Вперeд впрошлоe

Он удивленно на меня посмотрел и сразу сказал, думая, что я стащил дома драгоценности:

— Малой, вали домой и положи золотишко на место, пока мамка или бабушка не спохватилась.

Надо же, какой честный меняла! Или он просто не хочет разборок? Я поспешил его успокоить:

— Почем сегодня доллар?

— Девятьсот сорок рублей, — ответил он. — Тебе зачем?

— Решил инвестировать в валюту, — проговорил я, и видя, как круглеют глаза валютчика, пожал плечами: — Инфляция бешеная.

— Хм, — только и выдавил из себя он. — Люблю умных. Тебе за девятьсот продам. Себе в убыток.

— Ой да когда вы себе в убыток работали! Покупаете, небось, за восемьсот.

Он снова хмыкнул, а я продолжил:

— Короче, продашь мне сегодня за девятьсот? Слово сдержишь?

— Да хоть сейчас.

— У меня пока нету. Но вечером приду. Спасибо!

— Я тут до пяти, — крикнул меняла мне вдогонку.

Или показалось, или на самом деле он мне симпатизировал. Нет, скорее происходящее его развлекало. Проходя через парк, я заметил пожилую цыганку, держащую за руку худенькую растерянную девушку, у которой были золотые серьги, цепочка и кольцо. Картина маслом «Удав и кролик». Интуиция подсказала, что эта девочка не отобьется, я подбежал к ним и воскликнул:

— Лена! Ты что тут устроила, там отец заждался. Идем, а то хана нам!

Цыганка не спешила выпускать руку девушки из своей иссушенной лапки, и я замахнулся на нее:

— А ну кыш от моей сестры, ворона ты старая!

Конечно, я не ударил бы старуху, но прием сработал — цыганка отшатнулась, изрыгая проклятья, а я поволок девушку дальше, бормоча:

— Сдурела? Она ж лапши навешает и обдерет тебя как липку.

Девушка некоторое время молчала, а потом спросила:

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Убедившись, что опасность миновала, я разжал пальцы.

— А я не знал. Угадал. Лена, Наташа или Аня, остальных — с гулькин нос.

— Спасибо, — сказала она, продолжая идти рядом. — А ты, значит, Саша. В моем городке в каждом дворе есть Саша, а то и двое. И Наташи, да. А на Лен ты наговариваешь!

Наверное, наевшись однообразием, те самые Лены и Наташи начнут извращаться с именами дочерей, и в начале двухтысячных девочки в садиках и школах разделятся на два лагеря: Дарьи и Аглаи против сонмища эльфиек. Ни тебе Оли, ни тебе Леночки.

— Бывай! — я махнул рукой и пошел дальше, не оборачиваясь.

— Я должна знать имя своего спасителя! — крикнула она вдогонку.

— Павел. — Я все-таки обернулся и помахал ей.

Странная. Как из другого мира. Глазища эти огромные зеленющие и волосы русые, будто невесомые, и сама — тростинка. Точно, она напоминает побег тростника с пышной шапкой пушистых волос. Сколько ей лет? Точно больше шестнадцати. Или нет? Не разбираюсь я в возрасте детей.

Возле морвокзала уже кипела торговля, я поспешил на мол и с радостью обнаружил рыбаков, таскающих полные подвесы. Пошла, родимая! Я прибавил шагу, побежал, радуясь еще и тому, что голова не болит. А вон и Наташка, а рядом с ней кто рыбачит — Илья? Похоже на то. И Леонид Эдуардович, его отец. Заметил меня, мужчина встал, помахал рукой.

Я взобрался на второй ярус мола, ответил на рукопожатье. Леонид Эдуардович протянул мне откупоренную стеклянную бутылку «колы». Я набегался, и захотелось пить, потому сперва приложился к горлышку и только потом сообразил, что он мне только что преподнес шикарный подарок. Спохватившись, уставился на этикетку, заставил себя просиять:

— Ух ты — настоящая! Спасибо! Натка? — Я протянул сестре бутылку.

Сестра как раз сняла с крючков очередную партию рыб, с радостью приняла лакомство заморское и принялась пить не торопясь, маленькими глотками, иногда прерываясь и глядя на этикетку.

