Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 22



I

В прошлом году пресса нашего городка смаковала дело некоего

Николая Жарова. Одна газетчица назвала Жарова "самым дерзким преступником последних времен", другая пересказала протоколы из его папки с продолжением под рубрикой "криминальное чтиво", третья включила Николая в число лучших преступников года наряду с главным налоговиком области, получившим, как известно, рекордную взятку

Федерального округа. Что же так возбудило всех этих девушек?

Николай жил в пригородной деревне Нижняя Китаевка и был там кем-то вроде вождя племени или старосты. Аборигены приходили к нему за справедливым решением своих проблем и левой водкой, которой торговала его жена. Первый свой срок он получил ещё в малолетстве, а всего провел в заключении около пятнадцати лет. Жаров старше меня на полгода. Получается, что, за вычетом детства, он жил в неволе ровно половину жизни. К тому времени, о котором хлопотали газеты, он был женат вторым браком на Надюхе, молодой девке из деревни Волохово, также кое в чем замешанной. От Надюхи у него было двое крошечных, носастых, любознательных детей, точь-в-точь похожих на отца, мальчик и девочка. А старший сын от первого брака жил на другом конце деревни, он уже вернулся из армии.

В 2000 году Жаров и его младший коллега Коншин решили ограбить бабушку, у которой, по наводке, хранились иконы XVII века.

Обходительный Николай представился по телефону работником горгаза и попросил утром открыть ему дверь для осмотра оборудования. Бабушка согласилась, но на всякий случай позвонила дочери на работу и рассказала о разговоре. Дочь строго-настрого запретила открывать дверь незнакомым людям.

Разбойники, вооруженные монтеровкой и газовой копией пистолета

Макарова, переделанной для стрельбы настоящими патронами, зашли в открытый подъезд девятиэтажного кирпичного дома по улице Макаренко, рядом со школой милиции. После террористических взрывов в Москве и

Волгодонске жильцы установили в подъезде чугунную дверь с замком под реечный ключ, но днем она не закрывалась, чтобы могли ходить все.

Нужный отсек коридора на несколько квартир был заперт. Бандиты непрерывно звонили минут десять, но запуганная бабушка боялась даже подойти к дверному глазку.

План, похоже, срывался. Коншин хотел уходить, но Жаров считал, что, если обращать внимание на каждую трудность, то вообще в жизни никого не ограбишь. Николай вышел на общий балкон, который в таких домах находится за мусоропроводом, где черный ход, и увидел внизу, возле подъезда, какую-то старуху, которая вроде кого-то поджидала.

– Женщина, алё, мы здесь! – закричал Жаров и помахал рукой.

– Кого, мене? – спросила женщина.

– Дверь-то открой! – сказал Жаров.

Не успела она выйти из лифта, как Жаров ворвался навстречу, ударил её монтеровкой, повалил и выхватил из кармана ключи. Пока

Коншин пытался открыть дверь в коридор, Жаров выволок женщину за воротник на балкон. Когда она пыталась вырываться, он бил её кулаком по голове. Но открыть этими ключами дверь было невозможно, потому что женщина была с другого этажа.

Перед началом операции разбойники обрезали в подъезде телефонный кабель, и в одной из квартир сработала сигнализация. Пока Коншин возился с ключами, подоспела милиция. Коншин услышал шум внизу, бросился бежать, но его схватили на лестнице. Женщина стала кричать, вырываться и дергать Жарова за одежду. Жаров выстрелил её в голову.



Затем он выстрелил в милиционера, вбежавшего на балкон, но не попал.

Он оттолкнул напуганного милиционера и убежал. Преследовать его не стали.

Женщина умерла.

Коншин выдал своего сообщника, но к тому времени Жаров исчез.

Сыщики предполагали, что он сбежал в другой город, а на самом деле он жил в частном доме у своего дальнего родственника, неподалеку от улицы Макаренко, где школа милиции, и не очень-то прятался: балдел с друзьями, ходил с девками в кафе, возил детей на природу. И занимался промыслом. Единственной конспиративной хитростью, которую он удосужился применить, были смехотворные темные усики, нисколько не изменившие его внешности. И этого оказалось более чем достаточно.

Жаров настолько осмелел, что стал наведываться в свой новый дом в

Китаевке, отдыхать, переодеваться, заниматься с детьми. Его выдали, когда он пришел домой отпраздновать день рождения жены.

Из засады бойцы следили за недостроенным коттеджем Жарова, откуда доносился шум гулянки, но не врывались и ждали подходящего момента, чтобы не выламывать дверь. По улице гуляла какая-то парочка, милиционер попросил девушку позвонить и позвать Надю. Пьяненькая

Надюха открыла дверь, за спиной у неё кто-то маячил. В сенях было темно, и потом собровцы утверждали, что Жаров приставил к виску жены пистолет ПМ, вот почему они не могли открыть огонь на поражение.

Жаров при этом выглядел монстром, взявшим в заложники собственную жену. Или его жена выглядела сообразительной сообщницей. Позднее отговорка насчет пистолета у виска из показаний исчезла.

– Милиция! Всем лежать! Мордой в пол, быстро! – заорал, врываясь, передний боец, засверкали вспышки, захлопали выстрелы, бабахнула граната, и через несколько секунд все было кончено. Соседка перетягивала милиционеру жгутом бедро, из которого толчками била кровь. У другого собровца было прострелено колено. Жарова нигде не было, вскоре приехал кинолог, и собака нашла в гараже замаскированный лаз, которым преступник убежал в лесопосадку.

Через газеты милицейское начальство объявило священную войну

Жарову, покусившемуся на честь их мундира, и торжественно пообещало поймать его в ближайшее время. Вся милиция была переведена на усиленный режим, но Жаров как-то не попадался и о нем стали забывать. Пробовали запугивать Надюху, но ничего путного от неё добиться не удалось. Теперь-то уж он наверное сбежал куда-нибудь в

Тьмутаракань, если от него не избавились сообщники, чтобы зря не будоражил милицию.

А Николай снял квартиру в отдаленном Пролетарском районе, где жил по-прежнему, но чуть более скрытно.

Спустя месяц два коммерсанта сидели в машине возле трамвайной остановке на дачной окраине города. Директор фирмы, за рулем, принял выручку от своего работника, отсчитал ему денег на бензин и убрал пачку в барсетку. Работник пересчитывал деньги, и в это время на заднее сиденье плюхнулся какой-то худощавый мужик в темном.