Загадочные края

Постепенно, сперва неуверенно, потом всё ярче и ярче разгоралось веселье. Гости пробовали необычные яства, напитки (граф купил у приезжих купцов и южное вино этого мира, и несколько ящиков с бутылками террианского, которое ему посоветовала дочь), коктейли – уж этого-то никто из них ещё не пил – и громко болтали друг с другом. На празднике не принято было беседовать о том, что ешь, хотя на стол подавалось всё самое лучшее и порой незнакомое. А потому гости просто наслаждались необычным, но приятным вкусом приготовленных под надзором Ингрид кушаний и с любопытством ждали, чем ещё им предложат полакомиться.

А служанки вынесли огромные миски, где, мелко нарезанные, были перемешаны листья салата, овечий сыр и сочные овощи с уксусной приправой – самое то под прекрасное ячменное пиво, которое умели варить в поместье Сорглана. Принесли запечённое с луком и сыром мясо, рыбу во всех видах, мясные пироги и соленья. Теперь всё чаще поднимались огромные кружки, куда, по прикидкам Ингрид, влезать должно было не меньше полутора литров, гости начали громогласно подшучивать друг над другом, уже мало внимания обращали на титулы или их отсутствие. Алклета кивнула, и из кухни понесли новые блюда с новыми лакомствами, на этот раз более традиционными – дичь, птица и рыба, приготовленные различными способами.

Ингрид принесли инфал, и она, отвлекшись от кусочка маринованной индейки, взяла инструмент в руки.

– О чём спеть? – спросила она отца. Большинство гостей и домочадцев притихли, так как душа, оживившаяся в насытившемся теле, и в самом деле жаждала развлечений.

– Весёленькое! – велел граф. – Спой то, что пела в позапрошлый раз, после обряда закрепления родства.

– Пожалуйста. – Ингрид пожала плечами и начала играть.

Гости отреагировали так же, как тогда Сорглан и его люди. Сперва они начали переглядываться в недоумении, но через время хохот пробрал их до нутра, как пробирает дрожь. Смеялись и те, кто уже слышал эту песню не раз. Какая разница, если хочется повеселиться, а стихи такие смешные? Кто-то сполз под стол и там всхлипывал от смеха, кто-то распластался по столу, словом, графы и бароны наравне с простыми дружинниками Сорглана, да и сам Сорглан веселились от души.

Прослушав ещё несколько песен, от самых весёлых до самых лиричных, Ингрид позволили передохнуть, что она использовала вовсю и начала лакомиться жареными голубями, которых специально для праздничных трапез выращивали в усадьбе, и гусём с привозным черносливом и грецкими орехами. Слуга её отца всё подливал ей пива (женщинам было неприлично пить из огромных кружек, и им ставили небольшие стеклянные бокалы, которые приходилось постоянно наполнять), и вскоре Ингрид почувствовала себя почти так же бодро, как и остальные. А сложно ли развлекать других, если сам хочешь веселиться?

Некоторое время спустя пир прервался, потому что, конечно, можно пить и есть непрерывно несколько суток, но это вряд ли по-настоящему приятно. Потому столы были оставлены, и несколько человек, хорошо умеющих играть на местных музыкальных инструментах, принялись наигрывать танцевальные мелодии, а гости вперемежку с людьми Сорглана и даже слугами пошли танцевать. Такова была традиция, что в эти два дня все свободные становились более или менее равны, и порой можно было видеть, как простой дружинник танцует с дочерью графа, а сам граф – с какой-нибудь кухонной работницей.

Даже одеты все были примерно одинаково, потому что традиция требовала облачаться в наряды, освящённые временем, и даже у самых бедных они были, как правило, искусно изукрашены. Мужчины в таких случаях надевали рубашки и куртки, обильно расшитые ниткой, замшевые штаны и сапоги из нерпичьей кожи, тоже в вышивке. Традиционная одежда женщин тоже была проста – длинная рубашка, юбка, плотный корсаж и такие же, как у мужчин, сапоги, только меньшего размера. Для Ингрид подходящий наряд начали шить ещё до того, как провели обряд усыновления, но закончили только теперь – тогда ей пришлось надеть старые одежды матери, которая сохранила их, хотя и не могла уже больше в них влезать, после восьми-то родов.