— Спасибо! — Она кивнула мне, Леониду Эдуардовичу, оставила немного колы и продолжила рыбачить.

— Круговорот «спасибо» в природе, — задумчиво проговорил отец моего лучшего друга. — Если кто и должен повторять это непрестанно, так это я. Они собирались вынести даже одежду, даже подушки, не говоря о прочих ценностях. И деньги, которые я Илье на учебу откладываю, ведь просто так сейчас не поступить.

— И в ваш институт? — уточнил я.

Он махнул рукой.

— Я хочу, чтобы он поступал в Москву.

А в итоге Илья пойдет со мной на военного. Пошел бы. Теперь — конечно нет.

— Но это неважно. Важно то, что ты сделал. Мне Роза, соседка, от которой ты звонил, все рассказала. И про то, как ты с голыми руками на вора пошел, и о том, как просил ее присмотреть за милиционерами. Ты рисковал, хотя мог этого не делать.

Он смолк, словно ожидая какого-то ответа, и я процитировал то, что давно крутилось на языке:

— Мне на плечи кидается век-волкодав, но не волк я по крови своей. Илья мой единственный друг, он мне ближе, чем родители. Как брат. И уверен, что Илья сделал бы ради меня то же самое.

Леонид Эдуардович зажмурился и потер переносицу, отвернулся, но я успел заметить, как заблестели его глаза.

— Я хочу отблагодарить тебя, — проговорил он севшим голосом.

— Придет время, и я попрошу у вас денег взаймы, если сам не выкручусь. Не навсегда — с возвратом. А сейчас я благодарен вам за Илью. Без него мне пришлось бы куда труднее.

— Очень рад, что у моего сына такой друг, — улыбнулся он. — Снасти оставь себе, они тебе нужнее. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. — Он поднялся и помахал рукой: — Ни хвоста, ни чешуи!

К тому моменту Илья и Наташа наловили по полведра. Когда Леонид Эдуардович удалился, я сгрузил улов в одно и отправился торговать на остановку, прихватив сестру — не одному же мне зазывалой работать? Да и научить ее надо. Пока шел мимо торговцев, начал нахваливать рыбку и по пути накалядовал пятьсот рублей. Да плюс тысячу пятьсот за полтора часа на остановке.

Вернувшись, сменил сестру на удочке, хотя она сопротивлялась, и Илья уступил ей свою, удочки ведь теперь наши.

К четырем вечера у нас было по две тысячи на каждого. Да плюс те три, что я заработал раньше — как раз пять долларов получалось! Теперь пора идти к меняле. Время такое, что если ты мал и слаб, большой процент вероятности, что тебя кинут или обворуют — что ты можешь противопоставить грубой силе?

Но мне почему-то казалось, что тот меняла нормальный парень.

Я разровнял смятые купюры, еще раз их пересчитал и побежал к валютчику, пока он не ушел.

На место я прибежал в полпятого. Меняла узнал меня, помахал издали, жестом подозвал к себе и подмигнул.

— Курс, между прочим, уже девятьсот шестьдесят, но я слово держу. Тебе сколько?

— Пять, — сказал я. — Больше не заработал.

— Ты по карманам, что ли, шуршишь? — спросил меняла и соблаговолил представиться: — Кстати, я тоже Павел.

— Очень приятно, тезка, но нет. Рыбу продаю, — не стал кривить душой я. — Ставрида нужна? Хорошая идет, крупная, всего двести рублей кило. — Я показал исцарапанные руки — ставрида и уколоть острым плавником может.

Меняла прищурился, словно изучал диковинное насекомое, почесал гладко выбритый подбородок.

— Странный ты какой-то. Нет чтобы «сникерсов» набрать. На фига тебе доллары?

— Бизнес хочу начать, — честно ответил я.

Меняла так заразительно заржал, аж мне самому весело стало. Я представил себя на его месте: стоишь ты такой напонтованный, голда такая, что в море свалишься — на дно потянет, телки наверняка в очереди стоят. Все у тебя везде схвачено: и с ментами, и с братвой. И тут подходит сопляк безусый и про бизнес начинает втирать.

— Я к тебе буду обращаться если что, — сказал я, нисколько не обидевшись. — Ты на человека похож. Бывай!