Страница 20 из 178
МЭ
Москва, 22-го августа 1913 г., четверг
Милая Лиля,
Кто-то поет в граммофоне: «Ты придешь, моя заря, — последняя заря…»
Женщина или небо в последний раз? Вчера был унылый день. Я с утра бродила по комнатам, рылась в старых дневниках и письмах, сопровождаемая маленьким собачьим скелетом. Потом лежала в спальне на кушетке с тем же черно-желтым скелетом. А вечером! Что было вечером! Я пошла к Л. А. Она встретила меня очень мило (за день до этого она была у меня с Шурой[149]), но скоро ее вызвали, и я осталась одна с Володей[150] (за столом).
После 3-ех или более минутного молчания он начал изрекать такие фразы: «Все люди — пошляки. Они показывают свои козыри, а когда с ними знакомишься ближе, то видишь одну пошлость, самую низкую»… «Вы думаете, что Вы живете праздником? Вы очень ошибаетесь! Вы живете самыми пошлыми буднями. У каждого мастерового есть свой праздник, один раз в неделю, а у Вас нет»… «Да, все люди — пошлые. Я не знаю ни одного человека без пошлой подкладки. И эта подкладка — главное. И Вы ее увидите»…
И так далее!
Пришла Л. А. и разговор прекратился.
Потом, уже в передней, пошел дальше.
— «Да, вот я Вам скажу, Мар Ив, у Вас нет ничего человеческого. У Вас внутри пустота, Вы одна инструментальность. И все Ваши стихи — одна инструментальность».
(Так как приходил мой бывший директор гимназии, мне, чтобы не видеться с ним, пришлось зайти к Володе в комнату, где разговор продолжался).
— «Вы еще не дошли до человеческого. Я ведь прекрасно знаю Вашу жизнь».
— «Вы знаете?»
— «Да, я. Вы можете не соглашаться, но это так. Даже если Вы мне расскажете целый ряд фактов, я останусь при своем мнении. Вы не знаете человеческой души, вообще — Вы не человек».
— «Что же такое эта человечность?»
— «Это невозможно объяснить».
— «Ну, жалость? Любовь?»
— «Да, пожалуй, — вообще этого нельзя объяснить. Вы вот говорите, что у Вас есть друзья. Но они дружны с Вами только из выгоды. Все люди таковы! И Вы лично для них совершенно не интересны. Вы в жизни не пережили еще ни одного глубокого чувства и м б никогда не переживете. Вообще, у Вас нет ничего общего с Вашими стихами».
— «Слушайте, я не хочу продолжать этого разговора. Мы чужие. Такой разговор для меня оскорбителен, с другим я давно бы его прекратила. И вообще я бы больше не хотела с Вами разговаривать».
— «И я вышел к Вам только по настоянию Лидии Алекс и вообще не хотел бы Вас видеть в своем доме.»
— «То есть где?»
Он делает жест вокруг себя. Я поняла — кабинет.
— «Квартира Лидии Алекс — это мой дом.»
— «Я прихожу не в Ваш дом, я прихожу к Л А.»
— «Дом Л А — мой дом. И я Вас попрошу никогда больше сюда не являться».
— «А я очень жалею, что здесь нет со мной моего мужа, чтобы дать Вам по Вашей маленькой хамской физиономии».
— «Смотрите, как бы Вы сами не получили!»
Он отворяет мне дверь.
— «Позвольте мне Вам открыть дверь».
— «А мне позвольте последний раз сказать Вам „хам“!»
— «До свидания!»
Вот!
Сереже я, конечно, ничего не пишу об этом.
Интересно, что я в течение всего разговора была на редкость мягка из-за Л А, всё больше молчала.
Насчет Али: она должна кушать через 3 часа: сначала кашу, а потом кормиться (за раз), — только перед сном не надо каши. Спать ей надо между семью и восемью и днем, когда захочет. С Грушей будьте построже, ничего не спускайте. Я сегодня ей написала с приказанием Вас беспрекословно слушаться. Делайте всё по своему усмотрению, посылайте Грушу с Алей на море, когда тепло, — всё, кк найдете нужным. Только непременно купайте Алю по 10 мин. Часы у Петра Николаевича.
Когда у Али нет кашля, ни жара, ее всегда можно купать, несмотря на расстройство желудка. Т, когда понадобится, надо мерять под мышкой 15 мин. Груша знает, кк. Всего лучшего, привет всем.
мэ
Не позволяйте Груше уходить с Алей, не спросив у Вас.
Спасибо за письмо.
Принята: 31 августа 1913
Вчера 30-го час три четверти дня папа скончался разрыв сердца завтра похороны целую — Марина[151]
Москва, 3-го сент 1913 г., вторник
Милая Лиля,
Спасибо за письма и открытки. Могу Вас (и себя!) обрадовать: везу une bo
У меня в голове тупая пустота и в сердце одно желание — скорей уезжать.
Всего лучшего. Ne dites rien à la nourrice.[154]
МЭ
Сейчас иду покупать Але башмачки и чулки. Ася сшила ей теплое платьице и шьет пальто.
Феодосия, 19-го октября 1913 г., пятница
Милая Лилися,
Сегодня я ночевала одна с Алей, — идеальная няня ушла домой. Аля была мила и спала до семи, я до десяти. (!!!) Сегодня чудный летний синий день: на столе играют солнечные пятна, в окне качается красно-желтый виноград. Сейчас Аля спит и всхлипывает во сне, она так и рвется ко мне с рук идеальной няни. Умилитесь надо мной: я несколько раз заставляла ее говорить: «Лиля»! В 2 ч. поедем с П Николаевичем> искать квартиру.[155]
149
Сын Л. А. Тамбурер от первого брака, (р. ок. 1896 г.).
150
Владимир Аввакумович Павлушков (1883–1920) — врач, племянник Л. А. Тамбурер, ее второй муж.
151
Иван Владимирович Цветаев (1847–1913) — историк искусства, профессор Московского университета, основатель Музея имени императора Александра III в Москве, отец М. И. Цветаевой.
152
Няню, очень славную. Ей 22 года и в течение трех лет она служила горничной, кухаркой и няней пятерых детей. И всё это за 8 рублей! (фр.)
153
Т. е. А. И. Цветаева.
154
Кормилице ничего не говорите (фр.)
155
П. Н. Лампси