Вперeд впрошлоe3

Глава 23 Кровь от крови

Уже знакомый проводник Сергей пробежался по вагону и угрюмо поинтересовался, есть ли провожающие. Вид он имел такой грозный, что если кто и таил дурные намерения, то они выскочили из поезда вместе с провожающими.

Мы столько всего натаскали, что груз распределили аж по двум вагонам. Помимо абрикосов, взяли десять килограммов ядер орехов — бабушка поменяла у соседей целый мешок на две бутылки самогона, и Наташа с Борисом как приехали в воскресенье вечером, так били орехи до ночи, а в понедельник обнесли черную шелковицу недалеко от дороги — получилось восемь килограммов, и сейчас у обоих руки были черными. Еще они захватили небольшое ведерко смородины с нашей дачи и ведро крупных оранжевых абрикосов с румяными боками — для ассортимента.

Я купил инжир, рискнул взять пять килограммов черных плодов размером с кулак ребенка, вложил две пятьсот, а рассчитывал получить пять чистыми.

Помимо этого, рано утром я занес Яну еды, немного денег и книги — два сборника фантастических рассказов и «Затерянный мир» Дойля, а также мыло, шампунь и выцветший спортивный костюм, из которого вырос Боря. Он был потерт на заду, колени пузырились, но это лучше рванья, в котором ходил мальчик.

После я отправился на авторынок, дождался Каналью, мы купили все необходимое для ремонта «Победы» и поехали в Васильевку. Бабушка с Каюком к тому моменту собрали небольшую партию абрикосов для деда, и мы отвезли ее на вокзал. После я снова полез на дерево добирать остатки уже для нашей следующей партии. А вечером мама привезла Наташку и Борю. Дед просил много вещей не брать, наверное, собирался обновить внукам гардероб.

Отцу я звонил от бабушки, он сказал, что по нему решения еще нет, но начальство уже не лютует; задержанных раскололи, они дали показания против Костаки, и его объявили в розыск.

Пока Наташка с Борей кололи орехи, я написал три статьи для московских газет. Если раздуть пожар на всю страну, то хоть для приличия Алексиса должны на пару лет закрыть.

Но обезопасит ли это отца, если бандиты решат поквитаться? По-хорошему, уехать бы ему года на три, тут и грохнуть могут.

Потом я поговорил с Каюком о том, что ему нужно одеться к школе, а в Москве вещи должны быть дешевле, там специальные рынки есть. Поверив моим доводам, он отдал часть денег, которые собирал на ботинки, чтобы я привез ему обновки. Пятнадцати тысяч должно хватить с головой.

И вот мы в поезде. Наташка и Боря смотрят на все круглыми глазами, бегают по вагону туда-сюда. Они никогда ни в поезде с ночевкой не ездили, ни в самолете не летали, и происходящее казалось им головокружительным приключением. Их проводники расположили в своем купе, и спать они должны были валетом, а я, более опытный товарищ, — на третьей полке, как и в пошлый раз.

В вагон ввалился коробейник с канцтоварами — Сергей его изгнал взглядом, а второй увидел злобного проводника и не стал заходить.

Как и в прошлый раз, до областного центра вагон был полупустым, поезд остановился лишь единожды в городе, который держал Костаки. По перрону побежали люди с сумками в поисках своих вагонов. Среди них была бабка с комолой белой козой. Она что же, животину вздумала в вагон затаскивать?

Валентин пошел встречать пассажиров, Сергей остался. Мы высыпали в тамбур — перехватить свежего воздуха, потому что солнце жарило нещадно, а никакого кондиционера, понятное дело, не было — и стали свидетелями душераздирающей сцены: Валентин растопырился на входе звездой, а на него грудью напирала бабка с козой, размахивая билетом, как флагом:

— Шо ж ты меня, бросишь тут? Вот у меня билеты. А Лидочка в тамбуре постоит, у нее рогов-то нету!

— Не положено, гражданка, — стоял на своем проводник.

— Так вот на Лидочку билет! Как же я ее брошу, Лидочку-то?

— С животными — нельзя! — лысина Валентина начала багроветь.

