унесли его, разрушив до основания алтарь и осквернив его, рыцари с красными крестами на плащах, то есть тамплиеры. До сего дня, Никита, не было у нас никаких средств добраться до святыни нашей. И верю я, что по доброй воле, обратись мы к ним, рыцари Соломонова Храма не отдадут нам константинопольскую добычу свою, ибо очень ценен для них Истинный Крест Христов. Свой-то Крест Животворящий, который тоже был украшен осколками Истинного Креста, один из Магистров их, принявший ислам, безвозвратно пожертвовал сарацинам. Вот и думаю я, Никита Романович, если еще жива частица светлая Господова в душе княгини нашей бывшей Вассианы, или как теперь кличут ее, если терзает ее совесть за совершенное на невинной земле белозерской, если есть в ней капля человеческая, сострадательная, так, может быть, захочет она искупить великий грех свой и поможет нам вернуть святыню нашу? А мы уж отмолим ее грехи, Господь-то милостив — простит. А? Как думаешь ты, Никита?

— Не знаю, — с сомнением покачал головой Никита. — Не знаю, что ответит мне княгиня Вассиана, герцогиня де Борджиа, отец мой. В ее ли власти не только прикоснуться к Кресту тому, но даже и узнать о нем — не ведомо мне. Но волю твою передам ей и ответ спрошу, обещаю.

Князь Ухтомский встал. Отец Геласий обнял его и перекрестил:

— С Богом, Никитушка. Не ради спасения своего, ради земли русской кладем мы усилия свои. Пусть убираются они с добром своим от нас подальше, а мы заживем, как раньше жили.

— Спасибо, отец, — Никита низко поклонился священнику и вышел из кельи.

На челе его пролегла глубокая, печальная борозда.

Тем временем в ризнице Белозерского монастыря герцогиня де Борджиа напряженно мерила шагами небольшое пространство комнаты, ожидая возвращения Никиты.

Капитан де Армес напомнил ей:

— Ваше сиятельство, вам необходимо устранить опасность со стороны Ридфора, который еще может доставить немало бед вам и принести горе обители Кирилловой. Перед вами — Ларец Луны, моя госпожа, и у вас теперь снова есть гелиотроп. Это означает, что вы можете соединиться с Маршалом и рассказать ему о предательстве Ридфора.

— Гелиотроп? — встрепенулась погруженная в свои мысли герцогиня. — Ты снял его с принца Никиты? Зачем?

— Затем, что камень Командора должен всегда быть с ним, госпожа, — ответил ей испанец.

— Тебе не надо было этого делать, — возразила Джованна, — но ты прав. Мне необходимо поговорить с Маршалом. Другого оружия, чтобы обезвредить Ридфора, у меня нет. Неизвестно, сколько еще шахидов он приберег в запасе. Отойдите подальше, — приказала она Вите и появившемуся вскоре после ухода Никиты Рыбкину, — и чтоб ни звука. Поняли меня?

— Ага, — Витя кивнул. За себя-то он был уверен, а вот Леха… Придется попридержать товарища. И он крепко взял бывшего сержанта за руку.

— Вы чего, товарищ майор? — недовольно затрепетал тот.

— Сам увидишь, не дергайся, — огрызнулся Витя.

Герцогиня де Борджиа подошла к ларцу, открыла его витиеватую золоченую крышку. На оборотной стороне крышке сияло круглое голубое зеркало, которое, как обратил внимание Витя, ничего не отображало. А в самом центре его, как бы на глубине, клубилась какая-то серебристо-лазоревая туманность.

Джованна осторожно взяла из ларца несколько больших драгоценных камней, величиной если не с кулак, то с половину его наверняка: два пурпурных рубина, два темно-голубых сапфира, два ярко-зеленых изумруда и два серебристо-фиолетовых аметиста. Затем она выложила их вокруг зеркала: рубины — наверх, аметисты — вниз, изумруды и сапфиры — по бокам. Совершив это действо, герцогиня отошла на несколько шагов назад. Она достала из-под плаща висевший у нее на шее медальон Командора, положила его себе на ладонь и прошептала какие-то слова.

Темно-зеленая яшма с красными крапинами внутри вдруг вспыхнула ослепительным голубым светом. Покружив под сводами ризницы, лучи, расходящиеся от гелиотропа, сфокусировались на зеркале, и от их света тут же вспыхнули все остальные каменья. Целый сноп голубого сияния брызнул фонтаном под потолок комнаты. Затем он обратился в золотисто-розовый, потом в темно-синий и бордовый, и наконец, стал ровно-желтым.