Дорога китов

Но когда мы увидели Белую Крепость, то поняли, почему они не ссорились с нами. Она была потрясающе, ослепительно белая, стены ― огромные и крепкие, с четырьмя башнями и двумя воротами и пугающе огромным рвом. Мне рассказывали, что у хазар города состоят из палаток и легких построек, которые легко разрушить и столь же легко возвести заново. Даже их дворцы ― всего лишь глинобитные постройки, и они живут в них только зимой.

Но Саркел не таков. Неудивительно, ведь сам Великий Город приложил руку к его строительству, стремясь подчинить эту территорию. Саркел выстроили по правилам ромейского зодчества ― а ныне ромеи послали своих самых умных людей и самые крепкие орудия, чтобы его разрушить, ибо такова политическая мудрость ромеев.

Когда наш корабль вытащили на берег, один из всадников отделился от отряда и подъехал к нам. Он снял шлем, и мы увидели блестящее от пота лицо с огромными вьющимися усами.

― Добро пожаловать, братья по мечу! ― усмехнулся он и махнул рукой в сторону огромной крепости на равнине. ― Надеюсь, вы насладились отдыхом и яблоками. Теперь пришло время потрудиться.

Мы посмотрели друг на друга, потом на желто-белые стены, на которые нам придется наступать, и никто не улыбнулся, когда он отъехал назад и до нас донесся его гулкий смех, подхваченный отрядом.

Но ему пришлось подождать, прежде чем он увидел, как мы мучаемся. Первые дни прошли в выгрузке всего, что доставили на кораблях, в то время как всадники носились повсюду, поднимая клубы пыли. По ночам костры для стряпни казались полем мерцающих красных цветов.

Через две недели Саркел был отрезан, и мастера строили что-то из бревен, которые привезли корабли. Копейщики ― не дружина вроде нас, но огромная масса новобранцев без доспехов, выжатая из каждого племени на протяжении сотен миль, ― воткнули свое оружие в землю и копали одинаковые ямы и возводили помосты.

Мы смотрели как зачарованные, когда в первый раз три огромных сооружения швырнули камни размером с овцу через всю степь в крепость, выказав свою дальнобойность. Камни ударились с гулким треском, вырвался огромный клуб пыли ― но ничего не произошло; ничто не рухнуло. Расстроенные, мы вернулись к потной, вонючей работе ― скрести и вываривать коровьи шкуры, чтобы получить клей, который скрепит наши штурмовые башни.

В ту ночь, сидя на корточках вокруг костров, мы жевали лепешки, ели хорошую мясную кашу, страдали от насекомых и обменивались мыслями.

― Не осталось места, где посрать, ― пожаловался Берси.

― Садись здесь, ― предложил мой отец.

― Посрать, ― пояснил Берси. ― Негде посрать. Я сыт по горло ― куда ни ступи, попадешь в дерьмо.

Это была правда. Я слышал, что численность войска ― от шестисот тысяч до миллиона человек, и то и другое могло оказаться истиной, хотя такое число не укладывалось в голове.

Я твердо знал, что воинов очень много, и еще больше животных, женщин и детей. Даже нам, выросшим в дерьме, становилось тесновато.

Иллуги Годи сказал, что будут трудности. Люди начнут болеть. Эйнар сказал, что завтра велит выделить место и выкопать яму. Все будут срать там и больше нигде.

― Не пытайся копать пьяным, ― посоветовал Кривошеий, признавший, что уже имеет некоторый опыт, ― иначе упадешь туда и будешь вонять целую неделю. Коли вообще выберешься.

Но именно Кетиль Ворона сказал то, что думали все.

― Когда мы это бросим? ― спросил он Эйнара. ― Прежде чем нас поубивают на этих стенах или мы умрем здесь от дерьмовой болезни, я надеюсь услышать твой ответ.

Эйнар пригладил усы.

― Нужно все хорошенько обдумать.

― Обдумать что? ― спросил Валкнут, который загорел дотемна, как черный раб с самого юга мира, так что в сумерках были ясно видны только его глаза и зубы. ― Мы знаем, куда идти. Чего еще?

― Конечно, ― произнес спокойный голос из тьмы позади Эйнара. ― Это все, что вам на самом деле нужно.

Она была как холодный ветер из открытой двери. Все замолчали, ощутив тяжесть ее присутствия, но Кетиль Ворона едва взглянул на нее, потом раздраженно плюнул в огонь.

― А мы знаем, куда идти?! ― воскликнул он. ― С какой стати мне топать за безумной финкой?

