"БОРТ 556"

Окутанная практически целиком, в легкое почти невесомое полупрозрачное шелковое белое покрывало до самых ног, некая женщина, просто толкнула меня на него. А сама, очень быстро и легко задом, стуча высокими шпильками каблуками на золоченых танцевальных туфлях, отбежала от меня к входной в каюту полуоткрытой двери.

Устойчивый обильный запах женских духов стоял и здесь. Это меня заводило. Оставалось еще выпить французского или итальянского дорого крепленого вина, что стояло на столе. Это вино предпочитал моя красавица Джейн. Но тут была русская еще водка и мексиканская текила.

Я упал в то кожаное у стоящего здесь столика то, чуть вперед выдвинутое кресло.

А она, эта закутанная в белоснежную легкую из шелка вуаль невысокая женщина, стуча по полу и лежащих, на нем коврам высокими шпильками золоченых туфлей, вновь быстро подбежала и встала передо мной. Восточная танцовщица быстро и красиво, сбросила своими же руками со своей женской головы то покрывало. И я увидел свою красавицу и любовницу Джейн. С распущенными по плечам, груди и спине длинными вьющимися черными завитушками и густыми локонами волосами. В золоченом сверкающем на голове венце, похожем на корону некой волшебной сказочной восточной королевы. Украшающей ее волосы и голову. Особенно девичий загорелый смуглый лоб, своим посередине большим бриллиантом над ее изогнутыми черными бровями. Этот венец ярко сверкал в свете горящих в каюте зажженных восковых расставленных кругом свечей в красивых золотых подсвечниках.

- «Бог Мой! Да откуда же все это?!» - я просто был потрясен всей созданной здесь обстановкой и всем вокруг – «Джейн, ты полна тайн» - прозвучало в моей мужской русоволосой русского моряка голове. Я понял сразу, что Джейн затевала сейчас здесь и зачем.

- Володя, любимый мой - произнесла мне моя Джейн, по-русски. Она уже говорила со мной на моем теперь языке. Стараясь выговаривать четко каждое слово. И я порой даже забывал, что Джейн американка.

- Ты, моя королева - произнес я ей, уже очарованный ее таким необычным видом восточного беллидэнса и танцовщицы живота.

- Нет, это я сейчас твоя рабыня - произнесла она мне – Любящая, верная и преданная до самой смерти. А ты мой повелитель и господин. Это все для тебя. Это все ради нас и нашей любви.

- Джейн, любимая. Ты просто… – произнес я потрясенный ее красотой, словно увидев в первый раз и заново.

- Замолчи – она произнесла мне – Больше ни слова. Говоришь, твоя Тамала Низин, та египтянка из Гон-Конга, лучшая танцовщица, чем я? - произнесла моя любимая красавица, рабыня и танцовщица мне – Сейчас увидим, кто лучше - произнесла мне Джейн Морган.

Застучали громко и оглушающе барабаны, и полилась красивая тягучая арабская музыка. Застонала надрывно флейта. И Джейн, сбросила с себя и раскрыла передо мной ту закрывающую ее почти совершенно голое в красивом плотном загаре женское гибкое в талии тело. Она вся, и как бы, не спеша, в ритм медленной тягучей музыки и ударам барабанов, поплыла в мою сторону и закружилась передо мной, раскрыв свои в стороны девичьи в золоченых на утонченных запястьях браслетах руки, с тем по сторонам раскрытым, летящим по нагретому горящими свечами воздуху легким покрывалом. Она закружилась, стуча своими золочеными шпильками туфельками пополам каюты и по постеленным в большой трюмной главной каюте красивым коврам. На руках моей любовницы рабыни и танцовщицы были на ее утонченных, но сильных женских изящных пальчиках надеты звонкие музыкальные круглыми чашечками сагаты. Они громко зазвенели в этой большой гостиной каюте в ритм барабанов и музыки.

Потом медленная музыка сменила свой ритм на, более живой и напористый. И моя красавица, любовница Джейн, вся за извивалась передо мной, как дикая необузданная пустынная змея. В стиле беллидэнса и танце живота, сверкая своей бесподобной девичьей молодой красотой, и почти полной своей наготой гибкого изящного тела.

Я был мгновенно очарован и околдован этой красотой и этим танцем. Я пытался сравнить Тамалу и Джейн, но не мог. Это теперь было одно просто лицо. Мне было сложно сравнивать. И Тамала Низин и Джейн Морган были невероятно обе хороши. Только Тамала была в том ресторане «МОРСКАЯ МИЛЯ» в Гон-Конге за много морских миль отсюда. А Джейн была здесь и передо мной. Влюбленная в меня до дикого просто сумасшествия, готовая, на все ради меня и своего любимого.

