Образ смерти

– Я многому научился у дедушки. Я наблюдал, как он работает с Эдвиной. Он сам на этом настоял. Я очень многое понял, пока наблюдал за ним. Я стал сильным. Осознал свое предназначение. Она продержалась несколько дней. Дольше, чем лейтенант. – Лоуэлл облизнул губы и аккуратно отпил из баночки с имбирной шипучкой. – Дедушка объяснил мне, что мужчины слабее. Очень часто они оказываются намного слабее женщин. Но в конце концов Она попросила о смерти. Я заглянул Ей в глаза и увидел ответы на все вопросы. Я увидел всю ту любовь, всю ту красоту, что появляется, лишь когда тело и душа обнажены до самой сути. Я сам остановил для Нее часы – это был мой подарок Ей. Она была для меня первой, и все те, кто пришел вслед за Ней, стали Ее отражением.

– А почему ты так долго ждал, прежде чем заглянуть в эти отражения?

– Это все из-за лекарств. Мой отец настаивал, что я должен принимать лекарства, и строго следил, чтобы я принимал их неукоснительно. Моя работа требует сосредоточенности и ясности ума, а лекарства их притупляют.

– Но Коринна Дагби здесь, в Нью-Йорке, девять лет назад… Она ведь была не первой? – Ева решительно покачала головой. – Нет, ни в коем случае. Ты же должен был практиковаться, совершенствоваться. Сколько их было до Коринны?

– Я учился у дедушки, затем продолжил образование, работал в семейном бизнесе. Под присмотром дедушки я практиковался на мертвых. Потом я путешествовал. Я начал всерьез практиковаться почти двадцать лет назад, после смерти отца. Для начала мне многому надо было научиться, очень многое испытать. Мне понадобилось еще целых десять лет, прежде чем я понял, что готов приступить к осуществлению моего плана. Но я все задокументировал, всю свою черновую работу, неудачи, провалы. Вы все это найдете в моих записях.

– Удобно.

Раздался стук в дверь, и Ева повернулась. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Пибоди.

– Прошу прощения, лейтенант. Можно вас на минутку?

– Да. Продолжай, – кивнула Ева Фини и вышла из комнаты.

– Мне звонил Рорк, – доложила Пибоди. – Только что. Просил тебе передать, что у него была срочная работа, но он успел с ней покончить, и теперь, поскольку все расчищено, он возвращается сюда. Сказал, что надеется увидеть, как ты закончишь допрос.

– Ладно, спасибо. Теперь слушай, у меня есть задание для тебя и Макнаба. Проверьте, подавал ли этот ублюдок прошение об эвтаназии. Нет смысла верить на слово, что ему разрешили самому пробить карточку на выход. Проверьте все его личные данные по документам, взятым на месте, разбудите его адвокатов в Лондоне. Его докторов, если найдешь их данные. Мне нужно подтверждение, что он не водит нас за нос.

– С какой стати ему…

– Просто найди мне подтверждение, Пибоди.

– Слушаюсь.

Ева вернулась в комнату и опустилась на стул. Фини тем временем выкачивал из Лоуэлла все новые и новые подробности.

– Хочу спросить, – вставила Ева, – как долго продержалась Эдвина Спринг. Ее время?

– Мой дедушка тогда испробовал различные методы, более долгие периоды отдыха, чем я находил нужным. Как бы то ни было, Эдвина оказалась очень сильной, и инстинкт выживания у нее был очень высок. Она продержалась девяносто семь часов, сорок одну минуту и восемь секунд. Никому не удавалось достичь таких показателей. Никогда. Мне кажется, ты могла бы превзойти ее, вот почему я хотел закончить тобой. Я ведь начал с нее.

– Хотела бы я знать, сколько бы ты сам продержался, – заметила Ева.

Тут ей снова пришлось подняться, потому что в дверях опять появилась Пибоди. Ева вышла и плотно закрыла за собой дверь.

– Ну?

– Ничего не понимаю. Нет никаких документов в подтверждение его заявки на эвтаназию. Нет ничего в его записях, нет ничего в официальных банках данных, а ведь Макнаб прочесал их дважды. Я позвонила его адвокатам в Лондон, говорила с главой фирмы. Он был совсем не рад, что его побеспокоили на дому.

