Сердце моё

Homeless

Валерия:

Мои ноги уже отказываются слушаться, ступни просто горят от беготни, а сердце стучит где-то в горле. Нестерпимо хочется пить, но денег нет ни цента. Оглядывая бездомных, которых тут оказалось немалое количество, я даже позволяю себе грешную мысль- а не присоединиться ли? Сесть рядом с корявой табличкой, где написано все то же " I need help"? Технически, я ведь теперь тоже- одна из них. Впрочем, и раньше у меня не было дома- тюрьма. Чужой дом, что превращен для меня в личную тюрьму.

Но от этой мысли я лишь отмахиваюсь - и нечем написать, и не на чем, и не смогу физически, не зная языка, а если обратиться к новоиспеченным коллегам- ещё чего доброго побьют, и будут правы.

Уставшая, измученная, я тяжело опускаюсь на асфальт позади мусорных баков в одном из переулков, переводя дыхание. Так, и что же мне делать дальше? Сейчас, когда первый прилив эйфории спал, стало немного страшно- куда идти? Что делать? Одна, в чужой стране, без копейки или цента денег. Без знания языка.

Идти в какое-то подобие ночлежки? Там, думается, ещё опасней, чем на улицах. В полицию? Да, мысль хорошая, но нужно собраться с силами, решить, что говорить. Просить защиты? А мне ее предоставят? По сути, что я знаю? Какими доказательствами располагаю?

****

Наступает ночь. Ещё немного я слоняюсь по уже почти безлюдным улицам, шарахаясь то от гудков автомобилей, что проезжают мимо, то- от громких криков из-за разборок местных бездомных. Преодолев стыд и брезгливость, в одном кафе быстрого питания я краду со столика большой бумажный стакан с остатками колы внутри, допив их словно манну небесную.

На улице стало холоднее, я зябко кутаюсь в кофту, но согреться не могу. Хочется есть, спать, хотелось в тепло. Слезы стыда и жалости к себе текут по щекам- а каково бездомным переносить это изо дня в день? Когда нам хорошо, мы жалеем лишь себя, по мелочам, даже и не думая об остальных, каково им. Теперь я понимаю, какими подчас надуманными бывают проблемы, когда есть, что есть, где провести ночь.

Мне сигналит мимо проезжающая машина. Остановившись, водитель приспускает окно, окидывая меня мерзким сальным взглядом. И что-то быстро начинает говорить. После, увидев, что я его не понимаю, ещё больше загорается интересом. Вытащив откуда-то сбоку деньги, он начинает помахивать ими в воздухе, кивая на место рядом с собой. И тут до меня, уже измученной и поэтому долго соображающей, доходит, за кого меня приняли. От испуга, смешанного с возмущением, я даже слова сказать не могу ( нет, конечно, здесь и отсутствие знания языка первостепенно )- лишь разворачиваюсь, и бегу вперед, петляя на маленьких улицах, а вслед мне несутся его крики.

Найдя более-менее тихую улочку, где изредка слышался лишь звон посуды или звуки телевизора из окон на верхних этажах, я забиваюсь в самый дальний, самый темный угол. Прислонившись к стене, я пытаюсь отдышаться и расслабиться. Тут же вспоминаю, что сердце может не выдержать такой нагрузки, мне нельзя нервничать. И горький смешок срывается с губ - да у меня теперь вся жизнь похожа на безумный полудетектив- полуфильм ужасов. Попробуй тут не волноваться.

Желудок бунтует, скручиваясь в голодных спазмах, тело ноет, требуя удобной мягкой поверхности, а не холодного асфальта и каменной стены. Глаза слипаются, но уснуть попросту страшно. Я вообще очень боюсь Нью -Йорка. Нет, не того яркого, насыщенного неоновыми вывесками, желтыми такси и морем людей, спешащим по своим делам. Того, что предстает передо мной ночью- грязь, мусор на улицах, множество людей в совершенно невменяемом состоянии, бездомных, что катят тележки с нехитрым скарбом или роются в больших мусорных баках, громко переругиваясь. Страх, что они сейчас выберут объектом для исследования баки в начале переулка, в котором сижу я, не отпускает до самого утра. Я то и дело то погружаюсь в короткий тяжёлый сон, то просыпаюсь в ужасе, стараясь понять, откуда доносятся голоса. Вдруг кто-то уже рядом со мной.

