Автовор

Валька двигался в сторону ворот на медленной скорости, и ей не стоило больших усилий, чтобы догнать джип. Она постучала ему в окно:

– Валя, Валек, я тебя искала.

Гонивовк не обращал на нее внимания и, казалось, был сосредоточен на управлении автомобилем.

– Валечка, – продолжала стучать в окно Вероника, – останови, мне тебе нужно что-то сказать. Очень важное…

«Паджеро» совсем медленно подъехал к проходной, и Валька, по-прежнему не обращая внимания на идущую рядом с машиной Веронику, широко улыбнулся и помахал дежурному охраннику. Джип выехал за территорию автосервиса, и вся колонна вдруг остановилась. Вероника, воспользовавшись ситуацией, зашла с другой стороны и открыла дверцу:

– Валя, нам нужно поговорить.

Он хотел крикнуть ей что-то оскорбительное, но в это время колонна вновь тронулась. Валька нажал на сцепление и дернул ручку переключения скоростей. Вероника, не дожидаясь приглашения, запрыгнула в кабину.

– Ну, что тебе еще надо от меня? – не поворачивая головы в ее сторону, спросил Гонивовк. – Все кончено, Вероника. Ты ведь все эти дни неплохо проводила время с Натюрмортом.

Она вдруг разрыдалась:

– Валечка, какая я дура! Все было как сон. Картины, подарки, шампанское и этот самый Натюрморт. Прости меня…

Колонна выехала на рижскую эстакаду, Валька посмотрел на часы и чертыхнулся: конечно, в это время при пересечении проспекта Мира они обязательно угодят в пробку, из которой даже в течение часа было бы проблематично выбраться. А значит, все это время он должен будет слушать исповедь Вероники.

Он не ошибся. За километр до проспекта колонна уперлась в хвост огромной автомобильной очереди. И Вероника начала исповедоваться:

– Он как смерч налетел. Вскружил голову, забросал подарками…

– Самое время, Вероника, выскочить из машины, – перебил он ее.

Она пропустила его слова мимо ушей:

– Но не подарки мне были нужны, Валечка! Как ты не понимаешь! Мне нужно было внимание. Я же женщина! А баба, да будет тебе, деревне, известно, любит внимание и комплименты.

– Можно подумать, что я тебе никогда не дарил подарков и не делал комплиментов, – начал он постепенно втягиваться в разговор.

– Да мы с тобой в последнее время и виделись-то один раз в неделю!

Вероника была права. Валька действительно разрывался на части. Вечером и ночью – работа, днем – институт, а все остальное свободное время он посвящал подготовке диплома. Несколько частей, из которых состоял диплом, выпросил журналист. И заинтересованный в публикации Валька помогал работнику редакции разбираться в своих каракулях. «Нет, – уже сам себя корил Гонивовк, – Вероника права, слишком мало времени я ей уделял». Но он тут же внутренне взрывался: а если бы они были мужем и женой? Так что же, во время его командировок она бы искала утешение на стороне?

– Могу ли я быть уверен, что после нашей свадьбы тебе не станет со мной скучно? – иронически спросил он.

– Это совсем другое, Валя. Я ведь еще до конца не поняла истинных твоих намерений ко мне. Сделаешь ты мне предложение – не сделаешь…

Сопровождающая колонну милицейская машина вовсю крутила мигалкой и оглашала окрестность протяжным воем сирены, требуя уступить дорогу. Но все усилия милиционера были тщетны: от бордюра до бордюра автомобили стояли, плотно прижавшись друг к другу, и никаких объездных путей уже не было. Вероника плакала в полный голос, и ему стало жалко ее.

– Успокойся, – сказал он и положил руку ей на колено, – может быть, все у нас наладится.

– Прости меня, Валечка, – всхлипывала Вероника, утирая глаза платком. – На меня в эти дни словно какое-то затмение напало. И сердце, и голову потеряла.

