ДОРОГАМИ БОГОВ

Не надо ставить искусственных барьеров. Если какое-то слово можно перевести с санскрита на русский одним словом или словосочетанием, а в большинстве случаев это можно сделать, так зачем же огород городить из английских калек и накручивать многосложные, путаные и совсем не древнеиндийские и не русские в итоге "пояснения"-ребусы. Многое прояснится, если мы не будем, выражаясь попросту и по-русски, мудрить излишне.

Нам без перевода понятно, что "Ваю" – это ветер, что это родственно нашему "веять". Что самоназвание "арии" – это не нечто полуфантастическое и непонятное, а производное от балто-славян-ского "арии-орачи", то есть, мы с большой долей уверенности можем сказать: переселенцы отделились от основного массива в пору, когда уже было в какой-то мере освоено земледелие.

Любой желающий, взявший в руки текст, отпечатайный на латинице ли, на кириллице, обратит внимание на узнаваемость слов: главная книга ариев "Веды" – она и есть веды, поведанья, "свакир" – это свекр, "давар" – дверь, "тамас" – тьма, "вис" – весь, "дам" – дом, "гима" – зима, "гири" – гора, "бхага" – бог, "манса" – мясо, "ватар" – ветер, "вяк" – говорить, вякать, "сравас" – слава, "ро-дас" – рожающая земля, "своям" – сам, "тода" – тогда, "прати" – против, "таноти" – тянуть, "грабх" – хватать (грабить), "жна, жнати" – знать, "вякати" – говорить, "жирати" – глотать, жрать, "ми, минати" – сминать, "ушас1" – страх, ужас, "братар" – брат, "ятар" – ятровка, "матар" – мать, матерь, "кришна" – черный, коричневый, "свади" – сладкий, "прия" – приятная, "ни" – низ, "ади" – один, "два" – два, "три" – три, "чатур" – четыре, и так можно продолжать очень долго.

Но главное даже не в словах, достаточно понятных для нас или совсем непонятных, но переводимых все-таки одним словом или словосочетанием, а в понятиях, играя на которых можно до бесконечности усложнять словесный образ, все дальше и дальше удаляясь от краткости и ясности, что, разумеется, исследователю не даст плодов помимо гонорарных, получаемых за распухшие, но по сути пустые рукописи, перерождающиеся в статьи, книги.

Здесь мы сталкиваемся с уже знакомым нам подходом, с поветрием-модой, имеющим глубокие корни и зиждущимся на двух китах: смотреть на все чужими глазами, ни в коем случае не напрягая свои, и объяснять все свое, местное привнесением извне, а все чужое, дальнее – таинственными и путаными словесами, ничего не передающими, но выглядящими достаточно весомыми. Прием старый, еще жреческий – так маги-жрецы, волхвы у тех же индоевропейцев, чтобы сделать знания недоступными для соплеменников и сохранить свой вес в племени, обществе, облекали их в туманные, многозначительные и глубоко зашифрованные фразы.

Завершая наше краткое отступление, надо признать, что часть нашей науки, занимающаяся изучением Древней Индии и индоарийской проблемы, связанной с общеиндоевропейской проблематикой, пребывает в удручающем состоянии – и это несмотря на подлинно подвижнические усилия отдельных титанов-исследователей, настоящих ученых.

Не следует, разумеется, и излишне упрощать подходы к исследуемым объектам, вдаваться в иную крайность, как не следует и впадать в наивно-ложную простоту "народной этимологии", выводящей все лишь из сходности звучаний, из созвучия иногда совершенно разносмысленных слов.

И для того, чтобы не удаляться от золотой середины, необходимо проверять себя: лингвистические находки – мифологическими образами, исторические данные – археологией и антропологией и т. д. во всех сочетаниях. И, многократно проверяя себя, свои полученные результаты, сверяя их с существующими данными, надо помнить и верить – случайности остаются случайностями до тех пор, пока из них не выстраивается логический ряд, последовательность.

