Страница 22 из 71
Перед глазами возник таймер с замершими цифрами: 15.08.2025.
Подумаю об этом позже.
И снова забег по торговым точкам и рынку. Перепись товаров, сравнение цен. Я даже консервацию внес в список, ведь непонятно, что из этого выстрелит. Да и пока неясно, будет ли у меня время на подобный забег по Москве. Вдруг абрикосы с черешней не пойдут, и придется два дня торчать на улице?
Еще деда Шевкета надо попытаться найти, а это тоже время. Интересно, как его искать? Приеду в Москву, позвоню в справочную 09 — имя, фамилия и улица у меня есть, этого должно хватить. Или приду на почту в Перово и попытаюсь выяснить. Не получится — буду думать дальше. Дед мог переехать. А мог и умереть — десять лет прошло с момента, как мама получила от него последнее письмо.
Освободился я после двух. Позвонил бабушке из телефонной будки — она ожидаемо не ответила. Набрал Илью, не рассчитывая, что он будет дома, но друг возмутился:
— Пашка, где ты пропал? Я волнуюсь, между прочим.
В его голосе проскользнула обида, и я его понимал: раньше мы делили все тяготы, а теперь я вдруг сам решаю свои проблемы и ничего не сказал о том, что у меня мать тяжело больна.
— Давай я через полчаса приеду. Времени реально нет, кручусь, как уж.
— А что делаешь? Рыбу ловишь?
— Если бы. Приеду — расскажу. И еще захвати что-нибудь пожрать и орехокол, если есть. Возьму на день в аренду.
— Зачем?
— Не могу говорить, автобус уйдет. Увидимся!
Я зашагал к остановке, провожая взглядом троллейбус, за которым бежали два подростка. Догнали его и поехали «на колбасе» — зацепившись за лесенку сзади. Забыл уже, что так многие ездили. Покажи моим современницам, у которых дети — сразу инфаркт и инсульт: остановите, снимите, разобьются ведь! Как избирательна память!
А вот и мой «икарус», почти пустой. Однозначно надо обзаводиться транспортом, да хоть мопедом, уж слишком много времени жрут автобусы. Сейчас минимум полчаса трястись. Перед глазами возникла бабушкина «Победа» цвета кофе с молоком. Вот бы ее реанимировать! Всегда о ретро-тачке мечтал.
Но мне в конце января только пятнадцать — за руль нельзя. А со скольки можно? С шестнадцати или восемнадцати? При самом лучшем раскладе еще два с половиной года терпеть. Так что — мопед. Или, когда деньги появятся, попробовать купить левые права и косить под взрослого? Благо что горячая татарская кровь обеспечит раннее созревание, и скоро я начну бриться, а к шестнадцати можно бороду отращивать. Еще прокачаюсь, повышу градус тестостерона, ведь девяностые — то самое время, когда мужик с бородой взглядом освобождал столик в баре.
Илья меня ждал и открыл сразу, едва я убрал палец от дверного звонка. Молча уставился, как на покойника.
— Извини, что сразу не сказал, — покаялся я. — Собирайся, пойдем на море, а то я потный и вонючий, хочу освежиться. Там все и расскажу.
Я остался в прихожей, Илья на пару минут исчез в спальне, появился с сумкой через плечо, и мы спустились во двор. Там царило оживление, толпились старушки с тяпками, вениками, вилами. Раз, два… пять бабок, один дедок.
— На медведя собрались или людоеда поймали? — кивнул я на сборище.
— Субботник у них. Клумбы в порядок привести, ветки поубирать, кусты обрезать.
— А, ну — ходу!
По пути я рассказал о своих планах, о маминой болезни и, уже когда мы пришли к морю, закончил вопросом:
— Твой отец сегодня во сколько с работы приходит?
— Зачем он тебе? — Илья положил сумку на прибрежные камни и начал раздеваться.
— Денег хочу занять на две недели. Бизнес-планом я с тобой поделился. В принципе, уже через неделю могу долг вернуть, но хочу, чтобы был запас бабла.
— Ты так уверен, что выгорит? — сказал Илья с сомнением.