И даже вот на такое…и все ради близости и любви. Извивающаяся словно дикая пустынная змея. Королева всех змей. Моя песчаная эфа, гюрза и кобра. Я выпил сразу залпом от нахлынувшего сексуального возбуждения французского вина и мой рассудок затуманился. А в штанах и плавках русского тридцатилетнего моряка то, что торчало, оголилось от верхней плоти за самую уздечку, раздулось и зашевелилось. Стало вырываться из штанов и плавок наружу, но тугой шелк удерживал любовника безумца, пока его хозяин восторгался танцем своей любимой.

Здесь внизу в большой трюмной гостиной каюте, при, расставленных по ней пылающих в полумраке свечей. Громко звеня круглыми металлическими чашечками сагатами нанизанными на изящные цепкие пальчики своих оголенных загорелых до черноты девичьих в золоченых браслетах на запястьях рук. Очаровывая меня и околдовывая танцем живота. Шурша как ползущая по пустынному песку дикая змея, веером разноцветного раскачивающегося в разные стороны на золоченом, застегнутом замочками, где-то сзади лифчике пришитого и прикрепленного сверкающего бисера и монет. Тоненькие лямочки, которого, на женских плечах, стягивали девичью трепетную женскую почти навыкате стиснутую в плотном окрасе солнечного ровного загара блестящую в каком-то масле или смазке грудь.

Джейн была вся в этой смазке, масле. От головы до изящных своих загорелых девичьих ног. Это было кокосовое пальмовое масло. Его тут на нашей «Арабелле» было вдоволь. Дэниел его применял то туда, то сюда. Оно впитывалось быстро в живое человеческое тело и делало его скользким и блестящим, что и нужно было Джейн. Оно и смывалось легко под горячим душем с хорошим мылом. Джейн им вымазалась более даже чем. Так что, просто лоснилась и переливалась как настоящая змея своей чешуей. В таких придумках и изобретательности женской голове нельзя было отказать. И все для меня. Для того, чтобы в очередной раз возбудить и свести русского моряка Владимира Ивашова с ума как мужчину. Равно как и в плавках и штанах его детородный мужской член, который уже стоял там торчком и твердым как стальной орудийный пушечный шомпол.

Джейн стала выделывать передо мной красиво круги своим женским полненьким животом. Вращая им и на нем кругленьким пупком. Под которым, красовался, сверкающий золотом. Опущенный сильно вниз на самые практически бедра девичьих красивых загорелых до угольной черноты ног, громыхающий монетами и бисером опоясывающий гибкую фигуру Джейн, не широкий, но красивый как сама танцовщица живота поясок. Надетый на полненькую и широкую в увлекательном эротическом круговом движении танца женскую загорелую попку и загорелые до угольной черноты бедра. Под самый крутящийся кругами под барабаны и стонущую флейту опоясывающий понизу самой талии всю в гибком музыкальном движении фигуру моей танцующей танец живота красавицы танцовщицы востока Джейн. Любвеобильной моей неукротимой до любовного остервенения и сумасшествия двадцатидевятилетней сучки и самки. Там же внизу на том пояске по сторонам развевалась белоснежная полупрозрачная из шуршащего шелка длинная до полов и золотых танцевальных на высокой шпильке туфлей юбка вуаль. Завораживая, мой мужской уже порядочно пьяный от выпитого крепленого французского дорогого вина, развратный и греховный в неистовой любви своего любовника взор, мельканием тех голых загорелых до угольной черноты ног, мечущихся под восточную громкую музыку и барабаны, в танце мелькающих перед моими глазами. Там же под сверкающим золотом, застегнутом хитрыми замочками увешанном бисером и звенящими монетами танцовщицы арабского востока пояске, замелькали золоченые узкие восточного танцевального костюма плавки. Промеж загоревших до угольной черноты ляжек Джейн, вверх подтянувшие влагалище и ее волосатый лобок. Под белой, почти прозрачной, необычайно легкой, развевающейся от самого верха шелковой полупрозрачной длинной вуалью юбкой. С разрезами по бокам. Врезавшиеся тугими лямками и вырезами в сами женские молодые полненькие задницы ягодицы, ляжки и бедра. Замелькали голые красивые полненьких загорелых ног девичьи колени, голени и упакованные в золоченые красивые танцевальные со шпилькой каблуком стучащие громко пополам туфли с маленькими изящными пальчиками ступни моей черноволосой мулатки красавицы южных кровей. Моей танцовщицы далекого древнего Востока. Страны гор и страны зыбучих песков и песчаных барханов. Страны восточных красивых как сама моя Джейн сказок.