Вперeд впрошлоe3

От выброса адреналина меня слегка потряхивало — юному телу были в новинку такие гормональные всплески. Волнами накатывала паника: Павел, что ты делаешь? Куда ты лезешь? Но я понимал, что матерый бандит не воспримет пацана как угрозу и даже не посмотрит на него.

А я что? Я, вот, по кустам бутылки собираю.

Киллер, поднесший трубку к уху, зыркнул на меня. Я, конечно же, на него не смотрел, меня интересовали заросли сирени за закрытым ларьком. Сунувшись туда, я достал бутылку, осмотрел горлышко на свет, обнаружил сколы — такую бы точно не приняли. Но откуда объекту наблюдений об этом знать?

Изобразив на лице радость, я запихнул добычу в рюкзак и, стараясь унять частящее сердце, направился к телефонной будке. Точнее — к разваленной скамейке за ней.

Потеряв ко мне интерес, мужик проговорил в трубку:

— Все готово. Да. Завтра заступаю.

Что ему говорили, я не слышал, а так хотелось знать! Но — ни слова, ни звука, хоть до будки метров двадцать. Давай же, проболтайся, дай мне зацепку!

Поковырявшись в траве, я почесал в затылке, поймал злобный взгляд объекта и наконец его разглядел: лет тридцать пять, черты лица мелкие, выраженный надбровный валик, выдающийся подбородок с ямкой.

— Понял. Все будет, — сказал он и повесил трубку, а я двинулся к другой скамейке и дальше — вдоль неухоженной клумбы за пятиэтажку.

Неандерталец больше никому не звонил, сел в машину, завел мотор, а я обнаружил битую бутылку и присел, вертя ее в руках. Когда «девятка» съехала с обочины и укатила, я юркнул во двор, оббежал пятиэтажку с тремя подъездами, оседлал железного коня и поехал за «девяткой».

Когда объект попал в зону видимости, я сбавил скорость и дальше следовал за ним, держа дистанцию. Как же здорово, что еще нет камер! А то мертвец на мотоцикле произвел бы фурор. Павда, никто еще не знает, что Жуков убит. Но если заинтересованные лица сопоставят два и два…

Нет, это я паранойю. Всю ночь точно можно кататься, я ведь в шлеме, и лица не видно. Главное на гайцов не нарваться. Ну а если нарвусь — просто брошу мотоцикл и убегу. Вряд ли гайцы погонятся за малолетним оболдуем.

Объект проехал через весь город, свернул к вокзалу и исчез: то ли заметил меня и затаился, то ли припарковался возле одной из двухэтажных сталинок.

Я тоже затаился, затащил мотик в черную тень бетонного забора и приготовился отражать вероятное нападение. Но машина так и не выехала. Устав ждать, я отправился на поиски, обнаружил тачку во дворе. Обошел сталинку: свет везде был выключен. Переписал адрес и задумался, что делать дальше.

Ждать утро? Так не факт, что киллер знает, где держат девочек, он просто поставляет живой товар и гоняет «опели» из Германии. Снова поиски зашли в тупик.

Единственная ниточка — этот вот питекантроп.

Ну и есть полудохлая надежда на помощь отца. Вдруг суггестивные способности — все-таки не плод больного воображения? Может, посеянные зерна моих мыслей ночью укоренились в его голове, дали всходы, он осознал, как неправ, и изменил свое мнение?

Безумная гонка осталась позади, навалилась усталость, и я зевнул. Торчать тут дальше не было смысла, ехать домой я не мог, как и не мог заявиться к бабушке или Илье. Оставалось где-нибудь перекантоваться несколько часов до рассвета, желательно вздремнуть. На ум приходил только наш ДОТ с заплесневелым матрасом, если постараться, то и мотик можно там припрятать. Теоретически. Практически — в свою локацию его лучше не перегонять. Значит, куковать мне где-нибудь в лесу, мотик — закидать ветками, чтобы не привлекал внимание, потому что мне он еще пригодится.

