Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 122 из 137

Гней Октавий и его коллега, консул-опекун Мерула видели, что октябрь заканчивается, никаких изменений в расположении армий не происходит, и начинали впадать в отчаяние. Когда они встречались с Помпеем Страбоном, у того постоянно находились какие-то причины, по которым он не может сражаться. Октавий и Мерула были вынуждены прийти к выводу, что подлинная причина заключается в том, что Помпей надеется добиться численного преимущества над своими противниками, в то время как Цинна фактически надеется на то же самое.

Когда в городе узнали о том, что Марий захватил Остию и зерновые баржи не смогут подняться вверх по реке с новым урожаем, это привело не столько к панике, сколько к мрачному и глубокому унынию. Консулы ужасались будущему и гадали, как долго они смогут продержаться, если Помпей Страбон будет продолжать упорствовать в своем нежелании вступить в бой с противником.

Наконец, Октавий и Мерула решили набрать добровольцев среди италиков. С этой целью сенат обратился к центуриям с заявлением о том, что те из италиков, которые поддержат «истинное» руководство Рима, будут награждены полным гражданским статусом во всех трибах. Тотчас же закон об этом был принят, и глашатаи разосланы по всей Италии, созывая добровольцев.

Едва ли кто-нибудь явился на этот зов, поскольку плебейские трибуны Цинны своей успешной пропагандой разгромили «истинное» руководство Рима еще за два месяца до этого.

Тогда Помпей Страбон намекнул, что если Метелл Пий приведет два своих легиона из Эзернии, вместе они смогут разгромить Цинну и Мария. Со своей стороны Октавий и Мерула послали делегацию к Поросенку в Эзернию, чтобы уговорить его заключить мирный договор с осажденными самнитами и прийти в Рим как можно быстрее.

Колеблясь между своим долгом покорить Эзернию и критической ситуацией в Риме, Поросенок, чтобы выйти из затруднительного положения, решил переговорить с парализованным Гаем Папием Мутилом, который, разумеется, был в курсе всех римских событий.

– Я желаю заключить с тобой мир, Квинт Цецилий, – заявил Мутил из своей повозки, – на следующих условиях: верни самнитам все, что ты отобрал у них, отпусти целыми и невредимыми самнитских дезертиров и военнопленных, откажись от всех требований к самнитам вернуть захваченную у тебя добычу и даруй полное римское гражданство каждому свободному человеку из племени самнитов.

Возмущенный, Метелл Пий отшатнулся.

– Да, конечно! – саркастически сказал он. – Почему бы тебе не попросить нас смириться с поражением, как это сделали самниты после битвы у Каудины Форкс двести лет назад? Твои требования абсолютно невозможны! Прощай.

Высоко подняв голову и выпрямив спину, он поскакал в свой лагерь и холодно сообщил делегации Октавия и Мерулы, что мирного договора не будет, а следовательно, он не в состоянии помочь им в решении их римских проблем.

Самнит Мутил вернулся в своей повозке в Эзернию, чувствуя себя намного счастливее Поросенка; ему пришла в голову блестящая идея. Глубокой ночью его гонец прокрался через римские укрепления, неся письмо от Мутила к Гаю Марию, в котором последнего спрашивали о том, не заинтересован ли он в мирном договоре с самнитами. Хотя Мутилу было прекрасно известно, что Цинна является мятежным консулом, а Марий всего-навсего частным лицом, ему бы никогда не пришла в голову идея посылать письмо Цинне. Если Гай Марий участвует в каком-то предприятии, то он и будет его лидером, решил Мутил.

С Марием, приближавшимся к Риму, был и солдатский трибун Гай Флавий Фимбрия, который находился вместе со своим легионом в Ноле, и, как и его коллеги Публий Анний и Гай Марций Цензорин, решил присоединиться к Цинне. Но в тот момент, когда Фимбрия услышал о прибытии Мария в Этрурию, он немедленно переметнулся к нему, и Марий был рад его видеть.





– Нет смысла делать тебя здесь солдатским трибуном, – сказал ему Марий. – В моей армии слишком мало римских легионеров, это в основном армия рабов. Так что я лучше дам тебе под командование свою нумидийскую кавалерию, которую привел с собой из Африки.

Когда Марий получил письмо от Мутила, он послал за Фимбрией.

– Поезжай и повидайся с Мутилом в Мельфе, куда он, по его собственным словам, прибудет, – он презрительно усмехнулся. – Вне всякого сомнения, он хочет напомнить нам, как много раз мы бывали биты на этом самом месте. Однако пока не будем обращать внимания на его бесстыдство. Встреться с ним, Гай Флавий, и соглашайся со всем, что он скажет, будь это управление всей Италией или поездка в страну гипербореев. Позднее мы укажем этим самнитам их место.

