Страница 2 из 11
- И я не за вами, - сказал мужчина. - Понимать надо. Но она все равно никуда не денется.
- Денусь, - ответил из темноты высокий голос. - Нормально денусь. Я у мамы жить теперь буду.
- Попробуй только, - ответил мужчина, медленно продвигаясь по направлению к голосу.
- Только не догоняй, - сказал высокий голос. - Я шибче бегаю. Говори оттуда, где бабка стоит.
Мужчина вздохнул и остановился. Гнев его иссяк.
- Вы, конечно, не курящая, - сказал мужчина Зое, которая сама не смогла бы ответить, почему она не уходит.
- «Беломор» у меня, - сказала Зоя Платоновна.
- То, что надо, - сказал мужчина. - Вообще-то я сигареты курю, «Яву», но сейчас как раз настроение под махорку.
Зоя Платоновна тоже закурила. В кустах у забора что-то шевельнулось.
- Чего шуршишь? - спросил мужчина. - Надоело?
- Муравей укусил, - мрачно ответил высокий голос.
- Еще не один укусит, - сказал мужчина. - Зачем слово давала?
- Я ходила к нему, честное слово, ходила, деньги предлагала. А он говорит - все уже сдал на центральный пункт.
- Врет, - сказал мужчина убежденно.
- А может, не врет…
- А на центральный пункт ходила?
- Закрыт он.
- А почему раньше не послушалась?
- Не хватало, сам понимаешь, не хватало.
- А теперь хватает?
- Теперь хватает.
- Вот видишь, бабка, - сказал мужчина Зое Платоновне, - никогда не женись на молодой.
- А что случилось? - спросила Зоя Платоновна.
- А то случилось… стыда не оберешься… Влюбился я. Это еще полбеды.
- Это не беда, а счастье, - заметил голос из кустов. Теперь Зоя Платоновна уже понимала, что голос женский, молодой. - Любовь - это счастье.
- Счастье и стыд, - сказал мужчина, - потому что между нами двадцатилетняя разница.
- Любви все возрасты покорны, - послышался ответ из темноты.
- Если бы ты меня любила.
- Любовь выражается не во вздохах на скамейке и не в прогулках при луне, - сказал женский голос.
- Она в школе отличницей была, - сказал мужчина. - Я сначала даже радовался в беседах с Риммой за ее образованность и начитанность, но она оказалась поверхностной и даже, можно сказать, пустой. Лучше пускай человек всю жизнь читает одну книжку, скажем, «Анну Каренину», вы меня понимаете, читает и переживает и внутренне растет. А это что за фрукт? «Три мушкетера», это шедевр, да? Майор Пронин, это шедевр, да?
- Это все классика, - сказала Римма.
- За эту, простите, классику она всю литературу из дома на макулатуру променяла.
- Только что старое и скучное.
- Собрание сочинений Леонида Андреева - это скучное?
- Читать невозможно. И без переплетов.
- Видите? А журнал «Русский архив» - это что, скучное?
- Умереть можно.
- А первый номер альманаха «Северные цветы», это что?
- И сам не читал! И сам не читал!
- Мои предки это все своими руками собирали, а тебе скучно?
- И «Северные цветы» в макулатуру? - спросила Зоя Платоновна.
- Вот видишь, человек посторонний, пожилой, а ты ее тоже буквально в сердце поразила.
- Мне на три тома надо было вес набрать, - сказала из кустов Римма. - Ив том числе «Граф Монте-Кристо». А если не успеешь, в магазине кончатся.
- Леонид Андреев в магазине сто лет назад кончился! - взревел мужчина. - Дай, бабка, еще папироску, а то у меня инфаркт случится.
- Что, сердце болит? - Голос в темноте изменился, дрогнул.
- Не надейся, не заболит. Твои таблетки не понадобятся.
- Но у меня веса не хватало, - пискнула из темноты молодая жена.
- И тогда она переписку моей прапрабабки из дореволюционного времени ему отнесла. Отнесла? Альбом прапрабабки отнесла?
- Альбом я с самого начала отнесла, - сказала молодая жена. - Давно еще. И письма. Они в сундуке лежали, в чулане. Кому это нужно?
- Вот! - сказал мужчина, бросил папиросу на землю и, сгорбившись, пошел прочь. Было тихо. Потом хлопнула калитка.
Рядом с Зоей Платоновной возникла темная фигурка.
Девочка как девочка, наверное, была отличницей. Гладкая кожа, пухленькая, чистенькая, карие глазки, патлы по плечам. Дитя НТР и массовой культуры.
- Вы в самом деле собрание сочинений и письма…
- Ну я же думала, что ему не нужно, в чулане, в сундуке! А знаете, сколько килограмм макулатуры на полного Дюма надо?
Вы не представляете. Я себе все руки оторвала. Ну, я пойду, простате. А то у Мити опять сердце заболит, он у меня такой нервный…
- С тобой будешь нервный, - сказала себе под нос Зоя Платоновна. А из-за забора голос Мити произнес:
- Иди домой, не хочу я больше с тобой разговаривать. Отличница!.. И чему вас в школе учили?
Помирятся, подумала Зоя Платоновна, но ей было жалко Леонида Андреева. Наверное, это были голубые томики, приложение к «Ниве», в мягких невзрачных обложках… Редкое издание. И старые письма из чулана, и альбом прапрабабушки со стихами ее подружек середины прошлого века… Сейчас бы развернуть такой альбом, можно было бы наслаждаться весь вечер. История очевиднее всего в обыкновенных вещах из прошлого, которые и не предназначались для того, чтобы удивлять потомков. Они правдивы, как справка об обследовании жилплощади, куда правдивее воспоминаний современника об атмосфере кабинета великого человека.
Буфет на станции был закрыт, поэтому Зоя Платоновна легла спать голодной и расстроенной. Ночью проснулась - никак не могла понять, почему не проходит это расстройство. Потом вспомнила. Из-за Леонида Андреева и альманаха «Северные цветы», которые, возможно, уже пошли под равнодушный нож на бумажной фабрике.