Свадьбе не бывать

— Это вы не с мистером Смоллвидом говорили? — громко сопя, спросил он у меня. Он явно запыхался.

— Нет. — учтиво ответил я. — Нет. Это был не мистер Смоллвид.

— Вы лжете, молодой человек! — закричал кредитор. И с этим его криком, словно пробудившись от заклятия, сонная улица ожила и забурлила народом. Горничные повысунулись из окошек, калитки извергали квартирных хозяек; казалось, сама мостовая выплескивает возбужденных зрителей. Я оказался в центре внимания — и, непонятно почему, в этой драме я получил роль злодея. Никто не знал, что я сделал несчастному бородачу; но теория, что я обокрал его и зверски избил, имела больше всего сторонников. В толпе уже стали поговаривать о том, чтобы меня линчевать. К счастью, молодой человек в синем фланелевом костюме, подошедший одним из первых, выступил миротворцем.

— Пойдемте отсюда — успокоительно сказал он кипящему от злости кредитору, и взял его за руку. — Не станете же вы устраивать скандал.

— Там! — орал кредитор, указывая на дверь.

Толпа поняла, что ошибалась. Теперь преобладало мнение, что я похитил дочь бородатого господина, и держу ее взаперти за этой мрачной дверью. Линчевать меня хотели уже все.

— Успокойтесь, успокойтесь. — сказал молодой человек, который нравился мне с каждой минутой все больше.

— Я вышибу дверь!

— Ну, ну. Вы же не хотите наделать глупостей. — убеждал его миротворец. — Сразу прибежит полицейский, и вы будете глупо выглядеть, если он вас заберет.

Будь я на месте бородатого кредитора, меня бы это не убедило — право было неоспоримо на его стороне. Но, видимо, таким почтенным людям всегда приходится думать о своей репутации, и на столкновение с полицией они смотрят по-другому. Кредитор начал сдаваться. Он заколебался.

— Вы знаете, где он живет. — сказал молодой человек. — Понимаете? Вы теперь сможете прийти сюда и найти его, когда угодно.

Это мне тоже не показалось убедительным. Но обиженный бородач, кажется, поверил. Он позволил себя увести. Когда эта звезда покинула сцену, зрителям стало неинтересно, и толпа быстро растаяла. Окна захлопнулись, калитки опустели, и улица снова оказалась во владении кошки, завтракающей в сточной канаве, и торговца брюссельской капустой, восхваляющего свой товар.

Из почтового ящика раздался хриплый голос:

— Дитя мое, посмотри, он ушел?

Я приложил губы к щели "для писем и газет", и мы стали говорить, словно Пирам с Тисбой.

— Да.

— Ты уверен?

— Точно.

— Он не прячется где-нибудь за углом?

— Нет. Он ушел.

Открылась дверь, и появился рассерженный Юкридж.

— Это уже слишком! — проворчал он. — Корка, ты не поверишь, но весь этот шум — из-за одного фунта, двух шиллингов, и трех пенсов, которые я должен за дрянного заводного человечка! Он сломался, как только я его завел. С первого же раза, старина! А ведь это не двухместный велосипед, не фотоувеличитель, не Кодак и не волшебный фонарь.

Мне трудно было уследить за ходом его мыслей.

— А почему заводной человечек должен быть велосипедом… и всем остальным?

— Дело было так. — сказал Юкридж. — Пару лет назад возле дома, где я тогда жил, был магазин велосипедов и фотографических принадлежностей. Однажды мне там понравился двухместный велосипед, и я сделал предварительный заказ этому типу. Понимаешь, предварительный. Еще я заказал увеличитель, кодак и волшебный фонарь. Я должен был забрать все это, когда приму окончательное решение. Ну и через неделю он меня спрашивает, есть ли какие-то еще детали, которые я хотел бы уточнить, прежде чем куплю все это барахло. Я сказал, что подумаю об этом, а пока что можно мне взять вон того заводного человечка с витрины, который ходит, если завести пружинку?

— Ну и?