― Ты думаешь, я не знаю дороги? ― с вызовом спросила Хильд, сев на корточки так, что ее колени поднялись почти до ушей, а платье собралось на коленях.

Ноги у нее, как я заметил, были голые и чистые.

Все молчали и старались не смотреть на нее, а Кетиль Ворона перевел взгляд туда, где спиной к Хильд молча сидел Эйнар, уставившись в огонь, скрытый под черными крыльями волос.

― Может, другие боятся тебя, ― рыкнул Ворона, ― но не я. Если обманешь, я разорву тебя от мохнатки до челюсти.

Хильд не дрогнула, зато некоторые поежились. Она снисходительно улыбнулась.

― Хорошо, что ты не боишься, Кетиль Ворона, ― сказала она голосом, похожим на шорох крыльев летучей мыши. ― Тебе понадобится твоя храбрость.

Тут ожил Эйнар, обернулся в ту сторону, где, точно огромный черный паук, сидела на корточках Хильд. Он покачал головой и снова пригладил усы.

― Дело не в том, чтобы просто найти то, что мы ищем, ― сказал он.

― Это просто слова! ― рявкнул Кривошеий. ― Я заодно с Вороной. Сдается мне, что эта безумная девка собирается завести нас в травяное море. Я никогда не доверял женщинам, и это всегда шло мне на пользу.

― Ты не умрешь старым и богатым, ― вдруг взвыла Хильд настолько не своим голосом, что все похолодели.

Ветер засвистел, прижал к земле огонь. Кривошеий откашлялся и сплюнул нарочито громко, с насмешкой.

― Пререкаетесь, как бабы, ― презрительно проговорил Иллуги. ― Что скажет Эйнар?

Я подумал, что если у Эйнара было что сказать, он сделал бы это раньше. Не околдовала ли его Хильд?

Эйнар пошевелился, как человек, которого оставляет сон.

― Мы попадем туда, ― сказал он так тихо, что для тех, кто находился сзади, пришлось повторить. ― И что потом?

Он с вызовом оглядел нас.

― Доберемся туда, и что? Постучим в дверь и вежливо спросим, радушно ли примут нас в этой могиле? Несите эля, мяса, и ― ах да, кстати, все серебро, какое найдем? Что, если там нет двери, никакого входа ― как мы его проделаем?

Он вытер рот, потянулся к меху и наполнил свой рог, который держал между колен, потому что земля слишком затвердела от жары и нельзя было воткнуть его стоймя.

― И еще, ― добавил он, хлестнув нас всех черным взглядом. ― Как вы унесете добычу? В рубахах? Или в сапоги с шапками рассуете?

― Ну да, ― весело ответил Нос Мешком. ― Там же гора серебра. Всего-то и понадобится, что несколько больших сапог.

Все рассмеялись, а Эйнар пояснил:

― Нам потребуются веревки, тяпки, мотыги и повозки. И степные лошадки, чтобы тащить повозки. Лошадки, не быки, потому что те слишком медлительны.

Настало молчание, пока мы обдумывали сказанное и размышляли, как быть. В конце концов Берси, конечно же, подлизался к Эйнару.

― Будем ждать, ― сказал он. Никому не понравились эти слова.

― Чего? ― спросил Кетиль Ворона. ― Мы же можем все забрать...

― И уйти ― насколько далеко? На милю? Две? ― рявкнул Иллуги, тряся бородой. ― Степняки передвигаются быстро и бьют решительно.

― Не стоило кидать в них огрызками, ― вставил Скарти, его одутловатое лицо в красном отсвете огня казалось жутким.

Мы криво усмехнулись, припомнив всадников, их доспехи, копья и луки.

― Тогда чего же ждать? ― угрюмо осведомился Валкнут, сунув в костер кусок кизяка. ― Меня тошнит от проклятых богами коровьих шкур и клея.

― Лучше при них, чем на лестнице у этих стен, ― пробурчал кто-то в отдалении.

В говорившем я узнал новгородского славянина по имени Эйндриди. Другие варяги согласно заворчали.

― Мы ждем, когда проголодаемся, ― заявил Эйнар спокойно. ― Когда животные будут забиты и засолены, потому что здесь для них мало хорошей травы. Когда седла этих откормленных зерном лошадей станут велики на один-два пальца.

Все смотрели озадаченно, сбитые с толку. Но я понял, о чем он хотел заставить нас задуматься. Боги, он был расчетлив и холоден, как меч зимы.