Сила всеобщего неверия в успех так велика, что я и сам начал сомневаться. Но нет, у Витали же получалось! Но если он мягко говоря приукрашивал?
— Сто пудов получится. Как думаешь, займет?
Илья пожал плечами.
— У нас зимних вещей нет, копим на них. Так что не знаю. Но скорее да, чем нет. Если бы не ты, нас бы ограбили, не было бы ни вещей, ни много чего еще. Вернется он где-то в семь.
Ага, значит, как раз после тренировки с ним и поговорю.
По расчищенной дорожке между скользкими, поросшими водорослями валунами мы вошли по колено, потом, как водится, плюхнулись на живот и погребли.
Ни дня без купания! Море — это прекрасно. Жаль, что ценить начинаешь только то, что можешь потерять. Мне вернули то, что я потерял, и я, вот, ценю. Нацениться не могу.
Потом мы расселись на расстеленном полотенце и долго обсуждали грядущую поездку в Москву. Илья был еще тем занудой, к каждой мелочи прикапывался. А я смотрел на небо, сменившее цвет с голубого на сероватый, на тучи над горами и стрижей, летающих так низко над водой, что кажется — упадут, утонут. Дождя нам точно не надо. Планы он не спутает, но сложностей прибавит.
Высохнув, мы побежали к Илье.
Во дворе его дома старики копошились в палисаднике. Дедок и сухонькая старушка волокли на помойку ворох мусора, завернутый в брезент. Дед оступился, потерял равновесие и упал на задницу, выпустив брезент — из него выпали ветки, обертки, консервные банки. Я бросился поднимать старика, протянул руку.
— Вы не ушиблись?
Дед оказался гордым, на руку опираться не стал, отогнал встревоженную жену, бросившуюся его спасать. Тем временем Илья принялся сгребать мусор обратно на брезент.
— Спасибо, молодой человек, все в порядке, — уверил меня старик, одарил недобрым взглядом старушку, квохчущую вокруг, словно он — расшибившийся ребенок.
Я взял лежащие без дела грабли для сбора листьев, сгреб мусор обратно на брезент.
— Давайте мы вам поможем, — предложил я. — Куда это отнести?
— Нет, мальчики, мы сами, — виновато залепетала старушка, отряхивающая мужа, все пытающего ее отогнать.
— Куда нести? — спросил я с нажимом.
— Вон туда, на дорогу возле виноградника, — сказал дед. — Мы его хотели сжечь, пока дождь не пошел.
Я взял брезент с одной стороны, Илюха — с другой, и поволокли мусор к куче, состоявшей в основном из обрезанных ветвей и побегов. Справившись, побежали назад, собрали все, что еще старики приготовили на выброс. Потом сделали еще две ходки. Пока ветер не поднялся, я запихнул бумагу и картон под ветки, поджег. Повалил дым, огонь затрещал, облизывая непросушенные ветки. Я остался следить за костром, а Илюха встал на лопату возле своего подъезда.
Когда мусор почти прогорел, мы принесли последнюю партию и остались любоваться огнем. За этим делом нас застал Борис. Как и мы, он был в спортивках — сразу подготовился к тренировке.
— Робокоп почти готов, — отчитался он о проделанной работе. — Теперь ваще круто у нас в подвале!
Илья спросил:
— Ты когда наконец в художку?
— Осенью. Ща они не работают. Отпуск у всех.
Костер прогорел, мы направились к подъезду, но заметили ковыляющую к нам Гаечку и решили задержаться. Девушка топала на негнущихся ногах, как робот. Обнаружив, что замечена, она приосанилась, но пружинящей ее походка не стала.
— Привет, парни! — крикнула она, подошла к подъезду и покачала головой: — Уф, сенсей, ну ты и зверь!
— Я тоже болю, но не ною! — похвастался Боря.
Гаечка замялась, будто хотела что-то попросить, но стеснялась. Однако пересилила себя.
— Тут такое дело… Алиса Микова, ну, которая Лиса. Знаете ее?
Вспомнилась девочка, которая сработала акушеркой, приняла меня в этот мир и дала зеркало, где я увидел свое новое-старое лицо.
— Ну? Что с ней? — спросил я.