Евреи и пророк

Теорию революции создали трое: Ленин, Плеханов и Троцкий. Эти люди являлись сливками того общества. А принудительно свергли с трона Николая – 2 именно рабочие и крестьяне.

Причина порочного или доброго поступка состоит именно в этом, и можно сравнить это с криком в колодец, а украденные из кармана ближнего баксы, или, подачка нищему – это эффект полученного эха. Как мы реагируем на эти эффекты, вызванные предварительными причинами?

Можно ли выброситься с 9 этажа головой вниз, и не пострадать? Разве можно часто кушать, нажираться, а потом не опорожняться в сортире? Это немыслимо! Поэтому очень глупо и неестественно поступает человек, который не делает того, что ему хочется, и глубоко раскаивается, сделав это.

И чувство вины и угрызения совести являются не чем иным, как малодушием, которое следует не поощрять, а напротив, искоренять в себе всеми силами и преодолевать посредством здравомыслия, разума и привычек.

Угрызения совести – это изжога желудка, это остеохондроз, радикулит, не более того. Такой же порок. Справляемся же мы все с изжогой, радикулитом.

Поверь, что очень гуманно убивать людей. Особенно во время войны. Ведь чем раньше ты убьешь врага, тем быстрее закончатся его страданья. Разве это не гуманность? Было бы лучше, если во время страшных сражений полководцы долго тянули бы лямку, продолжая оставаться в неопределенном состоянии? И измываясь кровью, раненные мучались бы в окопах.

Даже загнанную лошадь тут же пристреливают, а с человеком цацкаются.

Почему?

Не гуманно мол, это! А убивать лошадь – а это живое существо – тоже не гуманно. Ведь опять таки, говорил пророк Мохаммед, что лишать жизни дышащее существо – грех.

Короче говоря, всюду противоречия. И это наша жизнь.

Разве помогут сомнения, когда с кармана выпал пакет анаши? Нет. Пропала анаша, не будет кайфа. К чему сомнения? Смириться надо с этим. Посему надо понять, что угрызения совести не сделают поступок менее злодейским, ибо они появляются всегда после поступка и очень редко предотвращают его повторение.

Бывает одно из двух после совершения зла: либо следует наказание, либо его нет. Во втором случае раскаяние абсурдно.

Какой смысл каяться в том, что дает нам самое полное удовлетворение и не влечет за собой никаких нежелательных последствий? Смысл?

Если ты прохлял, то радуйся, не нервничай! Dont worry! Be happy!

А если ты жалеешь о той боли, которую твой поступок может кому-то причинить, значит ты любишь того другого больше, чем самого себя. Ведь это благородно! Согласись! И в то же время, нелепо сочувствовать чужим страданиям, если эти страдания принесли тебе какую-то пользу. Если каким-то образом щекотали, возбуждали, наполняли тебя радостью и блаженством.

В крайнем случае, тебя будут ненавидеть. Но ненависть – высокое чувство, ее надо заслужить.

Следовательно, в этом случае для угрызений не существует никаких реальных причин. Мелочь это.

Если же твой поступок выявлен, и наказание неизбежно, тогда, взглянув на этот факт трезвым взглядом, мы увидим, что сожалеем не о том зле, которое причинили другому, а лишь о своей неловкости, потере бдительности, которые позволили обнаружить это зло. Тогда я согласен, что для сожалений есть основания, и здесь есть о чем поразмыслить, чтобы проанализировать причины неудачи и впредь быть осторожнее.

Надо быть предельно внимательным! Знаменитый следователь Руденко, который участвовал в Нюрнбергском процессе в 1945 году, любил трахать девочек, не старше 13 лет. Об этом не знал никто. Никто! Прикинь, Руденко – и такое. Но он это долго скрывал, его не поймали с поличным.

Не испытал он сожалений. Все выяснилось после его смерти.

Однако не надо путать эти чувства с истинными угрызениями совести, ибо истинные угрызения – это боль в сердце, вызванная причиненным самому себе злом. Вот здесь-то и кроется между этими двумя чувствами огромная разница, и пользу одного и бесполезность другого это доказывает полностью. Когда ловят с поличным, так сказать, на месте преступления, человек начинает страдать.

Когда мы получаем удовольствие от какой-нибудь мерзкой забавы, как бы жестока она ни была, получаемое удовольствие служит достаточным утешением за неудобства.

Я только что от твоего члена получил превосходное удовольствие. Я даже рад тому, что ты этого не ожидал. Ха – ха!

Разве перед тем как совершить какой-нибудь поступок, мы не предвидим отчетливо, чем он обернется для других?

Разумеется, предвидим. Не остановить уже нас невозможно. Напротив – мысль нас нарочно подталкивает на это.

Разве не понимал Наполеон, что захватывая и порабощая Европу, он губит людей? Знал! Но он войну любил, он был настоящим солдатом, и было ему все по фени. Он чувствовал, что был избран всевышним.

И что может быть глупее, чем неожиданное и запоздалое раскаяние, когда совершив дело, мы начинаем мучиться, страдать, и портить себе удовольствие.

Когда Растопчин сжег Москву, и вся Москва горела огромным страшным пожаром, Наполеон, в качестве завоевателя, сидел в Кремле, и посмотрев на пылающий город, ничуть не раскаялся. Более того, он сказал: ''вот это люди, это скифы!'' Прикинь, сидит Наполеон, и жалеет о содеянном. Даже не смешно.

Поэтому, если содеянное стало известно и превратилось в источник наших неприятностей, не лучше ли обратить всю свою энергию на то, чтобы узнать, почему об этом стало известно. Почему? Кто дал промашку?

Надо предельно собраться и постараться впредь не попадаться. Не лучше ли обратить эту неудачу в свою пользу и извлечь опыт из этого урока, чтобы усовершенствовать свои методы. Минус превратить в плюс. Ведь ты же никому не расскажешь то, что сделал я с тобою здесь? Правда? Ну вооот

Таким образом, мы обеспечим себе на будущее безнаказанность, научившись заворачивать свое зло в чистые простыни и скрывать его.

Помню, однажды в Тбилиси, проводился маскарад. У подножия лесистой горы, на берегу Куры стоял роскошный полу стеклянный дворец, с большими занавесами.

Туда приглашались люди, надевали на лица маски, на голову парик.

Переодевались они в разное тряпье, душились всякими одеколонами, чтобы не узнали их, и потом, надев на харю маску, с кем попало ложились в постель. Так вот нередко бывало так, что сын трахал свою мать, а свою дочь – отец. И никто не знал об этом. Ни сами партнеры, никто другой.