Он убрал руку с ее колена, дернул «Паджеро» и проехал несколько метров. Не моргая, он смотрел на бампер передней машины и думал о том, что в мире, наверное, не встретишь абсолютно честных и верных людей. Ведь он, Валька, как бы ни просила его душа тихой и мирной жизни в своей деревеньке, а тоже шел к этому идеалу не совсем честной дорогой. Конечно, он, виртуозный автомобильный угонщик, каких во всей столице можно было насчитать десяток человек, через полгодика навсегда распростится со своей московской специальностью и постарается замолить грехи молодости ударной работой в колхозном хозяйстве. И сколько бы он теперь ни придумывал себе оправданий, ссылаясь на несчастливое детство, многодетную семью с отцом-инвалидом, на голодную студенческую жизнь, а его молодость всегда будет связана с криминальным прошлым. Дай Бог, мысленно осенял он себя крестным знамением, если все закончится без суда и следствия. А если не повезет и он угодит в лапы сыщиков, которые прознают про все его «подвиги», то к студенческим веселым годам добавятся и тюремные годы, совсем невеселые. Так что корить Веронику в измене и ошибках с его стороны было бы грешно. У самого рыльце в пуху.

– Успокойся, – еще раз сказал он ей, – мы постараемся с тобой начать все заново…

Она нагнулась к нему и поцеловала в щеку, оставив на лице капельки слез. Ему захотелось обнять и прижать ее к себе, но передняя машина, мигнув габаритными огнями, двинулась вперед, и Валька подал вперед ручку передач.

– Я бы не решилась снова подойти к тебе, – говорила Вероника, нервно всхлипывая. – Думала, что никогда не сможешь простить. Но Климов, наверное, знает тебя гораздо больше.

– При чем здесь Климов? – недоуменно посмотрел Валька на Веронику.

– Как – при чем? Я ведь ему сначала все рассказала о своих заблуждениях. И он уже посоветовал попросить прощения у тебя.

– Когда рассказала?

– Вчера… – Вероника перестала всхлипывать и с тревогой глядела в глаза Вальки. – А что здесь такого? Вы поругались?

– Нет, но из-за него может погибнуть Натюрморт.

Вероника на несколько секунд задумалась:

– Ну и черт с ним, с Натюрмортом, – сказала она и, скривив губы, чуть слышно добавила: – Пьянь подзаборная.

Валька не стал оспаривать последнее высказывание Вероники.

– А где ты видела Климова?

– Так он ждет меня в моем общежитии…

– Зачем ждет-то?

– Ну, чтобы я рассказала ему, как прошло наше с тобой примирение. – Она вдруг спохватилась: – Только, Валечка, Климов просил не говорить, что это он надоумил меня с тобой встретиться.

– А про Натюрморта он тебе что-нибудь говорил?

– Сказал лишь, чтобы я с ним встретилась и попросила оставить в покое.

– Он настоятельно просил тебя с ним увидеться?

Она задумалась.

– Да. Сказал, чтобы встретилась с ним обязательно, плюнула ему в глаза и попросила больше не мешать нашим с тобой отношениям. Климов предупредил, что иначе Натюрморт не отстанет.

– Ну, и ты передала все это Натюрморту?

– Нет. А как я ему это скажу? Ты сам разве не знаешь, что Натюрморт в больнице? Сказали – белая горячка. Допился, свинья!

Валька вдруг нажал на тормоза, и Вероника от такой резкой и неожиданной остановки чуть было не ударилась головой о лобовое стекло. Он сообразил, какую больницу устроил для Натюрморта Сурен. Да и не зря сам Шамиль целые сутки не вылезал из кабинета автосервиса.

– Так где, говоришь, тебя ждет Климов?

– В моей комнате, в общежитии.

Гонивовк резко поднял ручку ручного тормоза, повернулся к Веронике:

– Сможешь двигаться за передней машиной? Помнишь, как я тебя учил?

– Наверное, смогу. Но зачем?

– Мне нужно срочно кое-что передать начальнику колонны.

Вероника начинала догадываться, что между всеми троими пробежала какая-то кошка. Она вполне допускала, что этой самой кошкой могла быть она сама. И если Гонивовк таким решительным образом пытался отстоять свое право на нее, то она его непонятный порыв куда-то бежать лишь приветствовала. Конечно, она не думала, что гнев Гонивовка будет направлен против Климова. Скорее всего, как она думала, он хотел насолить Натюрморту. Ну и пусть, ему хуже будет.

– Садись за руль, – скомандовал Гонивовк. – До перекрестка еще далеко. Я через три минуты вернусь.