Лес был на пути к бабушке и — вдоль трассы, ведущей в соседний город, зону ответственности Костаки. В ту сторону я и направился. По ощущениям было начало третьего ночи, встречных почти не попадалось, и я ехал с выключенными фарами, чтобы издали заметить гайцов на посту. Если проезжал одинокий автомобиль, фары я включал, потом снова гасил.

На относительно ровном участке, перед поворотом на смотровую, мне мигнул тарахтящий «запорожец», предупреждая о том, что впереди гаишники. Я остановился, предполагая, что они за поворотом, но фары грузовика высветили два черных силуэта. Один махнул палкой — грузовик съехал на обочину и замигал аварийками. Я развернулся и поехал назад.

Спустившись в город, углубился в частный сектор, раскинувшийся у горы вдоль заводов, еле нашел подходящие заросли. Зато тут имелось подсушенное сено. Я положил мотик набок под куст терновника и накрыл сеном. Если не вздумают убирать снопы, вряд ли угнанного коня кто-то найдет. Мне же он еще пригодится.

Соорудив из сена лежбище, под песнь сверчка я попытался уснуть. В той жизни вряд ли смог бы из-за назойливых мыслей, в этой меня сразу же срубило.

Правда, снова снилась Алиса, и ее жизнь висела на волоске. Я видел это на экране, на котором мне показывали ядерную войну, и таймер отсчитывал минуты ее жизни. Отчаянно матерясь, я пытался запустить систему и остановить таймер, но ничего не получалось. Бегал за людьми, способными помочь, хватал их за руки, но они меня не замечали, словно я был призраком.

Проснулся я оттого, что луч солнца, выглянувшего из-за кроны невысокого вяза, скользнул по глазам. Светает рано, наверняка сейчас и восьми нет, потому никуда спешить не стоит.

Вертелись мысли, что первое время, когда попал сюда, я решал внутренние проблемы своей семьи, теперь же проблемы были внешними. Люди так заняты выживанием, что потеряли человеческое обличье. Никому ни до чего нет дела. Рассчитывать стоит только на себя, но у этого тела слишком мало сил.

Слышал где-то, что нам посылают только посильные испытания. Ой ли? Откуда тогда столько сломленных людей? И вот этот квест по освобождению Алисы — подарит ли он реальности хотя бы месяц жизни? Или я впустую трепыхаюсь, как головастик в пересыхающей луже? Как бы там ни было, отступать я не намерен, взобью глину из грязи, отращу лапки и пройдусь по ней.

План на день таков: позвонить на работу отцу, выяснить, не передумал ли он покрывать преступников. С большой вероятностью нет, тогда мне придется беседовать с амбалом на «девятке». Ну а что еще остается? Правда не знаю, как это провернуть. Прежде надо выяснить его точный адрес.

Если он не при делах, придется отлавливать Леночку Костаки. Мысль о дочери криминального авторитета, безвозбранно гуляющей по городу, натолкнула на догадку, что в городе у Алексиса врагов нет. Либо же к девушке приставлена охрана, о которой она не догадывается.

Надежда пока еще есть, и это главное. Сейчас вс и решится.

Откопав мотик, я проехался к району из двухэтажек, где припарковался питекантроп, нашел телефонную будку, позвонил Анечке Лялиной.

Усталый женский голос проговорил:

— Лейтенант Лялина Анна. Слушаю вас.

— Анна, доброе утро, — сказал я, — это Павел Мартынов. Позовите, пожалуйста, отца.

— Сейчас, — отчеканила она и положила трубку на стол. Донеслись ее шаги, возмущенный басовитый бубнеж отца.

Давай же, родитель! Сделай что-нибудь хорошее! Докажи, что у тебя не только дети получаются толковые!

Снова шаги, хлопок закрывшейся двери — как мне показалось, нервный. Сдавленное дыхание в трубку.

— Анна, — выпалил я, боясь, что Лялина повесит трубку. — У меня важная информация! Отец одной пропавшей девочки хочет…

— Ни слова больше! — распорядилась она. — Жду возле театра через час. Успеешь?

— Да. Постараюсь.

В голосе Лялиной — злая решимость. Неужели отец согласен помочь? Неужели сработало то, во что я не верил до самого конца⁈