Страница 29 из 37
Марк Твен писал: “Есть лишь один эксперт, обладающий квалификацией, достаточной для постижения души и жизни народа и адекватного ее воспроизведения — национальный романист”. И вот крупнейший из американских романистов, Уильям Фолкнер, произносит в статье “О частной жизни” (статье с выразительным подзаголовком “Американская мечта: что с ней произошло?”) такие слова об Америке:
“…корни самой болезни простираются далеко вглубь. Они тянутся к тому моменту нашей истории, когда мы решили, что старые моральные истины… устарели и должны быть отброшены. /…/ Мы не упразднили истину: даже мы не способны были сделать этого. Просто она отказалась от нас, повернулась к нам спиной… Американское небо, бывшее некогда бездонным царством свободы, американский воздух, напоенный некогда живым дыханием независимости, превратились теперь в гигантскую замкнутую атмосферу, подавляющую и то и другое; лишающую человека человеческой индивидуальности, лишающую (следующий шаг) его последнего прибежища — частной жизни, без которой человек не может существовать как личность”.
Вспоминается один из героев Фолкнера: Флем Сноупс, американец до мозга костей, тот, который подмял под себя весь округ Джефферсон и был, в конце концов, убит своим братом Минком — тот Флем Сноупс, который проводил дни в “жевании пустоты”.
В саге о Сноупсах есть курсивом выделенный эпизод, где Флем встречается с самим Князем Тьмы. Когда герой, явившийся перед престолом дьявола, просит показать ему его душу — ту, которую он заложил, — все силы Ада, брошенные на срочные поиски, не могут найти ничего, кроме следа от высохшего плевка в ящике письменного стола. Сам Князь Тьмы оказался обманут — рыча и царапая плиты когтями, он корчится на полу, в ногах Флема, — а наш герой, невозмутимо продолжая жевать, занимает его, дьявола, тронное место…
Вот, стало быть, какие блестящие перспективы имеет стремление к пустоте! Надо ясно себе уяснить: глубинная, онтологическая сущность американского образа жизни состоит в опустошении человека, отказе от метафизических “вертикалей”, в снятии бремени жизни — и, таким образом, в расширении небытия. Люди, подпавшие — вольно или невольно, сознательно или бессознательно — под соблазн “облегчения”,
— значит лишить человека его человечности, порвать его связь с бытием.
Сладкий яд пустоты, увы, так привлекателен — падать легче, чем подниматься, — что почти невозможно выстоять против этих соблазнов. Свести сущности к видимостям, заменить напряженно-глубокую жизнь ее плоским подобием, превратить мир в карнавал разноцветных поверхностей — это очень заманчиво, это легко и приятно, и это не требует боли, трагизма и подвига. И если нас ждет конец света — он,
похоже, настанет не так, как описывал автор Апокалипсиса. Судя по тому, куда устремилось большинство человечества, нам не понадобится ни ядерных взрывов, ни экологических катастроф, ни каких-то чудовищных гладов и моров. Апокалипсис “по-американски” произойдет незаметно и очень комфортно: никто даже и не заметит, что наступил конец света. Просто-напросто люди откажутся от тяжелой и неприятной обязанности быть людьми. Пустота виртуального иллюзорного мира, соблазнив, отодвинет нас от бытия. Прилипнув к экранам компьютеров, люди будут жевать пустоту до тех пор, пока она, пустота, не вытеснит все, чем был жив человек. Наступит апофеоз пустоты — и сам Князь Тьмы будет тогда посрамлен и обманут, ибо исчезнет товар, о котором он так хлопотал…
Каждый из нас “американец” — когда он поддается соблазну небытия. Это проявляется даже и в мелочах. Всегда, когда ищем не жизни, не радости, а телесного удовольствия или комфорта — мы незаметно слабеем и растворяемся в пустоте.
Но с небытийною пустотой невозможно бороться в прямом смысле слова. Любое общение с ней придает пустоте сил — как бы вливает энергию бытия в небытийные жилы. Это как лить воду в песок: вода быстро иссякнет, но никогда не насытит бездонной и алчной пустыни. Напрямую бороться с “американским” нельзя: никакой Георгий-победоносец не сможет проткнуть копьем пустоту, не сумеет отсечь голову иллюзорному компьютерному дракону. “Американское” как великий метафизический “минус” в обычном-то смысле непобедимо — хотя и угроза, от него исходящая, есть, может быть, величайшая из угроз, что стоит перед нами.
Спасение — только в приросте любви, в укреплении ткани реального, укорененного в Истине бытия. Пустота не разрушается, но она з а п о л н я е т с я: Богом, жизнью, любовью.
Давайте же осознаем, что мы, русские, в экономическом смысле проигравший и нищий народ — в смысле метафизическом несравненно богаче Америки. Неизбывная, на роду нам начертанная трагичность нашего национального бытия доселе не позволяет нам сделаться плоскими. В этом, конечно же, Промысел Божий, и в этом великая наша — и целого мира! — надежда. Доколе на поприще жизни страдает и борется — может, физически даже и погибает, — хотя бы один в полном смысле глубокий, с живою душою, народ — Божье дело еще не проиграно. Доколе мы можем любить и дарить свою любовь миру — мир не остынет, согреется в этих лучах.
Мы поможем спастись и Америке — если она сохранит человеческий интерес к бытию, волю к жизни. Мы, повторяю, богаче, сильнее ее — ибо мы ее все-таки любим. Думаю, каждое русское сердце со мной согласится: мы чувствуем как бы сродство с ее ширью и волей, с тем духом свободы и силы,
и веры в достоинство человека, что некогда наполнял, от океана до океана, просторы великой страны — да и сейчас, может быть, не вполне еще выветрился. Нам не может быть чужд и постыл тот народ, что родил великую литературу — которую мы, в глубине наших душ, признаем как бы кровно своей, человеческой, русской…
И в этой любви, в ее свете — спасенье Америки, нас и всего человечества.