Страница 52 из 71
— А придется. Это нестрашно. Бабушка Эльза тебе ж понравилась?
Он закивал.
— Вот. К деду даже в гости ехать не надо. Если найдете общий язык, то потом можно и к нему. В Москву. Прикинь, как все завидовать будут! Из твоего класса вряд ли там кто-то был.
— Ладно. Поговорю, — заинтересовался Борька.
Я выбежал из квартиры. Баба Валя мне не обрадовалась, но и против звонка возражать не стала.
— Вы сказали дочери о своей болезни? — поинтересовался я.
— Сказала. Спасибо, что надоумил, — ответила соседка из комнаты. — Она обещала скоро приехать. Я дверь закрою, а вы говорите сколько хотите, если уж дед сам позвонит, это-то бесплатно.
Она захлопнула дверь. Потом открыла, прошла в кухню, принесла оттуда блюдце с «барбарисками» и не исчезла, пока я не съел одну конфету. Я принялся крутить телефонный диск, набирая дедов номер. Давай, дед, будь дома!
Он ответил сразу же.
— Дед, привет, — сказал я. — Можешь перезвонить через семь минут? Приведу Наташку и Бориса, поговоришь с внуками.
— Конечно. — Он оборвал связь.
Как бы мне хотелось представлять его лицо, но я понятия не имел, какой он: невысокий, с чуть раскосыми глазами и монгольскими скулами или высокий и светловолосый, как многие казанские татары.
Наташка и Борис, изнемогая от любопытства, ждали в прихожей. Услышав мои шаги, выбежали навстречу, взлетели наверх, и мы столпились возле телефона.
Дед перезвонил ровно через семь минут. Я отдал трубку Наташе. Она отвечала односложно, но я понял, что дед приглашал ее в гости. А вот Борис присел деду на уши знатно, рассказал, что хочет стать художником, грозился показать рисунки и бурно радовался, когда дед пообещал научить его фотографировать и проявлять пленку. Теперь и Наташка заинтересовалась, ей хотелось много крутых фотографий.
Это в мое время у каждого есть смартфон с камерой, и сейчас все решил бы видеозвонок в ватсапе: дед увидел бы внуков, внуки увидели бы деда. А тогда, то есть сейчас, фотография была сложным искусством, потому все, что мы себе позволяли — сходить в фотостудию раз-два раза в год, сделать семейное фото, а потом, если повезет — одиночные фотографии.
У каждого был фотоальбом, куда мама вклеивала снимки и писала дату.
Помнится, на выпускной в девятом классе Петька Раенко принес «Полароид». Щелк — и сразу вылезает фотография. Тогда он фотографировал только тех, кто ему подлизывал, нас с Ильей — нет. Стоило такое чудо сумасшедших денег.
В советских фотосалонах были игрушки: куклы для девочек, всякие звери. Помню, двухлетний Борис с ревом оттуда выбежал. Мы думали, что он испугался огромного медведя, а оказалось — зайца с выпавшим глазом.
Болтал дед с внуками минут пятнадцать, потом связь начала сбоить, появился треск, и было решено сворачивать беседу, но я выхватил у Бори трубку и крикнул:
— Дед, перезвони!
— Ка… — тр-р-р, —…ош… — скр-р-р.
Я прервал связь и перезвонил сам. Помехи исчезли.
— Дедушка. У меня огромная просьба. Маму кладут на обследование в онкоцентр. Можно ли ей одной пожить у тебя сутки? Без меня. Я приеду на следующий день. Если вопрос в деньгах, я компенсирую…
Голос деда стал жестким.
— Не обижай. Я мечтал вас увидеть четырнадцать лет! Какие деньги? Ваши улыбки — лучшая плата.
Камень упал с плеч. Пока все складывается наилучшим образом.
— Значит, я прикидываю план и сообщаю даты приезда. Все, дед, до связи. Много забот. Как определимся с датами, я тебе позвоню, поговоришь с мамой.
— За дежурство не волнуйся — возьму отгул.
Закончив разговор, я набрал бабушку Эльзу. Трубку взял Каюк.
— Пашка! Привет! Спасибо тебе огромное! Тут так круто! Жратвы — завались!
— И вам здравствуйте! Классно, что вы поладили. Позови бабушку.