— Так вот, черт побери — печально сказал Юкридж — он не ходил. Он сломался, как только я его завел. Прошло еще сколько-то недель, и этот старикан принялся меня доводить. Хотел, чтобы я ему заплатил. Я этому паразиту говорю: "Слушайте, о чем вообще речь? По-настоящему, вы оказались в большом выигрыше! Представьте, что я бы у вас забрал не заводного человечка, а двухместный велосипед, увеличитель, кодак и волшебный фонарь!". Кажется, достаточно просто даже для человека самых убогих умственных способностей. Но нет! Он продолжал поднимать бучу, и мне пришлось переехать из этого дома. К счастью, я назвался вымышленным именем.

— Зачем?

— Обычная деловая предосторожность.

— Ясно.

— Я-то думал, что дело закрыто. Но с тех самых пор он выскакивает передо мной каждый раз, когда я меньше всего его жду. Однажды он — честное слово — поймал меня посреди Стрэнда, и я должен был, как заяц, бежать от него по Бурли-стрит и через весь Ковент-Гарденский рынок. Я бы непременно попался, если бы он не споткнулся о корзину с картофелем. Он меня преследует, черт побери, вот что он делает — преследует!

— А почему ты ему не заплатишь? — предложил я.

— Корка, старина! — неодобрительно ответил Юкридж — не говори глупостей. Как я могу ему заплатить? Было бы безумием швыряться деньгами направо и налево в самом начале карьеры. А кроме того — это уже дело принципа!

Непосредственным результатом этих волнующих событий стало то, что Юкридж уложил свое имущество в маленький чемоданчик, неохотно заплатил квартирной хозяйке неустойку за выезд без предупреждения, и внезапно и плавно исчез вдалеке… И поселился у меня на квартире, к великой радости Баулса, который в тот день хлопотал над ним за обедом, как отец над блудным сыном. Я и прежде давал ему убежище в час нужды, и он водворился у меня с непринужденностью старого солдата, которому везде родной дом. Он был так любезен, что назвал мою маленькую квартирку своим вторым домом, и сказал, что подумывает провести здесь остаток своих дней.

Не скажу, что я был так же доволен, как Баулс, который от радости чуть не уронил блюдо с картофелем. Но в общем Юкридж был нетребовательным гостем. Его обычай спать до полудня гарантировала мне ничем не нарушаемое уединение по утрам, столь необходимое молодому журналисту, чтобы отделывать статьи для рубрики "Это интересно". А если я работал вечером, он уходил вниз и курил трубку с Баулсом, с которым они очень подружились. Единственное, что меня раздражало — его привычка влезать ко мне в спальню в любом часу ночи, и обсуждать новый план избавления от брачных уз с мисс Мэйбл Прайс с виллы Балбриган, Пибоди-Роуд, Клэпхем-Коммон. Однажды я высказал ему все, что думал о его поведении, и после этого он не беспокоил меня целых двое суток. Но в три часа утра, в воскресенье, через неделю после его приезда, меня разбудил свет над головой — Юкридж явился опять.

— Мне кажется, дитя мое — услышал я довольный голос, и тяжелое тело опустилось на мою ногу — мне кажется, дитя мое, я наконец-то попал в точку. Сними шляпу перед Баулсом — если бы не он, эта идея не пришла бы мне в голову. Он мне пересказывал роман, который сейчас читает. Вот послушай, старина — сказал Юкридж, устраиваясь на моей ноге поудобнее — и скажи, что ты об этом думаешь. Лорд Клод Тримейн собирается жениться на Анджеле Брэйсбридж, самой красивой девушке в Лондоне…

— Какого дьявола ты несешь? Ты знаешь, сколько времени?

— Не важно, сколько времени, мой мальчик. Завтра выходной — ты можешь поспать подольше. Я должен рассказать тебе сюжет романа "Вешний Первоцвет".

— Ты что же, разбудил меня в три часа утра, чтобы пересказывать какие-то поганые романы?

— Ты же не слушаешь, старик. — сказал Юкридж с мягким упреком. — Я сказал, что этот роман подал мне хорошую идею. Ты, кажется, не в настроении, поэтому я буду краток. Этот тип, лорд Клод, почувствовал боль в левом боку за пару дней до свадьбы, и пошел к доктору. А доктор говорит, ему осталось жить только шесть месяцев. Там, конечно, много еще всякого происходило, в конце вообще оказалось, что доктор болван, и все напутал. Но что для нас важно — свадьбу тут же отменили. Все жалели Клода, и говорили, что ему нельзя и думать о женитьбе. Я завтра буду на ужине на вилле Балбриган, и хочу, чтобы ты…