В наше время в купейных вагонах допускалась перевозка животных при соблюдении определенных правил, в плацкартах — нет, потому моя бывшая, у которой была аллергия на кошачью слюну вплоть до удушья, никогда не ездила в купе. А сейчас можно ли возить животных? Откуда билет на козу? Или бабка купила его на Лидочку, а что за Лидочка, никто разбираться не стал?

— Та она ж у меня, как человек, тока ноги четыре! Ну пусти, а? Та шо ж вы за изверги! Ждут меня там дети!

Бабка попыталась убрать его с дороги, он ее оттолкнул:

— Гражданка, прекратите!

Наташка рванула в вагон и прокричала:

— Сергей! На помощь! Там на вашего напарника сумасшедшая напала!

К тому моменту, поняв, что ей Валентина не забороть, бабка села на четвереньки перед животиной, показала ей два пальца.

— Сколько, Лидочка?

— Мэ-э-э!

— Видите: два! Говорю ж, она как человек!

— Поезд отправляется! — гаркнул Сергей, потянул Валентина на себя. — Заходи давай.

Они подняли лестницу, но дверь закрывать не стали.

— А я? А мы? — Бабка сложила руки на груди.

— Жалко вас, психов, — почти ласково сказал Сергей, — но не положено. Она ж весь тамбур зассыт.

— Изверги! Типа люди не ссут в тамбуре! И не курят.

— Но не гадят точно, — рыкнул Сергей.

Причитая и утирая слезы, бабка пошла к другим вагонам — ну а вдруг кого удастся разжалобить.

Мне вспомнился Ян. Для бабки коза — член семьи, для остальных она — источник молока и мяса. Выходит, все люди, кроме веганов, в глазах этой бабки — изверги и живодеры? Так и для Яна кошки — промысловые звери, как зайцы, а он видится людям живодером, хотя удовольствия от страданий котов не получает. Или все-таки получает, ведь считает их виноватыми в том, что он теперь обезображен? Надо за ним понаблюдать.

Когда закрыли вагон, снова стало нечем дышать. А нам двое суток ехать! Чокнуться можно. Еще и вагон набьется под завязку, и запах пота смешается с вонью копченой колбасы.

Но брату с сестрой все было нипочем. Наташка познакомилась с девочками-двойняшками лет четырнадцати и заставила играть в мафию. Когда их позвали родители, сестра научила играть проводников, и они тоже увлеклись.

Ночью хлынул спасительный дождь, и под шелест капель и перестук колес я наконец заснул на своей третьей полке.

И очутился в белом кубе. Ух, как кучно пошло! Интересно, с чем это связано?..

Додумать я не успел, потому что таймер ожил, и пошла перемотка. Теперь она шла дольше, и я очутился на белокаменной остановке неизвестного поселка. Дома тянулись вдоль дороги только с одной стороны, с другой было изумрудное поле, упирающееся в подножие длинной сопки.

Весна?

Вдалеке появился школьный автобус, к которому ломанулась стайка детей.

Время на таймере замерло: 13.01.2026. Два месяца⁈ И раз зеленеет трава — это где-то на юге. Не суть! Сейчас шарахнет! Я рванул к мальчишке, пытающемуся влезть в автобус, но рука скользнула сквозь него.

— В укрытие! — заорал я, но меня никто не услышал.

Расчертил небо инверсионный след…

Я дернулся, инстинктивно сел, просыпаясь, и ударился головой. Зашипел от боли, ткнувшись в подушку, и только сейчас сообразил, что я-то в поезде на третьей полке, которая предназначена не для людей, а для багажа. Сунув пятерню в волосы, я ощупал ушибленный лоб, но шишки не нашел.

Ничего себе! Время сдвинулось на два месяца! Почему? Потому что Костаки должны посадить, и он больше никому не навредит, или дело в мальчике с обожженным лицом? Жаль, невозможно это узнать. Но что-то подсказывало: да, дело в мальчике.

Он чем-то ценен для реальности и совершит великое? Или теперь не обозлится и не совершит ужасное? Не станет серийным убийцей, не устроит теракт, не забьет насмерть жену и детей?