– Ну надо же, какая жалость!

– И не говори. Тут же начал орать о защите частной жизни. Я объяснила, что его клиент, арестованный за множество убийств, прикрывается заявкой на эвтаназию, чтобы избежать суда и пожизненного заключения. Пришлось втянуть в это дело майора. Адвокат утверждает, что у Лоуэлла есть законный сертификат на эвтаназию, но и он не смог предъявить документ. Чуть с ума не сошел. Разоряется, что надо остановить допрос, что без представителя нельзя и так далее, но в наших родных Штатах он никто и звать его никак.

– Это все, что мне нужно, – кивнула Ева.

– Но…

– Мы закрываем дело, Пибоди. Отличная работа.

Ева вернулась в комнату для допроса и закрыла дверь перед носом у Пибоди.

– Давайте подытожим, – начала она официальным тоном. – Роберт Лоуэлл, вы признаетесь в документированных здесь преступлениях, находясь в здравом уме и твердой памяти, сознавая все свои права и обязанности, отказавшись от представительства и помощи адвоката?

– «Преступления» – это ваше слово, я бы их так не назвал, но да, я признаю, что я все это совершил.

– Сколько дают тебе врачи, Боб? – сменила тон Ева. – Сколько тебе еще осталось?

– Не больше двух лет, причем последние несколько месяцев были бы чрезвычайно неприятны и унизительны для меня, с острой болью, даже несмотря на лекарства. Я предпочитаю сам остановить свои часы – спокойно и достойно. Под моим собственным контролем.

– Не сомневаюсь в твоих предпочтениях, Боб. Вот только знаешь, какая незадача? Не всегда получаешь то, что хочешь. И у тебя не получится уйти красиво и достойно. Нет у тебя никакого сертификата на эвтаназию. Он нигде не числится.

– Он у меня безусловно есть.

– Нет. И твои хитрые лондонские крючкотворы тоже не в состоянии его предъявить. – Ева оперлась ладонями о стол и подалась вперед всем телом, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. – А раз документов нет, мы не можем поверить тебе на слово и не сможем обеспечить тебе легкий уход. Пара лет – это, конечно, мелочь, мне бы хотелось большего, но эту пару лет ты проведешь в камере. В каменном мешке. А часть этого времени, мистер Клок, ты проведешь в расстройстве, в мучениях, в отчаянии.

– Нет! – Он решительно покачал головой. – У меня есть сертификат.

– Ничего у тебя нет. И ты под арестом, так что теперь у тебя нет права подать прошение заново. Тебе предъявлено обвинение, и ты добровольно сознался в совершении множества убийств. Ты сам отрезал себе путь к отступлению.

– Ты лжешь. – Губы у него задрожали. – Ты просто хочешь сбить меня с толку. Запутать, подловить.

– Валяй, можешь так думать, если хочешь. Можешь так думать ближайшие два года. Тебе придется жить. И каждую прожитую секунду тебе придется страдать.

– Я… мне нужен адвокат.

– Ясное дело! Можешь созвать целую армию адвокатов. Но только они тебе не помогут. – Теперь глаза Евы вспыхнули яростью. Это были не холодные бесстрастные глаза копа, но неистовые, горящие глаза возмездия. – Ты узнаешь, что такое боль. Ты будешь биться в агонии и испустишь свой последний вздох в муках.

– Нет. Нет. Это мое время, я все предусмотрел, все подготовил. Мне нужна моя музыка, мои лекарства.

– Боб, ты будешь умирать долгой, мучительной смертью. – Ева выпрямилась. – Сведи-ка его вниз, Фини. Пусть поплачется в жилетку своим адвокатам, прежде чем начнет понимать, что это такое – жить в каменном мешке.

– Я ждал этого последние девять лет. – Фини вздернул Лоуэлла на ноги. – А знаешь, я поставлю на медицинскую науку, – сказал он, волоча Лоуэлла к двери. – Пара лет? А вдруг они найдут способ продлить ему жизнь? Вот это было бы здорово. – Он оглянулся через плечо и послал Еве широкую улыбку торжества. – Это было бы чертовски здорово.