Тепло твоих рук

Имя отца помогло Оливии получить работу в «Глянце», там она все это время и работала. Пять лет. Она начинала в качестве ассистента редакции в отделе Вивиан, и с тех пор ее дважды повышали. Дездемона часто намекала, что она может рассчитывать и на место самой Вивиан.

Слезы обожгли глаза, и Оливия отложила статью и посмотрела в окно. Январский ветер кружил в воздухе хлопья снега. Несмотря на то что в квартире было тепло, а ноги были укутаны одеялом, Оливия дрожала. Сама мысль о том, что она может украсть место начальницы, пока та находится в декретном отпуске – недельном декретном отпуске, – вызывала у нее отвращение. Иногда Оливия подумывала о том, чтобы уйти из «Глянца», но работа в журнале ей нравилась. Она была создана для нее. Несмотря на оскорбления и подлости, которые всем там приходилось выносить, в «Глянце» Оливия нашла не только работу, которую любила, но и стабильность. А с такой матерью, как Кандас Герн, Оливия давно научилась не обращать внимания на оскорбления. Вот подлости – это уже другая история. Это только снаружи мать была твердой, внутри же она была мягкой, словно зефир. А вот Дездемона Файн была тверже кремня снаружи и изнутри.

Боковым зрением Оливия заметила, что на автоответчике мигает красный огонек. Она была так поглощена воспоминаниями и работой, что совсем забыла проверить сообщения.

Оливия выбралась из постели и нажала на кнопку воспроизведения,

– «Ливви, дорогая, это мама. Я тут виделась с Баффи Кармайкл. Ты же помнишь Баффи, милая? Она руководит столькими благотворительными проектами! В общем, Бафи об молвилась, что ее сын, Уолтер, недавно разошелся со своей девушкой. Я, разумеется, дала Баффи твой номер телефона, так что жди звонка. Он очень богат. Она показала мне фотографию, он, конечно, не Орландо Блум, но в твоем возрасте непозволительно быть разборчивой, только в доходах. Пока, дорогая. Ах да, и мне кажется, тебе следует все обдумать и изменить решение по поводу завтрашнего дня. Мне бы очень хотелось быть рядом, когда ты узнаешь, что тебе оставил твой отец. Пока».

Оливия закатила глаза. И ради этого она выбралась из постели? И почему мать не может разговаривать как нормальный человек?

«В твоем возрасте…» Не надо. Оливии было всего двадцать девять. Она еще молода. И ей плевать на то, как мужчина выглядит и сколько он зарабатывает. Переехав в Нью-Йорк и начав работать в «Глянце», Оливия встречалась со многими мужчинами: аспирантами, директорами предприятий, водопроводчиком, поваром, механиком и психотерапевтом. Список можно было продолжать до бесконечности. Она встречалась. Она занималась сексом. И все. Она пыталась, действительно пыталась влюбиться в некоторых из этих мужчин, пыталась построить настоящие отношения, но часть ее, самая важная, самая глубокая часть, не хотела выходить из своей скорлупы. Когда-то она это сделала. С Заком. Но похоже, любить так сильно возможно лишь раз в жизни.

Втайне Оливия надеялась, что это не так. Ведь в первый и последний раз она любила, лишь когда ей было шестнадцать.

«И нет, дражайшая мамочка, никуда ты завтра со мной не пойдешь». Завтра, в пятницу, тридцатого января, Оливия должна была получить письмо отца у его поверенного. Конверт на ее имя. «Открыть не раньше и не позже тридцатого января».

Оливия понятия не имела, что могла означать эта дата. Почему именно тридцатое января? Какое-то странное число, но нельзя исключать, что этот день что-то значил для отца.

Сестра Оливии Аманда получила свое письмо месяц назад (тоже в строго определенный день). В нем говорилось, что она получит особняк на Манхэттене стоимостью в миллион долларов, принадлежавший их отцу, если в течение месяца будет следовать куче смешных формальных правил, таких, например, как не выглядывать из определенных окон и не заходить в определенные комнаты. Отец даже позаботился о том, чтобы найти человека, который следил бы за Амандой, чтобы та выполняла все эти глупые правила. И человек этот стал в конце концов мужем Аманды. Счастливые молодожены, передав особняк детской благотворительной организации, отправились в свадебное путешествие.

Оливия была так рада за Аманду. Она еще только начинала узнавать сестер – Аманду и Айви.

«У обеих с личной жизнью все в порядке, и только у меня ее устройством занимается мама».

Оливия понятия не имела, что ей оставил отец – точно так же она не знала, захочет ли плясать под его дудочку. Ему принадлежали еще два дома: коттедж в Мэне и старая гостиница в Нью-Джерси. Дом в Мэне он вряд ли ей оставит. Тем более после того, что в нем произошло.

Летом, когда Оливии уже исполнилось семнадцать, она вновь приехала в коттедж на летние каникулы, которые всегда проводила с отцом и сестрами. Одному Богу известно, чего ей стоило согласиться на эту поездку, но Закари в городе уже не было. Оливия слышала, что его семья переехала. Никто не знал куда. Она не переставала надеяться, что ей удастся узнать что-нибудь о его судьбе, но никто ничего о нем не знал, да никого это особо и не заботило.

У Зака Арчера, отец которого был алкоголиком, а мать славилась тем, что спала с чужими мужьями, не было ни малейших шансов добиться успеха в Блубери. Обычно знакомые говорили о нем «бедный парень», и Зак этого терпеть не мог.

«Наверное, Уильям оставил мне дом в Нью-Джерси», – подумала Оливия, направляясь в ванную. Она никогда не называла отца «папой», только «отец» или «Уильям». Однажды она назвала его папой, надеясь, что это смягчит его сердце, поможет ему понять ее, выслушать, но ничего не изменилось.

В любом случае Оливия была уверена, что отец не обойдется без каких-нибудь глупых правил по поводу дверей, которые нужно открывать, и окон, которые следует держать закрытыми. Возможно, она примет условия и отдаст дом, как и сестра, какой-нибудь благотворительной организации. Возможно, придется прожить месяц в этом доме, а от одной мысли о том, что ей предстоит провести какое-то время в мире отца, Оливию начинало мутить.

Она открыла шкафчик с лекарствами и достала баночку увлажняющего вечернего крема по сто долларов за унцию, который Камилла раздобыла для нее в косметическом отделе (журнал получал уйму бесплатной продукции). Вдохнув свежий аромат, Оливия посмотрела на себя в зеркало. Когда ее лицо было без косметики, волосы распущены (на работе она обычно носила пучок), а вместо элегантной одежды на ней были футболка с изображением Баффи и спортивные штаны, она все еще могла увидеть в себе ту шестнадцатилетнюю девочку, которой когда-то была. Когда-то… когда ее жизнь еще не изменилась так круто…