Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 69



Глава 23 Десять нудных дней

В свете последних событий все, что раньше казалось бестолковым, заиграло новыми красками. В прошлой жизни я старался отмотать время до знакового события, проживал этот отрезок кое-как, теперь же такое отношение ко времени казалось преступным. Каждую минуту я старался обратить в пользу.

Знаковое событие — разговор с тетушкой и поездка в Москву. Как раз в садах поспела черешня, на подходе смородина и вишня. С клубникой я опоздал. Если возить, то только раннюю, в средней полосе уже скоро начнется своя.

Десять дней до экзаменов я проводил с пользой и удовольствием: рыбалка, море, тренировки, сборы в подвале нашим тесным кругом. Я научил детей играть в мафию, и игра их полностью захватила, сдружила и сплотила. Гаечка и Наташка напрочь забыли о разногласиях. Рамиль перестал бояться шагу ступить без спроса, он наконец почувствовал себя частью коллектива

Наташа с Ильей на рыбалку со мной теперь шли с неохотой, зато как азартно замирали под слова ведущего: «Город засыпает. Просыпается мафия».

Продавая рыбу, я накопил десять долларов, а на остальные деньги покупал еду домой.

Бабушка чуть ли не за руку отвела мать в суд, чтобы та подала на развод. Мать после этого ходила мрачнее тучи, но постепенно остыла и перестала на нас шипеть. Чтобы поддержать ее, мы с Наташкой каждый вечер организовывали семейный ужин, где говорили по душам: сперва только мы, дети, но вскоре и мама начала участвовать. В той жизни такое не только не практиковалось, но и осуждалось: родитель должен быть непререкаемым авторитетом, чтобы ребенок трепетал и не смел ослушаться.

Вот только во время откровений все мамины разговоры сводились к тому, что жизнь — это боль, и будет только хуже, кому она нужна, такая старая и страшная. Поначалу мы ей искренне сопереживали, но, как выяснилось, мама — манипулятор тот еще, и нытье — вампиризм чистой воды. Потому вскоре реагировать на ее жалобы перестал даже Борис.

Русский мы с Наташей написали на пятерки, осталось мне сдать геометрию, Наташе — географию.

И вот наступило одиннадцатое июня. Я надел черные брюки — еще дедовы, подшитые матерью, и обнаружил, что они спадают, а если затянуть ремень, то топорщатся. Из зеркала на меня смотрел беспризорник послевоенной Одессы, только что не лысый. Завершала картину пожелтевшая от времени советская рубашка, подаренная бабушкой. Она оказалась самой свежей их всех, но родом была из шестидесятых. Как кожа стариков приобретает горчичный оттенок, так и эта рубашка.

В таком виде я и отправился на экзамен.

Два дня перед ним мы собирались в подвале, с утра до вечера писали шпаргалки, учили билеты, их было двадцать восемь, на три больше, чем учеников в 8 «Б». Двадцать шестым числился Синцов, но после того, как я ему навалял, он не появлялся.

Гаечка прикрепила шпаргалки к внутреннему краю юбки. Димоны распихали по карманам. Илья засунул в туфли. Рамиль сделал гармошку на резинке и закрепил в рукаве.

Наташка написала подсказки ручкой на бедрах, остальное свернула в трубочки и спрятала за широкий пояс. Обращение со шпаргалками — отдельный вид искусства, ведь одно дело написать, а другое — воспользоваться, когда готовится несколько человек, и все на виду.

Математичка Инна Николаевна, наша толстозадая Годзилла, превосходившая ростом даже великаншу Янку Баранову, четко заявила, что, если поймает кого со шпаргалкой, — сразу двойка и пересдача.

Для Ильи это был вызов. Он, конечно, все выучил, но шпаргалки сделал для уверенности и дабы доказать всем, что Инка его не поймает. Боря даже ставки принял — по сто рублей. Все почти единогласно поставили на Илью. Только Борис пошел против коллектива, желая поднять шестьсот рублей.