Не такое-то простое дело было шить и украшать подобные одеяния, и десять вышивальщиц Алклеты работали почти каждый день, хотя их руки были очень нужны на кухне. Рубашку вышили густым узором у ворота, по подолу, рукавам возле запястий и локтей и по всем швам – в основном синим, зелёным, белым и немного красным цветами. Тёмно-синяя юбка и корсаж были расшиты так же, потому что синий и зелёный в сочетании были цветами Свёернундингов, а красный и белый – традиционными для женских одеяний. Ингрид чувствовала себя слегка неуютно в новой одежде, плотной от вышивки. Кроме того, мать дала дочери ожерелье, тяжёлые серьги и браслеты, выполненные из массивного серебра с плохо обработанными кусками коралла, в небрежности огранки которых было своё очарование – родовые украшения, ценные больше своей древностью.

Канут подошёл и потянул Ингрид танцевать. Она пошла, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из виденного на прошлом празднике, потому что, конечно, не умела танцевать местные танцы. Но Сорглан перехватил её на полдороги.

– Дочка, заведи-ка свою адскую штучку, которая умеет играть музыку. Потанцуем под неё.

– Отец, а ты уверен, что меня не обвинят в колдовстве? – рассудительно уточнила Ингрид. – Не хотелось бы пугать гостей.

– Ты уже демонстрировала им одну, ту, которая режет овощи. Если они не испугались её диких воплей, то уж той, что издаёт куда более приятные звуки, тем более не испугаются. И потом, надо же похвастаться трофеями. Давай.

Ингрид послушно пошла налаживать компьютер. Канут последовал за нею, хоть и не думал, что сможет помочь. Вот только всё оказалось иначе, чем он думал, и сестра с ходу сунула ему в руки стопку дисков.

– Держи. Сейчас поставим им танцевальную музыку.

– У тебя есть?

– Тут всё есть. Даже то, что я никогда не буду слушать. Давай сюда. – Она отобрала у Канута диски, быстро перебрала их и сунула один из них в отверстие. – Пойдём?

– Ты потанцуешь со мной?

– Пожалуйста. Но только то, что я знаю.

– Джигу? – Он улыбнулся.

Сначала танцевали, иногда подходя к столам, чтоб подкрепиться немного, потом снова ели и пили. Ингрид включила приятную лирическую музыку, только музыку, без слов, но её уже почти не воспринимали. Ещё не опустилась темнота, когда Сорглан, посмотрев в побледневшее личико дочери, шепнул ей:

– Если хочешь, можешь уйти. Никто этого уже не заметит. Устала, да?

– Я уйду. Я действительно устала.

Она тихонько вышла из-за стола и только уже поднявшись на внешнюю террасу – своё любимое место, заметила, что Канут снова последовал за ней.

– Ты-то чего? – удивилась она немного наигранно. – Тебе-то наверняка интересней за столом.

– Вовсе нет. На своём веку я присутствовал уже на стольких пирах, что это стало скучно. Мне интересней с тобой.

Она, отвернувшись, смотрела на солнце, клонящееся к закату, уже потемневшее, медное, как начищенный таз, в котором отражается свет.

– Это уже становится нарочитым.

– Нисколько. – Канут пожал плечами. – Ты боишься за свою репутацию? Напрасно. Бранд, например, давно ушёл. Он уже час как в постели у своей наложницы. Ему подарили новую наложницу. Граф Ардаутский подарил, его друг. Они как-то ходили вместе в походы.

– Но ты-то не с наложницей. Ты со мной.

– Ты думаешь, кто-нибудь следил, куда я ушёл? Мне граф Ардаута тоже подарил наложницу. Так что…