Наутро, едва рассвело, я просыпаюсь от невероятного, насыщенного аромата кофе. Все бы отдала хоть за один глоток - скорее всего, это кафе и другие заведения открываются, начиная готовить для ранних гостей этот поистине божественный напиток.

Сглотнув сухую слюну, встаю на ноги. Нужно идти. Куда? Может, в какой-то фонд обратиться? Жертвам насилия или тем, кто хочет спрятаться от него. Конечно, вероятность, что мне помогут, весьма маленькая- не местная, без дополнительного повода для сочувствия и помощи ( маленького ребенка, например или тяжёлых увечий), с весьма сомнительной историей, вызывающей кучу вопросов. А в полицию обращаться за ночь я передумала- вдруг по всем отделениям я уже прохожу в сводках как буйнопомешанная жена русского богатея? Невольно смешок вырывается из моей груди- когда мы смотрим фильмы или читаем книги, то не верим, с какой лёгкостью при желании можно разрушить жизнь человека. Думаем:" Да почему вот тут героиня не обратилась в полицию? Да что за бред- я бы на месте героя уже бежал в посольство", не разделяя и сотой доли вероятности правдоподобности таких историй. А теперь я вижу это сама, ощущаю. Действительно, обложили со всех сторон. На работу меня никто не возьмёт - я без единого документа, не пойми кто, не пойми, чего умею. Если я сама не помню о себе практически ничего. Отсутствие знания языка ещё как дополнительный барьер.

Почти добрую половину дня я скитаюсь по городу. Серая, незаметная тень в суете людей и автомобилей, мелькавших мимо. Первое время, едва завидев машину полиции, я тут же бросалась в какой-нибудь спасительный переулок. Но потом, увидев, что они, мазнув по мне весьма равнодушными взглядами, отворачиваются, почти перестала пугаться, прогуливаясь едва ли не рядом с ними. В паре кафе, вызвав неприязненные взгляды официантов, я, осмелев, собираю со столов недоенную еду. В одном из кафе пришлось бросить все, едва увидела, что ко мне направляется грозного вида охранник . А за его широкой спиной маячит невольное лицо официанта, позвавшего его.

***

Спустя несколько дней я становлюсь настоящей бездомной. Я уже в курсе, что нахожусь на острове Манхэттен. Знаю, куда можно приходить, чтобы тебя накормили горячей едой. Стою с остальными бездомными в длинной очереди и ожидаю, пока приедет заветный фургончик с питанием и медикаментами. Два раза я уже получала вещи от волонтеров, что объезжали районы, помогая бродягам. К моему удивлению, вещи в большинстве оказались новыми, с бирками. Но на все расспросы или явное желание помочь , я разворачиваюсь и ухожу. Мне страшно. Страшно, что меня найдут. И мой личный кошмар продолжится, окончившись смертью.

Я знаю, что мне нужно что-то делать, понимаю, что каждый день, проводимый мной вот так, на улице, толкает меня вниз. Заставляет опускаться ниже, и ниже... Но словно какой-то внутренний стопор не позволяет мне сделать хоть что-нибудь, чтобы закончить это унылое существование. Здесь, хоть и ужасно, но известно, что будет дальше. Каждый день- бесцельно слоняться по городу, выискивать пищу и присматривать новое место для ночлега, особенно отмечая, не занято ли оно уже кем-либо из других бездомных. Я даже смогла подружиться ( если просто жесты, кивки и улыбки при встрече можно назвать дружбой) с другой бездомной, женщиной лет сорока. Сарой. Она пару раз занимала для меня место в очереди за едой, во все горло крича ' come here! Come here, girl!', едва завидев меня, плетующуюся к фургончику в конце очереди. Мы не спрашивали ничего друг у друга не только в силу отсутствия понимания - здесь это было не принято, скорее всего. Да и истории как тот или иной человек оказался на улице , хоть и были разными, но неизменно печальными. Вряд ли кому-то захочется вспоминать их вновь, мучая себя.