И вот день экзамена. Одноклассники пришли немного раньше и тряслись под дверью. Заславский ходил за Барановой и канючил, чтобы она ему помогла, но жаждущих помощи набралась целая туча, а в классе можно было находиться только шестерым: один отвечает у доски, пятеро готовятся.

Баранова собрал вокруг себя кучку прихлебателей и что-то объясняла. Кто-то лихорадочно учил, кто-то ходил из угла в угол. Любка Желткова грустила в сторонке — она, как обычно, ничего не выучила, и рассчитывала пойти отвечать последней в надежде, что Инка что-нибудь подскажет и нарисует трояк из жалости.

Сейчас явится математичка… Ага, вон она идет, и пол вздрагивает при каждом шаге. Удивительно, но Инна Николаевна выйдет замуж за ученика, блондина киношной внешности, который ее на семь лет младше и по которому сохнет Натка Попова. Муж нашей класснухи, Елены Ивановны, будет на одиннадцать лет ее младше. Елена Ивановна — женщина яркая, но гулять он будет безбожно, в то время как блондин, уж не помню, как его звали, — нет, хоть девки на него вешались гроздьями.

— Здрасьте! — проговорили все и вытянулись по стойке смирно.



У Инны Николаевны всегда был такой вид, словно она спешила на переговоры как минимум в консульство. Потому она лишь рассеянно кивнула, повернулась к нам гигантской кормой, открывая дверь, и исчезла в кабинете.

Я представил, как она достает билеты и, перемешав, раскладывает их по столу — нетороплив и чисто механически.

А вот одноклассники под дверью тряслись не механически. Кто-то был уверен, что сдаст, хотя и половины вопросов не проштудировал, кто-то уповал на удачу, кто-то мандражировал, потому что не выучил каких-то два вопроса и боится, что именно они достанутся.

И ведь экзамены не выпускные, а переводные, то есть как большая контрольная: сдашь плохо — можешь в августе на пересдачу напроситься. Думается, придумали эту нервотрепку для учеников типа меня: тех, кто год сачковал, а тут хочешь не хочешь придется учить, чтобы не ударить в грязь лицом.

Мне было интересно испытать себя. В той жизни я по этому экзамену получил пятерку, мне достались окружности и что-то еще. Интересно, тот же билет вытяну?

Никогда не понимал, зачем дрожать под дверью, бросаться на отстрелявшегося экзаменуемого с вопросом, какой у него билет. «О-о-о, мой любимый! Это единственное, что я знал хорошо». Расстройство одно. Потому я всегда шел сдавать в первой шестерке, и сегодня я, Илья, Гаечка, Димоны и Рамиль решили сделать так же и под дверью ждали на низком старте. Против такой очередности никто не возражал, даже Баранова. Видимо, расчет был, что если они придут попозже, учительница устанет, перестанет пасти, и легче будет списать.

Наконец прозвенел звонок, но дверь отворилась не сразу. Инна Николаевна собой не будет, если немного нас не помаринует. Наконец она высунула голову — встрепанную, с неопрятной дулькой на макушке.

— Первые шесть человек, заходим!

Мы сразу же и ввалились, Рамиль потянулся к белым листкам, разложенным на учительском столе.

— По одному! — возмутилась учительница. — Меликов, берешь билет, говоришь мне номер, садишься на первый ряд, один за парту. Потом следующий.

Рамиль, словно экстрасенс, выискивающий самый легкий билет, провел ладонями над листками, накрыл один, второй, взял третий из середины.

— Ну? — учительница требовательно на него посмотрела, и он произнес обреченно:

— Билет номер двадцать шесть. Определение о…

— Задания зачитывать не надо. — Учительница принялась записывать, что досталось Рамилю. — Присаживайся. Следующий.

Я взял первый билет с краю, сказал:

— Билет номер пять. — И уселся, изучая задания.

Определение подобных треугольников. Теорема об отношении площадей подобных треугольников. Второе задание: Трапеция. Определение, виды. И задачка, когда нужно вычислить площадь ромба при известных угле и стороне. Ерунда! И совсем не то, что в прошлой жизни.