Заклинатель

Когда вернулись на ранчо, Грейс снова села на Гонзо – только теперь она гарцевала на большом манеже, не таясь от посторонних глаз. Она пустила коня шагом, а потом, по совету Тома, перешла на рысь. Сначала девочка держалась напряженно, но потом вошла во вкус и расслабилась, и тогда Тому стало видно, какая она способная наездница. Он подсказал ей, как лучше держать ногу, и, убедившись, что все идет нормально, велел перейти на галоп.

– На галоп?

– А что тут такого?

Грейс послушалась, и опять все вышло очень хорошо; бедра девочки не были напряжены – она двигалась в одном ритме с конем, и лицо ее светилось улыбкой.

– Может, ей стоит надеть шлем? – тихо спросила Энни.

– Нет, не надо, – ответил Том, – она ведь не собирается падать. – Том понимал, что предложение Энни весьма разумно. Но она тут же замолчала, целиком ему доверившись.

Грейс постепенно снизила скорость и мягко остановила Гонзо – все радостно ей зааплодировали. Малыш Гонзо держался очень гордо, словно выиграл главные скачки в Кентукки. А Грейс сияла и светилась как солнышко. Это было так здорово…

Когда ветеринар наконец уехал, Том принял душ, надел чистую рубашку и поехал на ранчо Хэнка. Дождь лил как из ведра, «дворники» не справлялись с нагрузкой, и Тому приходилось чуть ли не вминаться лицом в ветровое стекло, чтобы разглядеть дорогу и не угодить в яму с водой. У дома Хэнка было уже полно автомобилей, и Тому пришлось оставить свою машину прямо на дороге. Не догадайся он захватить с собой плащ – вымок бы до нитки.

При входе в длинную конюшню его встретил сам хозяин уже с пивом в руках. Увидев надпись на футболке Хэнка, Том рассмеялся. Снимая плащ, искал глазами Энни. Просторная конюшня была все же тесновата для всех набившихся сюда. Звучала музыка, почти неслышная из-за смеха и гомона. Гости еще ели. Порывы ветра приносили со двора через открытые двери дым от загасшего костра. Ели стоя: принесенные с улицы столы были еще мокрыми.

Болтая с Хэнком и другими мужчинами, Том продолжал шарить глазами по сторонам. Пустое стойло в дальнем конце конюшни отвели под бар, там Том увидел Фрэнка, помогающего у стойки. Старшие дети, в том числе Грейс и Джо, столпились у музыкального центра, обсуждая, решатся ли взрослые выставить себя дураками и танцевать под музыку «Иглз» и «Флитвуд Мэк». Рядом стояла Дайана и отчитывала близнецов: если они будут разбрасывать еду, то немедленно отправятся домой. Том машинально отвечал на несущиеся со всех сторон приветствия, но, по правде говоря, ему был нужен тут лишь один человек… наконец Том увидел ее.

Энни стояла в стороне, держа в руке пустой бокал, и разговаривала со Смоки, только что приехавшим из Нью-Мексико – из последней клиники Тома. Говорил в основном Смоки. Время от времени Энни обводила взглядом помещение, и Том подумал: а что, если она ждет кого-нибудь? А что, если его? Не будь дураком, тут же одернул он себя и пошел взять чего-нибудь пожевать…

…Смоки сразу же понял, кто такая Энни.

– Это вы звонили нам в клинику Марин-Каунти, точно? – спросил он.

Энни улыбнулась.

– Да, я.

– Как же! Помню, он вернулся из Нью-Йорка и сказал, что ничегошеньки с конем сделать нельзя. И вот вы здесь.

– Он передумал.

– Значит, есть шанс. Том никогда не будет делать того, в чем не уверен.

Энни расспрашивала Смоки об их с Томом работе, о клиниках. Было очевидно, что Смоки боготворит своего шефа. Сейчас многие пытаются делать то же, что и Том, но они и в подметки не годятся его шефу. А у Тома божий дар: он спасает лошадей, на которых все давно поставили крест.

– Он кладет на них руки – и все их болезни словно улетучиваются куда-то.

Энни сказала, что с Пилигримом он такого не делал. Значит, конь еще не готов, отвечал Смоки.

– Если все так, как вы говорите, – это просто волшебство, – заметила Энни.

– Нет, мэм. Это больше чем волшебство.

Бог с ним, с названием… Энни и сама чувствовала эти чары. И когда Том работал с лошадьми, и когда они вдвоем совершали прогулки верхом. По правде говоря, она всегда их чувствовала – как только оказывалась с ним рядом.

Это было первое, о чем подумала Энни, проснувшись вчера утром рядом с Грейс, когда первые лучи солнца пробились сквозь выцветшие шторы. Долго лежала она неподвижно, и ровное дыхание дочери словно баюкало ее. Один раз Грейс что-то прошептала, но Энни так и не сумела расшифровать эту весть из далекой страны сна.

А потом… потом она заметила среди сваленных у кровати книг и журналов ту книжку, которую ей дали родственники Лиз Хэммонд: «Путь пилигрима». Сама она ее даже не раскрывала и не знала, что Грейс взяла ее себе. Энни тихонько выбралась из постели и, взяв книгу, уселась с ней у окна, где было посветлее.

Она вспомнила, с каким восхищением слушала в детстве историю героического путешествия в Святой град скромного христианина. Тогда она не замечала никаких аллегорий, теперь же они казались ей слишком назойливыми и неуклюжими. Однако одно место – ближе к концу книги – заставило ее задуматься.

И пригрезилось мне, что пилигримы, пройдя Волшебные Земли, вступили в страну Бюлах, где воздух сладок и приятен. Путь их лежал прямо через эту страну, и там они наконец успокоились и обрели равновесие духа, слыша дивное пение птиц и крики черепах и радуясь цветам, распускающимся каждое утро. В этой стране солнце светит днем и ночью, а лежит она за Долиной, и нет в нее доступа Великому Отчаянию, и Замок Сомнения нельзя видеть отсюда. Святой град – цель их паломничества – был совсем рядом, и они уже встречали обитателей Града сего на пути своем. Сияющие лики их можно часто видеть в этой земле, граничащей с Раем.

…Энни прочитала этот отрывок три раза. А потом позвонила Дайане и спросила, нельзя ли им с Грейс поехать с ними в церковь. Этот порыв был столь не характерен для Энни, что она едва над собой не рассмеялась. Впрочем, религия была тут почти ни при чем. Все опять упиралось в Тома Букера.

Энни понимала: к тому, что случилось сегодня ночью, Том имеет прямое отношение. Это он приоткрыл завесу, разделявшую Энни и Грейс, это он помог им заново обрести друг друга. «Не давайте ей оттолкнуть себя». – И она послушалась его. Своим посещением церкви она как бы поблагодарила Тома… Грейс подтрунивала над матерью, выясняя, сколько лет та не ступала в храм Божий, но делала это любя и с готовностью согласилась сопровождать Энни.