— Она пошла продавать соседке молоко. Я научился доить козу, прикинь! И у меня теперь есть свое бабло! Ты когда приедешь?
— Скоро, Юра. Но точно пока не скажу, сам не знаю. Как бабушка?
— Приехала, залегла спать. Сегодня вроде нормально, тьфу-тьфу.
— Надо с ней планы обсудить. Но ехать к вам капец как долго.
— Она через час точно придет. Надо ж с подругой потрындеть. Перезвонишь?
— Постараюсь. Давай, отбой.
Я уставился на висящий в прихожей календарь. Как что-то планировать, если ничего не понятно по срокам?
Когда я вернулся, мама все еще сидела в кухне с шапкой на голове, пахло терпкой древесиной. Я уселся напротив и сказал:
— Ма, дед согласен тебя приютить. Твоя задача — записаться на прием в онкоцентр и сказать мне дату, от нее будем плясать. Причем чем раньше ты это сделаешь, тем проще. Если получится, записывайся на понедельник, но на вторую половину дня. Ты поедешь на поезде с тетей Ирой, я — позже. Твой прибывает вечером, мой — на следующий день утром. Ночь проведешь у деда, он тебя встретит, я договорился.
— А почему так? — занервничала она.
Я рассказал про границу, где заберут товар, про то, что не стоит со мной на беспредельном поезде мучиться двое суток, и добавил:
— Если получится, ты встретишь меня на вокзале в понедельник и поможешь добраться до рынка. Тяжести таскать не придется, просто немного подстрахуешь. Оттуда ты поедешь в онкоцентр и ляжешь на обследование. Если не получится меня встретить — нестрашно.
— А ты? Что будешь делать ты, когда я окажусь в больнице?
— Буду действовать по обстоятельствам. Если дед нормальный, останусь у него. Попытаюсь наладить доставку товара поездом, чтобы быть с тобой и туда-сюда не мотаться.
Она закрыла руками лицо, помотала головой.
— Господи, как ты справишься?
— Но справился же! Так оптимально. Кстати, что там у нас на даче? Черешня поздняя есть? Или зачервивела вся?
— Мы с Наташей ее оборвали. Компот, вот, на зиму закрыла. — Она распахнула дверцы кухонного столика — на полке стояли трехлитровые банки. — Все равно не достояла бы, погнила бы вся…
— Так а сейчас — есть?
— Есть. Но потрескалась, хоть и зеленая. И скворцы замучили, все поклевали.
— Так розовая же еще! — крикнула из спальни слушающая нас Наташка. — Ну, белая с румяным боком. Ее скворцы не жрут. Как раз через два дня будет, и ее много, два ведра точно получится.
— Хорошо, — резюмировал я, — это чистая прибыль, не надо тратить деньги на закупку.
Я прикинул, что сегодня двадцать третье июня. Обалдеть! Почти кончился месяц! Черешня отходит, зато уже вот-вот начнут спеть ананаски у бабушки, они самые ранние. Но к моему отъезду вряд ли что-то созреет. Насколько помню, повально абрикосы пойдут с десятого июля. Так что пока придется покупать у армян на нашем рынке.
Мама помахала рукой перед моим лицом.
— Эй! О чем думаешь?
— Сколько и чего брать. Десять кэгэ черешен, столько же абрикосов и орехов. Наташа, Боря, почистите орехи?
— Да! — в два голоса крикнули они из спальни.
Пришла Наташка и скомандовала:
— Мама — в душ. Смывать хну. Уи-и-и, дождаться не могу! Хочу посмотреть, что получилось.
Мама отправилась в ванную, там хрипнул кран. Плеснула вода в набранной мной ванне.
В какую бы то ни было сторону дергаться бессмысленно, пока мама не запишется на прием. А она не запишется, пока не вымоет голову. Единственное, куда можно выдвинуться — в библиотеку изучать карту Москвы, искать подходящий рынок.
Дождавшись маму, я ее проинструктировал:
— Ма, ты должна позвонить и записаться сегодня же. Сделаешь?
Она кивнула, глядя на пляшущую вокруг Наташку.
— Давай, скорее суши волосы! — говорила сестра. — Так интересно, что получилось! Пашка, дождешься посмотреть?