Заклинатель

Внизу, на высоте примерно пятисот футов, над зеленой гладью реки парили птицы с черными спинками, он никак не мог определить их породу. И тут до Тома внезапно дошло: он не может без Энни существовать. Теперь он понял, что много лет назад пережила Рейчел. Тогда ему нечем было ответить ей. Ни одна женщина не вызывала у него таких чувств. И вот теперь он узнал, что это такое. До встречи с Энни он был цельным человеком, а сейчас – нет. Как будто она, прикоснувшись той ночью к его губам, унесла с собой часть его души, без которой он не мог жить.

Что ж, оно и к лучшему. Энни была благодарна Тому – во всяком случае, так ей казалось, – за то, что он оказался сильнее ее.

После отъезда Тома она взяла себя в руки и составила план занятий на текущий день и на все последующие. Надо постараться использовать время с умом. Позвонить наконец всем друзьям, проявившим к ней в эти дни участие, связаться с юристом и обсудить разные вопросы, связанные с увольнением, – словом, привести в порядок дела, запущенные на прошлой неделе. На отдых времени тоже хватит – она сможет гулять, ездить верхом, читать, может, даже начнет что-нибудь писать – правда, никаких идей у нее пока не было. И ко времени возвращения Грейс она, возможно, уже успокоится и остудит свой рассудок, а если повезет, и сердце.

Но все оказалось не так просто.

Солнце разогнало утреннюю хмурь – день обещал быть таким же теплым и ясным, как и предыдущий. Но как Энни ни хотела порадоваться его теплу, ничего не получалось. Она машинально делала все намеченное, а в душе царила равнодушная холодная пустота.

Около семи часов вечера Энни наполнила бокал вином и поставила на край ванны, а сама забралась в теплую воду, чтобы освежиться и помыть голову. По приемнику она поймала какое-то произведение Моцарта – несмотря на треск и прочие помехи, музыка немного ослабила нахлынувшее на нее чувство невыносимого одиночества. Чтобы взбодрить себя, Энни надела свое любимое платье – черное, с маленькими розовыми цветочками.

Солнце уже опускалось за горы, когда Энни, забравшись в «Лариат», поехала кормить собак. Те мигом окружили ее, возникнув словно ниоткуда, и следовали за ней до самой конюшни, где им оставили еду.

Она уже наполнила миски, когда послышался шум автомобиля, – Энни удивило, что собаки не обратили на него никакого внимания. Поставив перед ними еду, Энни вышла наружу.

Она увидела Тома на миг раньше, чем он ее.

Он стоял рядом с «Шевроле». Дверцы машины были распахнуты, и свет фар бил вперед, оттесняя сумерки. Услышав ее шаги, Том обернулся. Он опять снял шляпу, но на этот раз не мял ее нервно в руках, как сегодня утром. Лицо его было очень серьезным. Они стояли совершенно неподвижно, ярдах в пяти друг от друга, никто из них не осмеливался заговорить.

– Я решил… – Он нервно сглотнул. – Я решил, что мне лучше вернуться.

Энни кивнула и еле слышно пролепетала:

– Понимаю. – Она хотела сделать шаг навстречу ему, но ноги словно приросли к земле. Он это понял и, положив шляпу на капот машины, сам направился к ней. Видя, как Том приближается, Энни вдруг испугалась, что все, так долго копившееся в ней, может внезапно выплеснуться наружу, и этот могучий поток смоет ее, прежде чем он успеет подойти. Чтобы этого не случилось, Энни в страхе выбросила вперед руки; Том поспешил войти в их кольцо и крепко обнял ее – и только теперь она поняла, что спасена.

Дрожь била Энни, все тело сотрясали рыдания, и Том, желая унять эту дрожь, прижал ее к себе еще сильнее, а найдя ее лицо, ощутил на своей щеке влагу от слез и поспешил осушить их поцелуем. Постепенно дрожь унялась, и тогда Энни, скользнув влажной щекой по лицу Тома, нашла его губы.

Он целовал ее так же, как и тогда в горах, только еще более страстно, и оба поняли, что на этот раз пути назад нет. Том бережно обхватил щеки Энни ладонями, осыпая ее лицо поцелуями, а ее руки нежно гладили его спину. Какой он был мускулистый, какой худой – она могла бы сосчитать все его ребра… Когда же он провел руками по ее спине, Энни вся затрепетала.

Они слегка отстранились друг от друга, чтобы перевести дыхание, теперь встретились их глаза.

– Я не могу поверить, что ты здесь.

– А я не могу поверить, что уезжал.

Взяв Энни за руку, Том повел ее мимо «Шевроле», который так и остался стоять с распахнутой дверцей; свет его фар мягко сливался с нежными сумерками. Небо над темными горами окрасилось в оранжевый цвет, местами переходящий в карминный и багряный. Энни стояла на крыльце, ожидая, когда Том отопрет дверь.

Ведя ее за руку через гостиную, он не включил свет. Деревянный пол поскрипывал под их ногами, эти звуки эхом разносились по опустевшему дому, а со стен на них строго смотрели портреты.

Поднимаясь по лестнице, она так изнемогала от желания, что у нее кружилась голова. Проходя по коридору мимо открытых дверей, Энни видела разбросанные вещи и игрушки – словно на покинутом корабле. Его комната была также открыта; остановившись на пороге, Том пропустил ее вперед и закрыл дверь.

Комната была очень просторной и полупустой – Энни представляла ее совсем не такой, когда смотрела вечерами на его окно. Теперь из того же окна она видела речной домик, четко вырисовывавшийся на предвечернем багряном небе.

Том снова притянул ее к себе и поцеловал. Затем, не говоря ни слова, стал расстегивать длинный ряд пуговичек на лифе платья. Энни смотрела на его руки и на его лицо: между бровями у него пролегла сосредоточенная морщинка. Том поднял глаза, увидел, что она смотрит на него, но не улыбнулся, а только продолжал все так же глядеть, не прекращая возиться с пуговицами. Наконец платье распахнулось, и руки Тома коснулись ее кожи – Энни чуть не задохнулась. Обняв ее за талию, Том наклонился и нежно поцеловал в грудь.

Откинувшись назад, Энни закрыла глаза, забыв обо всем на свете, кроме этих мгновений. Остановилось время, пространство сократилось до размеров этой комнаты, и никого в этом мире сейчас не существовало, кроме их двоих. И неважно, как долго они будут вместе, и не надо думать, плохо это или хорошо. Потому что их потребность друг в друге была так сильна, что все остальное не имело значения.