Страница 17 из 78
Я кивнул. Не тысяча, и уже хорошо. Опасливая мама делает успехи.
Всю дорогу мы молчали, хотя в зеркале заднего вида я постоянно ловил вопросительный мамин взгляд. Пока доехали, она вся извертелась.
— Вот здесь, пожалуйста, на повороте, — попросил я, расплатился с водилой, и мы наконец остались вдвоем, неспеша направились к бабушке.
— Я мысленно посчитала, сколько получилось, — заговорила мама изменившимся голосом, воровато повертела головой, словно в зарослях сирени мог сидеть злоумышленник. — Двести пятьдесят долларов! Фантастика! Я за год столько не…
— Увольняйся, — предложил я.
Мама остановилась, приоткрыла рот и впала в ступор. Наконец отмерла, замотала головой.
— Как же… нет! Как же… А пенсия? Как же потом — без пенсии?
— Тебе не хочется зарабатывать за неделю, как за год? Мне очень понадобится твоя помощь. Ну а смысл сидеть в той поликлинике за копейки, которые платят через раз…
— Почему через раз? Стабильно платят.
— Значит, скоро начнут задерживать. Но сотрудников-то выгоняют за свой счет. И на что им жить? Где перспективы?
— Я не могу остаться без работы, — уперлась мама. — Как же… Нет. Я не могу.
Будто не слыша ее, я говорил:
— Сейчас другое время, нужно приспосабливаться. Ты только представь: если уволишься, купишь красивое пальто, новую обувь. Современную стиральную машинку-автомат. Духовой шкаф. Японский телевизор. Будешь жить, как в Америке, ни в чем не зная нужды. Главврачиха, видя, как ты живешь, похудеет от зависти.
Мама тяжело вздохнула и посмотрела испуганно. Ей страшно. Ей кажется, что, оставшись без работы, она лишится почвы под ногами. Все так живут и жили десятилетиями. Сложно поверить в то, что сейчас это все не поддерживает, а тянет на дно.
— Мне нужна твоя помощь, — повторил я. — Напиши заявление за свой счет. На работе только рады будут. А дальше посмотришь.
Предложение ее устроило, и она быстро согласилась:
— Хорошо, Павлик. Ты прав…
Мы так на месте и стояли, разговаривали. А когда двинулись к бабушке, издали, все нарастая, донесся рев сирены. Спустя полминуты в переулок въехала машина «скорой помощи», мигая проблесковыми маячками. Мы посторонились, пропуская ее. Проскользнула мысль: «Только бы не бабушка» — но автомобиль остановился в середине улицы, где напротив неухоженного дома уже стоял ментовский «бобик».
— Господи, что это? — воскликнула мама. — Убили? Или от водки сгорел?
— А чей это дом?
Мы как раз проходили мимо сорванной с петель калитки. Менты были во дворе и окружали дом, водила курил возле «бобика», медики ждали.
— Что случилось? — спросил я у водилы.
Тот вздрогнул, вытаращился на меня и замахал руками:
— Валите скорее, пока пулю не поймали. Белая горячка! Хозяин вооружен.
— Никитич! Валим! Моджахеды! Держи руль, а-а-а! — заорали в доме.
Загрохотали выстрелы, мы рванули прочь мимо высунувшихся из калиток любопытных соседей, добежали до бабушкиного дома. Она как раз выходила с моим, точнее, отцовским обрезом.
— Что там? — спросила она, переломила ствол.
— Леха Каналья буянит, белочку словил, — отчиталась мама.
— А-а-а, тогда ясно.
Бабушка передумала заряжать обрез, зажала в руке две латунные гильзы.
— Говорила ему, чтобы в больницу шел. А он: «Я сильный, я справлюсь».
— С чем справится? — не понял я.
— Не знаю, кто его в темечко клюнул, но он решил, что пьянству — бой. Пришел в машине ковыряться, руки трясутся, я ему налила самогона, а он, типа, все, больше — ни капли. Ну вот, на третий день — белая горячка.
И тут до меня дошло, кто клюнул в темечко Каналью. И не только его. И каждый волосок на теле встал дыбом.