Загадочные края

– Да, – выдохнул он, не отрывая глаз от сестры. – Только включи ещё раз.

Она подошла, и он обнял её за плечи. Они танцевали вместе так, как танцуют молодые люди, совсем не умеющие танцевать – просто переступая с места на место, не расцепляя условных объятий. Канут наслаждался музыкой, подобной которой он никогда не слышал, и даже не замечал, как его руки скользили по её спине. Но она заметила, отстранилась, и постепенно они перешли на вальс, такой, каким они его освоили под её пение.

– Я научу тебя, – сказала Ингрид, когда музыка прекратилась. – Мы будем с тобой танцевать те танцы, которым меня когда-то учили. Думаю, тебе понравится.

12

Август закончился, и начался сентябрь, который почти сразу же принёс дожди и даже шторма. Хельг, умаявшийся постоянно бегать на гору снимать крылья с ветряка, а потом надевать обратно, придумал складное крыло, которое становилось большим для обычных дней и маленьким, совсем маленьким для бурь. Складывать концы крыльев было куда проще.

Море постоянно меняло свой цвет, оно уже не отражало небо, как летом, казалось, теперь оно жило собственной жизнью, какой-то таинственной и необъяснимой.

– Да это просто ветер сменился! – усмехался Канут её удивлению, но Ингрид казалось, что тут причина куда серьёзней, чем просто ветер.

Она забиралась на скалы, которые нависали над морем, и подолгу смотрела на сморщенную волнами, безбрежную гладь, тёмно-серую не в пример светло-серым облакам. Не всегда случалось так, что Канут сопровождал её, потому что теперь, с приближением холодного времени года, у него появилось много работы. Надо было проследить за всеми хозяйственными приготовлениями к зиме, и эта обязанность легла на сыновей графа. Женщины следили только за тем, что происходило внутри дома либо в пределах огородов, мужчины же – за всем остальным. Свободные крестьяне и слуги одинаково торопились снять урожай с полей, потому что в любую минуту могла налететь непогода и, возможно, свести на нет все их летние усилия. Но и слишком рано собирать урожай не следовало, всё-таки надо было дать зерну достоять на стебле. Потому-то каждая осень заставляла местных земледельцев гадать – пора, не пора – и спешить с полевыми работами насколько это было возможно.

В этот раз осень оказалась ласкова. Пока не было больших бурь, непогод, зерно без потерь удалось свезти в амбары, и теперь все работники спешили закончить с уборкой других полей – с картофелем, например, со льном, с коноплёй. Они трудились даже под дождём, почти не обращая внимания на льющийся с неба холодный поток, под которым промокала любая одежда, и любая обувь начёрпывала воды. Собранное с окрестных полей свозили прямо в поместье, где сушили по необходимости в огромных крепких овинах, рассчитанных на работу в любое время суток при любой погоде. Алклета объяснила, что поздней осенью в них обрабатывают лён, коноплю, шерсть, бывает, что там трудятся ткачихи, а зимой на втором, отпливаемом этаже Сорглан даже селит гостей, прибывающих на праздники, и приказывает хранить всяческую хозяйственную утварь.

Несмотря на загруженность работой, у Ингрид и Канута иногда выпадали деньки, когда она могла поучить его танцам. И если не всегда удавалось заниматься этим на улице из-за плохих погодных условий, то уж среди обширных хозяйственных построек отца они всегда могли отыскать себе сухое местечко. Так оно и случалось чаще всего, потому что, хоть и не шторма, но сильные дожди или ветра случались часто, и именно в это время у обоих бывала возможность побыть наедине.

То есть, конечно, уединение это было очень условным, и очень скоро Ингрид уяснила себе, что в поместье ничего нельзя сохранить втайне. Здесь жили слишком тесно. Уяснила она это себе не каким-нибудь особенно неприятным образом, а по лицу и словам матери, которая решила с ней поговорить.

– Ингрид, – осторожно начала она. – Послушай… Тебе нравится Канут?

– Да, мама, – согласилась девушка. – Он интересный собеседник, хороший парень.

– Я хочу указать тебе на то, что он теперь твой брат. – Госпожа явно не хотела обидеть дочь, потому старалась выбирать самые мягкие слова и выражения. Но в её глазах видно было беспокойство. – Конечно, у вас разные матери, разные отцы, и хоть это природно так, но теперь, после свершения обряда, он стал тебе полнокровным братом. Может быть, для тебя, дочери иного мира, наши традиции и не значат так много, как для нас, но…

– Мам, поверь, я отношусь к вашим обычаям, как к своим, и в полной мере их уважаю.

– Но тогда… Тогда почему?

– Что почему?

– Ты… Ты хочешь выйти за Канута?

– С чего ты взяла?

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза – глаза Ингрид были почти равнодушны, Алклета же переживала всею собой.

– Если ты хочешь спросить, – медленно начала девушка, – сплю ли я с Канутом, то нет. И никогда не буду.

Графиня покраснела.

– Я не так…

– Ты ведь это хотела спросить?

– Да, – прошептала Алклета, в этот раз бледнея.

– Я говорю правду. – Ингрид давила безжалостно и бесстрастно. – Я не сплю с ним и не собираюсь.

– Но тогда почему?

– Что почему? Почему я с ним общаюсь? Да только потому, что мне нравится с ним общаться, и ничего более! Почему дружеские отношения между мужчиной и женщиной тут же пытаются перетрактовать как интимные?

– Потому что не бывает дружбы между мужчиной и женщиной.

– Прости, но ты мыслишь мужскими категориями. Возможно, мужчина не может ограничиться только дружбой с женщиной, но женщина-то может, и очень даже легко. И что тогда остаётся делать мужчине? Разве что брать силой. Но ты веришь, что Канут никогда такого не сделает?

– Он любит тебя, – тихо произнесла Алклета.

– Я знаю.

– Знаешь? И мучаешь его? Если он никогда не станет твоим мужем, то зачем? Зачем ты его поощряешь?

– А теперь представь, что я перестану с ним разговаривать, видеться – думаешь, ему от этого будет лучше? Ты считаешь, что любовь – это только постель? А я так не считаю, я уверена, что любовь – это в первую очередь общение. Видеть того, кого любишь, говорить с ним, быть с ним – это лучше, чем не видеть и не быть. А без постели может обойтись не только женщина, но и мужчина. В крайнем случае Канут сам решит свои проблемы, например заведёт подружку. А через годик-другой он вообще успокоится и перестанет думать, что любит меня. Я просто не вижу другого пути. Он же просто увлёкся, это же не настоящая вечная любовь!

– Но если ты будешь дальше с ним общаться так же тесно, это может очень сильно попортить тебе репутацию. Пойдут слухи, очень скоро пойдут… Уже, считай, пошли. И тогда у тебя будут проблемы.

– С чем?

– С замужеством.

Ингрид рассмеялась.

– Поверь, мама, меня это волнует в последнюю очередь.

– Но почему?

– Потому что я не собираюсь замуж.

– Как? – Алклета выглядела потрясенной. – Совсем?

– Да.

– Но, доченька. Я понимаю, конечно, что тебе многое пришлось пережить, твои отношения с мужчинами были трудными? – Ингрид молча кивнула. – Я тебя понимаю. Первое время у меня тоже не было сил спокойно смотреть на мужчин, и Сорглан, понимая это, даже не трогал меня после случившегося почти целый год. Но потом я успокоилась. Мне помогла его любовь. Ведь может так случиться, что ты встретишь того, кого полюбишь. И тогда ты всё же решишься выйти замуж.