Основоположник сравнительного метода в языкознании и сравнительно-исторической мифологической школе А. Мейе сказал как-то справедливые слова, которые мы обязаны привести:

"Отдельные мифологические или лингвистические совпадения могут быть случайными в силу конвергентного (сходного. – Ю. П.) развития явлений или типологического характера, однако совокупность отдельных мотивов, внутренне не связанных, не может проявиться случайно" (А. Мейе. Сравнительный метод в историческом языкознании).

Памятуя об этом, надо учиться смотреть на мир открытыми глазами, видя причинно-следственные цепи и совокупности объектов, процессов, а не просто пестренький калейдоскопический коллаж.

На многие тысячи километров разошелся в разные стороны от прародины облаченный в плоть сказания простенький сюжет. Не распылился, не забылся он, а, напротив, расцвел и неслыханно обогатился за тысячелетия своего существования. У каждого народа он приобрел свое звучание. В германо-скандинавской мифологии, скажем, в роли бога-громов-ника, борющегося со Змеем, выступает бог-богатырь, бог-воин Top, также явно приближенный к народу, как бы его защитник даже. Здесь мы видим отличное от основного индоевропейского имя-теоним, но тем не менее функции сохранены. А имя в какой-то степени сохранено в наименовании материнского божества – мать громовержца зовут Фьергун. На первый взгляд далековато от изначального "Перк-ун", но, как считают ученые, произошедшее от него. Германо-скандинавская мифология насыщена эпическими сюжетами и вставками, которые затуманивают основу, и потому она не всегда пригодна в качестве инструмента или объекта для исследования первичных мифов.

То же самое можно сказать и о скифо-сарматс-кой мифологии, в которой основной миф просматривается крайне слабо, да и то в большей степени в мифе космогоническом. В иранской мифологии, которая реконструируется, в основном, по "Авесте", змееборчество имеет место. Но видимо, некогда у предков иранцев были серьезные столкновения с предками индийцев: другим способом объяснить их "перевернутое" восприятие мира нельзя. У иранцев Дэвы и Индра – это злобные и злокозненные демоны, а ахуры-асуры, которые олицетворяют у индийцев все отрицательное, напротив, благие божества.

В греческой мифологии "громовержец" сливается с верховным богом, но лишь после того, как на Олимпе покончено со всеми дрязгами, а заодно и с богами старшего поколения, которые отходят на второй план. В греческой мифологии мы также сталкиваемся с необычайной разветвленностью сюжетов и, как говорилось, с бесчисленными напластованиями и литературными обработками, вставками, переработками и пр. Кроме того, греческая мифология наводнена неисчислимым количеством богов, попавших в нее из мифологий соседствующих, а то и дальних народов. Сам регион располагал к этому – ведь в Средиземноморье стекались представители чуть ли не всех земных рас и этносов, неся свои предания и легенды в это благодатное место.

Народы Земли изображают обычно антропоморфных богов по своему подобию. По вазовой живописи

мы знаем, что греки были черноволосы. Однако Зевс, Гера, Артемида, Аполлон, Афина, Деметра, Лето, Дионис, Эрос, Хариты, как, впрочем, и многие герои типа Одиссея, Ахилла, Язона, Пилада, Ореста, Мелеагра, Менелая, Радаманфа и др., златовласы и светлокудры.

Странности происходят и с основными богами Греции. Они почему-то живут в иных местах: Посейдон – в Самофракии, Зевс – в Иде. А Олимп находится и вовсе в Южной Македонии. Что же остается на долю самих греков? Для этого надо выяснить сначала, кто именно подразумевался под "греками", а точнее, кто ими был на самом деле. Тут, похоже, в нас, да и не только в нас, срабатывал и продолжает срабатывать тот же механизм, который заставлял византийцев называть северных "варваров" без разбору "скифами", а нам позволяет всех жителей США, например, называть американцами, хотя кого там только нет!

Но нам потихоньку пора перебираться к нашим предкам – славянам и их мифологии. И для этого надо четко представлять их Вселенную, их мир.

Как мы видим, в жизни славян не последнее место занимали морально-нравственные представления. Во всяком случае, они их очень четко и с большой основательностью вписали в космографическую картину. Совершенно особое отношение к понятиям правды и справедливости во многом определило ход развития славянской истории.