Еще не отбыла первая делегация, а из Рима уже прибыла вторая. На этот раз Метелла Пия посетили такие знатные люди, как Катул Цезарь и его сын Катул, Публий Красс и его сын Луций.

– Я умоляю тебя, Квинт Цецилий, – заговорил Катул Цезарь, обращаясь к Поросенку и его легату, Мамерку, – оставь ровно столько войск, сколько необходимо, чтобы сдерживать эзернийцев, а остальных сам веди в Рим! Иначе тебе просто не будет смысла осаждать Эзернию в другой раз. Весь Рим хочет этого.

Метелл Пий согласился. Он оставил Марка Плавтия Сильвания командовать всего лишь пятью перепуганными когортами и сдерживать самнитов, но едва только остальные пятнадцать когорт исчезли в направлении Рима, как самниты совершили вылазку. Они разбили жалкие силы Сильвания и разбрелись по всему Самнию. Те самниты, которые не пошли на Рим вместе с Цинной, теперь захватили всю юго-западную Кампанию почти до Капуи; маленький городок Абелла был захвачен и сожжен, после чего вторая самнитская армия отделилась для того, чтобы присоединиться к восставшим. Эти италики не дали возможности Цинне о чем-нибудь подумать – они направились прямо к Гаю Марию и предложили ему свои услуги.

С Метеллом Пием были Мамерк и Аппий Клавдий Пульхр. Те пятнадцать когорт, которые они привели, пополнили яникулский гарнизон, чьим командиром стал Аппий Клавдий. К несчастью, Октавий настоял на том, чтобы сохранить за собой звание главного начальника гарнизона, Аппий Клавдий воспринял это как мощный удар по своему самолюбию. С какой стати он должен делать всю работу, не получая при этом даже частицы славы? Распаляемый этой обидой, он стал обдумывать, как переметнуться на другую сторону.

Сенатом было также послано письмо Публию Сервилию Ватии в Италийскую Галлию, где находились два вооруженных легиона, проходивших обучение: один из них располагался в Аквилее, и им командовал сам Ватия, другой, поближе, в Плаценции вместе с легатом Гаем Кассием. Два этих воинских соединения нужны были только для устрашения Италийской Галлии, так как Ватия опасался недовольства, накапливающегося вместе с неоплаченными военными долгами Рима. Особенно велико было ожесточение в городах поблизости Аквилеи. Получив письмо из Рима, Ватия послал Кассия с его легионом из Плаценции на Восток, а сам вместе со своим легионом отправился в Рим, как только Кассий уверил его в безопасности такого похода.

К несчастью для «истинного» руководства Рима, когда Ватия достиг Ариминума, он столкнулся с объявленным вне закона плебейским трибуном Марком Марием Гратидианом, который был послан Цинной с дополнительными когортами на север по Фламминиевой дороге, как раз на тот случай, если правитель Италийской Галлии вздумает отправить подкрепления. После того как его нечистокровные рекруты показали себя в этом столкновении с не лучшей стороны, Ватия вернулся назад в собственную провинцию и оставил мысль о помощи Риму. Услышав приукрашенную версию того, что случилось в Ариминуме, Гай Кассий был глубоко подавлен, и решив, что для «истинного» руководства Рима все потеряно, покончил жизнь самоубийством.

Октавий, Мерула и остальные из «истинного» руководства Рима видели, что их положение ухудшается с каждым часом. Гай Марий перебрался через Кампанскую дорогу и разместил свои войска как раз к югу от яникулского гарнизона, после чего разобиженный Аппий Клавдий вступил с ним в тайные переговоры и позволил проникнуть за внешний частокол крепости и ее оборонительные укрепления. Она не оказалась захваченной только благодаря Помпею Страбону, который отвлек внимание Цинны от Мария, начав наступление на Пинцийский холм и вступив в бой с Серторием. В то же самое время Октавий и цензор Публий Красс провели свежие силы добровольцев через Лесной мост и, ворвавшись в крепость, спасли ее от захвата. Марий был вынужден отступить, поскольку среди его солдат-рабов отсутствовала дисциплина; плебейский трибун Гай Милоний пытался помочь ему, но был убит. Публий Красс и его сын Луций все время находились в Яникулской крепости, чтобы присматривать за Аппием Клавдием, который вновь передумал и почувствовал теперь, что «истинное» руководство может и победить. А Помпей Страбон, узнав о том, что крепость спасена, вывел свои легионы из боя с Серторием и вернулся в свой лагерь на той стороне Пинцийского холма, где находились Коллинские ворота.